Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
С овином, где дед Велес,
Закатиться красной ватагой
В безвестье чужих небес.
Прозвенеть тальянкой в Сиаме,
Подивить трепаком Каир,
В расписном бизоньем вигваме
Новоладожский править пир.
Угостить раджу солодягой,
Баядерку сладким рожком!..
Как с Россией, простясь с бумагой,
Киммерийским журчу стихом.
И
Из угла на словесный пляс...
С окровавленною отчизной
Не печалит разлука нас.
И когда зазвенит на Чили
Керженский самовар,
Серафим на моей могиле
Вострубит, светел и яр.
И взлетит душа Алконостом
В голубую млечную медь,
Над родным плакучим погостом
Избяные крюки допеть!
<1921>
403
У соседа дочурка с косичкой —
Голубенький цветик подснежный...
Громыхает, влекомо привычкой,
Перо, словно кузов тележный.
На пути колеи, ухабы,
Недозвучья — коровьи мухи.
Стихотворные дали рябы
И гнусавы рифмы-старухи.
Ах, усладней бы цветик-дочка,
Жена в родильных веснушках!..
Свернулась гадюкою точка,
Ни зги в построчных макушках.
Громыхает перо-телега
По буквам — тряским ухабам...
Медвежья хвойная нега —
Внимать заонежским бабам.
В них вече и Вольгова домбра,
Теремов слюдяные потемки...
Щекочет бесенок ребра
У соседа — рыжего Фомки.
Оттого и дочка с косичкой,
Перина, жена в веснушках...
Принижен гения кличкой,
Я — крот в певучих гнилушках.
<1921>
404
Зурна на зырянской свадьбе,
В братине знойный чихирь,
У медведя в хвойной усадьбе
Гомонит кукуший Псалтырь:
«Борони, Иван Волосатый,
Берестяный Семиглаз...»
Туркестан караваном ваты
Посетил глухой Арзамас.
У кобылы первенец — зебу,
На задворках — пальмовый гул,
И от гумен к новому хлебу
Ветерок шафранный пахнул.
Замесит Орина ковригу —
Квашня семнадцатый год...
По малину колдунью-книгу
Залучил корявый Федот.
Быть
приплоду нутром в Микулу,Речью в струны, лицом в зарю...
Всеплеменному внемля гулу,
Я поддонный напев творю.
И ветвятся стихи-кораллы,
Неявленные острова,
Где грядущие Калевалы
Буревые пожнут слова,
Где совьют родимые гнезда
Фламинго и журавли...
Как зерно залягу в борозды
Новобрачной, жадной земли!
<1921>
405
В шестнадцать — кудри да посиделки,
А в двадцать — первенец, молодица, —
Это русские красные горелки,
Неопалимая Феникс-птица.
Под тридцать — кафтан степенный,
Пробор, как у Мокрого Спаса, —
Это цвет живой, многоценный,
С луговин певца-Китовраса.
Золотые столбы России,
Китоврас, коврига и печь,
Вам в пески и устья чужие
Привелось, как Волге, истечь!
Но мерцает в моих страницах
Пеклеванных созвездий свет.
Голосят газеты в столицах,
Что явился двуглаз-поэт.
Обливаясь кровавым потом,
Я несу стихотворный крест
К изумрудным лунным воротам,
Где напевы, как сонм невест.
Будет встреча хлебного слова
С ассирийской флейтой-змеей,
И Великий Сфинкс, как корова,
На Сахару прольет удой.
Из молочных хлябей, как озимь,
Избяные взойдут коньки,
Засвирелит блеянием козьим
Китоврас у райской реки.
И под огненным баобабом
Закудахчет павлин-изба!..
На помин олбнецким бабам
Эта тигровая резьба.
<1921>
406
Осыпалась избяная сказка —
Шатер под смоковницей сусальной,
На затерянном судне полярная Пасха,
Путешествие по Библии при свечке сальной!
Пересохли подлавочные хляби,
И кит-тишина с гарпуном в ласту...
В узорной каргопольской бабе
Провижу богов красоту —
Глядь, баба в парижской тальме,
Напудрен лопарский нос!..
Примерещился нильской пальме
Сельдяной холмогорский обоз.