Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Тот видел чертог, где берестяный Спас

Лобзает шафранного Браму,

Где бабья слезинка, созвездием став,

В Медину ведет караваны,

И солнце Таити — суропный калач

40 Почило на пудожском блюде!

Запечную сказку, тресковую рябь,

Луну в толоконном лукошке,

У парня в серьге талисманный Памир,

В лучине — кометное пламя,

Тюрбан Магомета в стар^шьем чепце,

Карнак — в черемисской божнице,—

Всё ведает сердце, и глаз-изумруд

В зеленые неводы ловит!

Улов непомерный на строчек шесты

50 Развесила пестунья-память:

Зубатку с кораллом, с дельфином треску,

Архангельский говор с халдейским...

Глядь, вышла поэма — ферганский базар

Под сенью карельских погостов!

Пиджачный читатель скупает товар,

Амбары рассудка бездонны,

И звездною тайну страницей зовет,

Стихами — жрецов гороскопы.

Ему невдомек, что мой глаз-изумруд —

60 Зеленое пастбище жизни!

<1921>

420

На помин олбнецким бабам

Воскуряю кедровый стих...

Я под огненным баобабом

Мозг ковриги и звезд постиг.

Есть Звезда Квашни и Сусека,

Материнской пазушной мглы...

У пиджачного человека

Не гнездятся в сердце орлы.

За резцами не вязнут перья

Пеклеванных драчливый стай...

Не магнит, а стряпка-Лукерья

Указует дорогу в рай.

Там сосцы тишины и крынки

С песенным молоком...

Не поэты ли сиротинки,

Позабывшие Отчий дом?

Не по ним ли хнычет мутовка,

Захлебываясь в дрожжах?..

Как словесная бронза ковка

Шепелявой прозе на страх!

Раздышалась мякишем книга,

Буква «ша» — закваска в пере,

И Казбеком блещет коврига

Каравану пестрых тире.

<1921>

421

«Тридцать три года, тридцать три», —

Это дудка няни-зари,

Моей старой подруги...

Первый седой волос

И морщинок легкие дуги —

Знак, что и в мою волость

Приплетутся гости-недуги:

Лихорадка — поджарая баба,

Костолом — сутулый бродяга...

Ю В тени стиха-баобаба

Залегла удавом бумага.

Под чернильным солнцем услада

Переваривать антилопу-чувства...

Баобабы — пасынки сада

Неувядаемого искусства.

В их душе притаились пумы,

Каннибалов жадный поселок,

Где треплются скальпы-думы

У божничных свирепых полок,

20 Где возмездие варит травы

Напитывать стрелы ядом,

И любовь — мальчонка чернявый

С персиковым сладким задом.

В тридцать три года норов

Лобызать, как себя, мальчонка...

Отныне женщине боров

Подарит дитя-свинёнка,

И не надобна пупорезка

Полосатой тигровой самке...

30 Песнословного перелеска

Не ищите в славянской камке:

Питомец деда-Онега

Отведал Львиного Хлеба!

Прощайте, изба, телега —

Моя родная потреба!

Лечу на крыльях самума —

Коршуна, чье яйцо Россия,

В персты арабского Юма,

В огни и флейты степные!

40 Свалю у ворот Судана

Вязанку стихов овинных...

Олбнецкого баяна

Возлюбят в шатрах пустынных,

И девушки-бедуинки

В «Песнослов» окунут кувшины...

Не ищите меня на рынке,

Где ярятся бесы-машины,

Где, оскаля шрифтные зубы,

Взвизгивает газета!..

50 В зрачках чернокожей любы

Заплещет душа поэта,

И заплачут шишками сосны

Над моей пропащей могилой...

Тридцать третий год високосный

Вздувает ночи ветрило.

Здравствуй, шкипер из преисподней!

Я — кит с гарпуном в ласту,

Зову на пир новогодний

Дьяволицу-красоту!

60 Нам любо сосать в обнимку

Прогорклый собственный хвост,

Пока и нашу заимку

Хлестнет пургою погост.

Март—апрель 1921

422

Сергею Есенину

В степи чумацкая зола —

Твой стих, гордынею остужен!

Из мыловарного котла

Тебе не выловить жемчужин.

И груз «Кобыльих кораблей» —

Обломки рифм, хромые стопы.

Не с коловратовых полей

В твоем венке гелиотропы, —

Их поливал Мариенгоф

Кофейной гущей с никотином...

От оклеветанных голгоф —

Тропа к иудиным осинам.