Серебро в костях
Шрифт:
— Наверное, мёртвая жрица позвала их к себе, — сказала Нив, когда мы догнали Кайтриону на тропе. Она стояла у края леса, глядя на башню в отдалении. Её древние камни светились в пламени. По ближайшей стене текли длинные красные струи, отражая свет, как шёлк. Туман клубился над милей пути, ведущей к рву. К моему удивлению, подъёмный мост уже был опущен.
Древо Матери казалось более тёмным, чем прежде. Его верхние ветви были покрыты снегом, скрывая остатки зелени.
Шаги Олуэн заскрипели в снегу. Она поравнялась со мной — и замерла. Её дыхание стало прерывистым, белые клубы пара смешивались с туманом.
И ещё что-то. Гораздо хуже.
— Похоже, они начали празднование без нас, — сказала Нив, прищурившись. — Только вот зачем такие красные знамена?..
И тут я поняла.
Кайтриона издала хриплый крик и бросилась вниз по склону к опущенному мосту. Олуэн кинулась следом, спотыкаясь о снег и камни.
Я не могла пошевелиться. Темнота оплела меня, придавив к земле своими ледяными руками, не давая сделать ни шага.
— Это не знамёна, Нив, — прохрипела я. — Это кровь.
Глава 45
Безмолвие мёртвых обладало своей собственной силой — великой и ужасной. Как тёмное стекло, оно поглощало всё, и ничто, даже свет, не возвращалось обратно.
Внутренний двор превратился в поле битвы, арену последнего отчаянного сражения. Теперь туда осмеливались заходить лишь стаи мух да зловонный ветер.
Нижняя часть Древа Матери обуглилась, оставшиеся листья были втоптаны в окровавленный снег. Дери лежал рядом, как куча хвороста, всё ещё вцепившись в массивный ствол. Вокруг, словно смертельный нимб, были раскиданы тела спрайтов.
Всё внутри меня вопило — беги. Но я заставила себя стоять на краю этой бойни. Я заставила себя смотреть.
Видеть всё.
Бетрис — у самых ворот, пала первой, став преградой между монстрами и невинными внутри. Даже в смерти её рука сжимала меч. Рядом Арианвен, её тело прикрывает Лоури. Серен и Рона раскинулись на белых ступенях башни, их руки тянутся друг к другу сквозь хаос. По камням текли реки крови, высохшие и ставшие ржавыми следами.
Этот запах — смерть, разложение — был единственным, что ощущалось по-настоящему. Олуэн бродила среди тел, падая, плача и крича, судорожно проверяя их — жива ли хоть одна душа.
Кайтриона бросилась к башне, карабкаясь через останки всего, что знала и любила. Когда её отчаянные крики эхом разнеслись по двору, я поняла: внутри никто не выжил.
Нив что-то сказала за моей спиной, голос её был срывающимся, но я была эгоисткой. Я думала только об одном. Только об одном имени.
Кабелл.
Мой брат… Он… Это было невозможно.
Всё это. Это не могло быть правдой. Это не было реальным.
Я сорвалась с места и бросилась искать его. Переворачивала тела, раскрывая муки их смертей, изуродованные лица, разорванные и объеденные. Я звала его, кричала, пока не стало невозможно вдохнуть, моля любых богов, если они вообще существуют.
Мёртвые были повсюду. Их ужас, их последние мгновения висели в тумане. Животные были растерзаны в конюшне. Мужчины и женщины — брошены на стены, с переломанными телами и рассечённой кожей. Алед и Дилуин — в саду Олуэн. Ангарад и ещё десятки — на поле во дворе, где пробивались ростки,
омытые кровью.Где Кабелл? Где?
Я рванула в подземелья, к источникам, на тропу под оружейной, пока, наконец, не увидела: дверь на кухню была выломана. И тут в голове всплыл голос Бедивера. Последняя надежда Авалона.
Я перелезла через тела Детей и авалонцев, чтобы попасть внутрь. Шкаф оторвался от стены, его заслоняло тело мужчины. Я выдрала его остатки и спустилась по скользкой от крови лестнице.
Но даже после всего, что я видела… то, что ждало внизу, в фейской тропе, вызвало рвотный спазм.
Грязь поднялась выше моих ботинок — чёрная и вязкая. Руки дрожали так сильно, что я едва не выронила фонарик. Я осветила тела вокруг… или то, что от них осталось.
Кто бы ни оказался здесь, оказался в ловушке. Дверь наверх была заперта. Им некуда было бежать. Их разорвали.
Луч фонаря скользил по бойне, я задерживала дыхание, чтобы не вдыхать густой смрад. Куски знакомой брони Бедивера были разбросаны среди останков. В ледяном воздухе свет упал на кусок изношенной коричневой кожи.
Я увидела, как моя рука тянется вниз, в кровавую жижу, поднимает его. Кусок кожи был размером с ладонь — воротник от куртки. Я перевернула его, и там — детская вышивка, некогда жёлтая, теперь багровая: LAR. Под ней, словно проклятие, — лоскут бледной кожи с татуировкой.
Меня вырвало.
Я задыхалась, выворачивалась, пока не онемели руки, и я не уронила ткань и фонарь.
Тьма поглотила меня. Я не знала, куда идти. Не знала, где выход. Боль раздирала меня пополам, и всё, что я могла — держаться за стену, чтобы не утонуть в том, что осталось от мёртвых.
От Кабелла.
Я плакала. Звук моих рыданий разносился по каменным стенам, всё тело сотрясалось. Всё… всё ради этого. Ради того, кого я любила больше всех в этом мире — чтобы он умер в таком страхе, в такой тьме. Чтобы от него осталась только память. И вот это…
Я не могла найти выход. У меня не было куда идти.
Я осталась. И плакала, пока боль не убила меня.
Пока Нив, наконец, не пришла и не вывела меня наружу.
Глава 46
Я стояла одна на крепостной стене, вглядываясь в тёмный лес. Время словно играло с моим разумом, и здесь, в этом месте почти бесконечной ночи, оно, казалось, переставало иметь значение. Какая-то часть меня надеялась, что если я просто останусь здесь, позволю ледяному ветру делать со мной что угодно, я тоже стану камнем. Тогда не придётся распутывать костёр мыслей в голове или унимать пульсирующую боль в груди.
Глаза слезились от холода, но слёзы не шли. Колодец внутри меня опустел — и до пугающей степени. Когда он наполнился снова, в нём плескался знакомый яд. Капля за каплей, обжигающий — и по праву мой.
Ты сделала это.
Ты привела его сюда, потому что решила, что знаешь лучше.
И всё оказалось напрасным.
Ты получила, что заслужила.
И он умер, ненавидя тебя.
Мой брат — чувствительный, талантливый, блестящий, обаятельный. Лучший не только среди Ларков, но во всех мирах. Авалон принёс ему лишь боль и смерть. Мне никогда не стоило просить его пойти со мной. Мне не стоило искать Нэша.