Сессия в условиях Талига

Жаль, но с другой стороны, не очень-то и хотелось. Надо обсудить с Дэвидом, как найти Рокэ, потому что отыскать шкатулку с письмом Эктора я уже утратил надежду.

– Мы благодарим его высокопреосвященство кардинала Левия, в эти трудные месяцы делавшего все возможное, чтобы защитить наших подданных и восстановить попранную узурпатором справедливость. К несчастью, олларианская церковь до сих пор не оправилась после отъезда его высокопреосвященства кардинала Сильвестра. Мы не видим пока достойной замены этому человеку, отдавшему жизнь Создателю и Талигу. Временно являясь главой олларианской церкви, мы не можем подтвердить полномочия Агния, оставившего своего государя и последовавшего за омерзительными временщиками. Мы лишаем его сана и изгоняем его. Имя преемника Агния будет названо позднее нами или же герцогом Алва. Мы считаем необходимым довершить начатое кардиналом Сильвестром и представлявшим Святой Престол епископом Оноре и с некоторыми дополнениями подписываем соглашение, которое, к глубочайшему нашему прискорбию, не успели подписать кардинал Сильвестр и епископ Оноре. Мы делаем это, стремясь положить конец четырехсотлетнему непониманию. Отныне каждый талигоец сможет открыто исповедовать эсператизм, посещать эсператистские храмы или же посвятить себя Создателю, уйдя от мира в одну из вновь открываемых обителей. Каждый может беспрепятственно совершить паломничество в Агарис, чтобы получить благословение Эсперадора, и беспрепятственно же вернуться к своему очагу. Мы признаем власть его высокопреосвященства Левия над эсператистской общиной Талига и подтверждаем передачу эсператистской церкви Нохского аббатства и бывшего женского монастыря Святой Катарины. Мы объявляем о том, что никто ранее тайно отправлявший эсператистские обряды и открыто признавший после обнародования нашего указа свою веру не будет наказан. Никто из занимающих высокую должность при переходе в эсператизм ее не потеряет, а негоцианты и ремесленники не будут обременены дополнительными налогами. Мы сами принадлежали и принадлежим к эсператистской церкви, хоть и вынуждены были скрывать это обстоятельство, и мы счастливы избавиться от необходимости лгать перед лицом Создателя. При этом мы объявляем о недопустимости принадлежности сразу двум церквям. Те, кто, называя себя олларианцами, станут отправлять эсператистские обряды, и наоборот, подлежат суду за заведомое оскорбление Создателя и главы олларианской церкви. Так хотел его высокопреосвященство кардинал Сильвестр. Так хотел епископ Оноре, признанный конклавом святым. Так желаем мы. Мы просим посла Агарии и посла дружественного Алата подняться к нам и засвидетельствовать нашу подпись и подпись его высокопреосвященства кардинала Левия.

– Я счастлив стать свидетелем примирения двух церквей, – сказал алат. – Во имя Создателя.

– Так и будет, – нахмурился агариец.

Договор скрепил подписью Левий. А потом обратился ко всем присутствующим с долгой и зануднейшей речью. Ладно, послушаем.

– Во имя Создателя. Нет большей радости для служителя Его, нежели положить конец бессмысленной вражде и открыть дорогу детям Его к храму. Об этом пекся святейший Адриан. Об этом молился святой Оноре, и молитвы его были услышаны, а жертва, ибо это была жертва, принята. В этот светлый час под взглядом ушедших святителей я не могу скрывать правду, какой бы горькой она ни являлась. Не все князья церкви желают мира. Есть среди них и те, кто не погнушался надругаться над святыней, не ужаснулся мысли подменить благодать смертью, кто обрек на нее невинных и послал на гибель собрата своего. Увы, не все собратья мои примут с радостью согласие двух церквей, не все возблагодарят Создателя. Не всегда в Святом граде Милосердие торжествует над злобой, а Чистота над завистью, но не зря наделил нас Он высочайшим благом свободой воли и велел внимать лишь голосу Его. Знаю я: то, что сделано сейчас, угодно Ему. Если придется мне выбирать между волей конклава и волей Его, между саном моим и паствой моей, между миром и войной, выберу я то, что должно пастырю, и да будет то, что будет.

