Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

39

8Арский, Аксён Ачкасов —

Чужие далекие слова.

Отчего же, как в пестрых Яссах,

Кружится голова?

Не розы ль в голодной книжке,

В ощеренных волчьих стихах?

Не останется сердце в излишке

От сеющих язвы и страх.

Это ран дурманящий запах,

Браунинговый смертный след,

В росомашьих неслышных лапах

Убаюкан рабочий поэт.

Баю-бай! Вместо речки — уголь,

Купоросные берега!..

Эй, петля затянута ль туго

На шее у музы-врага?

Эй, заплечный рогатый мастер,

Готовь для искусства дыбу!

Стальноклювым вороном Гастев

Взгромоздился на древо-судьбу,

Клюет лучезарные дули:

Ухо Скрябина, тютчевский глаз...

В голубом васильковом июле

Свершится мужицкий сказ:

Городские злые задворки

Заметелят убийства след,

По голгофским русским пригоркам

Зазлатится клюевоцвет.

Выйдет жница в насущное поле

Жаворонком размыкать тоску,

В пестрядинном родном подоле

Быть душе — заревому цветку!

1920 или 1921

399

Суровое булыжное государство:

Глаза — Ладога, Онего сизоводное...

Недосказ — стихотворное коварство,

Чутье следопытное народное.

Нос мужицкий — лось златорогий

На тропе убийства, всеземного кипения...

Проказа — на солнце, лишь изб пироги

Духмяней аравийского курения.

У порога избы моей страж осьмикрылый.

О, поверьте, то не сказка, не слова построчные!

Чу, как совы, рыдают могилы...

Всё цепче, глазастее лучи восточные.

Мир очей, острова из улыбок и горы из слов,

Баобабы, смоковницы, кедры из нот:

Фа и Ля на вершинах, и в мякоть плодов

Ненасытные зубы вонзает народ.

Дарья с Вавилом качают Монблан,

Каменный корень упрям и скрипуч...

Встал Непомерный, звездистый от ран,

К бездне примерить пылающий ключ.

Чу! За божницею рыкают львы,

В старой бадье разыгрались киты...

Ждите обвала — утесной молвы,

Каменных песен из бездн красоты!

Гулы в ковриге... То стадо слонов

Дебри пшеничные топчет пятой...

Ждите самумных арабских стихов,

Пляски смоковниц под ярой луной!

<1921>

400

Псалтырь царя Алексия,

В страницах убрусы, кутья,

Неприкаянная Россия

По уставам бродит кряхтя.

Изодрана душегрейка,

Опальный треплется плат...

Теперь бы в сенцах скамейка,

Рассказы про Китеж-град,

На столе медовые пышки,

За тыном успенский звон...

Зачураться бы от наслышки

Про железный неугомон,

Как в былом, всхрапнуть на лежанке...

Только в ветре порох и гарь...

Не заморскую ль нечисть в баньке

Отмывает тишайший царь?

Не сжигают ли Аввакума

Под вороний несметный грай?..

От Бухар до лопского чума

Полыхает кумачный май.

Заметает яблонным цветом

Душегрейку, постный Псалтырь...

За плакатным советским летом

Расцветают розы, имбирь.

В лучезарье звездного сева,

Как чреватый колос браздам,

Наготою сияет Ева,

Улыбаясь юным мирам.

<1921>

401

Коровы — платиновые зубы,

Оранжевая масть, в мыке валторны,

На птичьем дворе гамаюны, инкубы —

Домашние твари курино-покорны.

Пшеничные рощи, как улей, медовы,

На радио-солнце лелеют стволы.

Глухие преданья про жатву и ловы

В столетиях брезжат, неясно-смуглы.

Двуликие девушки ткут песнопенья,

Уснова — любовь, поцелуи — уток...

Блаженна земля и людские селенья,

Но есть роковое: Начало и Срок.

Но есть роковое: Печаль и Седины,

Плакучие ивы и воронов грай,

Отдайте поэту родные овины,

Где зреет напев — просяной каравай,

Где гречневый дед — золотая улыба,

Словесное жито ссыпает в сусек!..

Трещит ремингтон, что Удрас и Барыба

В кунсткамерной банке почили навек,

Что внук Китовраса в заразной больнице

Гнусавит Ой-ра, вередами цветя...

Чернильный удав на сермяжной странице

Пожрал мое сердце, поэзии мстя.

<1921>

402

Проститься в лаптем-милягой,