По воле святого Эрнани церковь наша утвердилась в городе сем, когда носил он еще имя Кабитэла. Агарис же возрос как обиталище торговцев, превыше всего ценивших золото. Не было святости в земле, на которую волей светских властителей пересадили древо Эрнани, от того раз за разом взрастают на том древе ядовитые плоды. Трижды выказывал Создатель волю свою, стремясь образумить слуг своих. Насылал он на них мор, щадя лишь тех, кто шел путем Его. Становились орудием Создателя воинство морисское и воинство Франциска Оллара и пасынка его Рамиро, но проходили годы, и забывалось то, что нельзя забывать, и терпение Его подвергалось испытанию. Как могу я не ждать новых кар, видя, сколь глубоко проросло Зло в сердцах тех, кто должен хранить ото Зла сердца других? Я вижу, как правители светские нарушают договоры, как охватывает Золотые земли война, как сосед поднимает руку на соседа, а солдат изменяет присяге. Даже среди князей церкви находятся те, кто, вняв наущениям Врага, поднимает руку на праведных. Не от руки разбойников пал святой Оноре, и не своей смертью умер магнус ордена Славы Леонид, да падет гибель их на последние весы и да ответят убийцы пред Создателем за содеянное! Не золотое время нам выпало, но железное. Выпало нести нам на плечах своих бремя грехов предков наших, и правителей наших, и пастырей наших, и нет нам иного пути, как исполнить долг свой и положиться на Милосердие Его. Да спасутся невинные, и да очистятся служением своим виноватые. Орстон!

– Мэратон, – тихо произнесла Катарина. – Кроме всего прочего я хочу заявить, что бывший кансилльер по имени Август Штанцлер будет освобожден из Багерлее. Мы знаем, что он болен и что его поместья разорены войной. Он вернется в свой дом. Герцог Окделл, если вам позволяет здоровье…

– Не позволяет!

– Очень жаль. Я надеялась, что вы сможете отправиться в Багерлее с этой вестью для Августа Штанцлера. Но это не страшно, поедет другой человек. Господа, прежде чем отпустить вас, мы вынуждены заявить свой протест тем, кто в нарушение Золотого Договора признал власть узурпатора, и тем, кто, воспользовавшись печальными событиями в Талиге, развязал войну в надежде отторгнуть наши исконные земли.

Слов кагета, что-то восторженно орущего, я не слушал, а думал о том, как бы отстранить Карла и того, кто родится у Катарины. Нет времени сидеть и ждать, сложа руки, надо просто рассказать Катарине, как обстоят дела, и, как регента, заставить ее написать отречение. Оно должно иметь силу, потому что регент – мать наследника. Надо получше обдумать этот вариант.

Этот регентский совет был не единственным – после него потянулись еще Советы. Салигана не нашли, как ни старались найти, Робер попытался было посоветовать мне переехать из особняка куда-нибудь в другой дом, но вспомнил про Мэллит и отказался от этой идеи. Хотя, нужно было приводить особняк в порядок, чтобы Рокэ вернулся в жилое помещение, и я велел немногочисленным слугам как следует убраться в комнатах.

– Ваше величество! Прибыл посланник герцога Ноймаринена. Он просит разрешения войти.

Фак! Регент на регенте и регентом погоняет. Мне только не хватало, чтобы эти северяне захапали Талиг и корону… Прикусив губу, я с тревогой посмотрел на вошедшего. Широкоплечий полковник вошел и преклонил колено перед Катариной. Та охнула.

– Эрвин, это ты?!

– Ваше величество!

– Господа, перед вами Эрвин Ноймаринен, граф Литенкетте. Последний раз мы видели его на празднике в честь рождения моей младшей дочери… Создатель, тогда все еще были живы… Все… – кого-то понесло в ненужные сантименты.

Королеве стало не очень хорошо и королева неспешно удалилась, сопровождаемая толстым законником. Надо найти шкатулку, обязательно надо, хотя я не знаю, поможет ли она мне. Сейчас куда важнее – отречение регента за малолетнего короля, в пользу Рокэ Алвы и его потомков.

====== Глава 90. Как видеть судьбу ======

Помимо всего прочего, у меня появилась очередная проблема, и имя ей, Дженнифер Рокслей. Эта прелестная эрэа лет тридцати с хвостиком, как бы невзначай со мной заигрывала, хотя, кажется, была в курсе, что у меня есть жена. Но, поразмыслив, я решил, что придворная дама, как и ее родственник, Дэвид, помогут мне в осуществлении моего хитрого и довольно-таки опасного плана. В очередной раз, когда я пришел во дворец, меня едва ли не силком утащили в так называемый Весенний садик – “чтобы поговорить”.

Говорить начали про сирень, точнее щебетать. Я узнал много нового и интересного о том, что Дженнифер Рокслей родилась в пору цветения сирени. Какая прелесть, я так давно мечтал об этом узнать!

– Скажите, – прервал я поток непонятных излияний, – я могу рассчитывать на вашу помощь в одном не особо приятном деле?

– Разумеется.

– Вы ведь умеете хранить тайны?

– Можете не сомневаться…

– А ладите с Дэвидом Рокслеем? – перед тем, как приступать к делу, мне следовало проверить тщательно все ходы и проявить максимальную осторожность.

– Да, – твердо ответила женщина.

Вот и славно, значит можно спокойно думать дальше. Ага, подумаешь тут. Несколько дней я искал проклятую шкатулку, не нашел, но не потерял надежды. Мэллит, немного успокоившись, почти расцвела и перестала грустить по поводу и без. Узнав о том, что в Надоре новые землетрясения, я поручил Эрвину съездить туда и вывезти выживших в Ноймаринен.

– Но… – Эрвин был растерян, – я почти ни разу не был в Надоре.

Присутствующая при этом разговоре Айрис вызвалась помочь мне нарисовать карту тех земель, где была неспокойна земля, и мы трудились довольно-таки долго. Замороченный политикой, я забыл географию родовых земель, однако Айрис помнила все. Она еще не избавилась от бледности и кругов под глазами, однако с гордостью сообщила мне, что назвала подросших детей Энн и Клемента именами выдающихся герцогов Окделлов.

– Джеральд, Алан, Ричард, Эгмонт, – завершила она, радостно сверкая глазами. – Нет, ты в этот список не входишь, братец, не надо лыбиться. Потому что ты – кукушонок. Разболтался на суде…

– Айрис, я…

– Ой, отстань, – махнула рукой разочарованная сестрица. – Как есть кукушонок. Если бы не Робер, снова бы расцарапала тебе физиономию.

Разговор проходил рядом с покоями королевы, и Айрис, все то время, что бубнила на меня, сосредоточенно что-то искала в своей одежде. Наконец нашла и, хмурясь, всучила мне в руки. Шкатулка! Та самая, найденная в Нохе, резная и без замка. Я заглянул внутрь – письмо лежало на месте, аккуратно сложенное и давно никем не тронутое.

– Айрис, где ты ее нашла?!

– В доме монсеньора, – буркнула она. – Лежала под твоей кроватью.

Что искала Айрис под кроватью брата, пока оный шлялся по Сакаци, мне внятно никто не рассказал, зато я мог схватить шкатулку и радостно драпать домой. Однако в голову пришла идея получше. Захлопнув ящичек, я протянул его ошеломленной Айрис.

– Вот, держи. Попроси Луизу, чтобы спрятала в надежном месте! – дал я ценное указание, прежде чем покинуть дворец.

В особняке мы с Мэллит продолжали спать в разных комнатах, дабы не произошло ничего непоправимого: беременность и ребенок сейчас, перед Изломом, были бы совсем лишними. Съежившись через неделю под одеялом в своей комнате, я чувствовал приближение чего-то дурного и отвратительного, но не знал, как быть. Слуг звать не стоило, а свечи в другой конце комнаты. Может, зажечь? Да нет, все равно они быстро гаснут при приближении нечисти.