Сессия в условиях Талига

– Графиня Савиньяк завтра утром будет в столице, – сообщила Катарина. Вам следует поторопиться. Передайте имеющиеся у вас документы мэтру Инголсу. Он их оценит с точки зрения законника и подготовит к оглашению.

Почему-то выходить наружу и давать о себе знать сразу расхотелось. Постою, послушаю правду, ведь я так давно желал услышать ее из уст этой женщине. Замерев, я напряг слух, только это оказалось лишним. Август Штанцлер говорил громко, даже слишком.

– Вице-супрем не пройдет мимо подобных секретов. Они вызовут оживление, особенно у тех, кто раньше не сталкивался со столь чудовищными вещами... – вздохнул бывший кансильер.

– Вы правы. Казус любопытный. Его рассмотрение рискует затянуться, но графиня Савиньяк ничего не потеряет, когда регентом станет Алва. Конечно, стремительность Рокэ разочарует настроившихся на долгий спор законников, зато все разрешится раз и навсегда.

Дальше я плохо слышал из-за непонятного шума. Что-то говорилось о Савиньяках и про Левия. В юности Арлетта и Каролина дружили, но при чем здесь это? Больше заинтересовал тон Катарины – она не вздыхала, как несчастная трепетная лань, и наверное не теребила ничего в руках. Обычный твердый голос, подобающий регенту. Неплохо. Что будет дальше?

– Только не говори мне, что это известно.

– То, что может знать мужчина, знает Алва, – ответила Катарина, но я ничего не понял. – Остальное – Его Высопреосвященство.

– А то, о чем не знает кардинал?

– Знает Создатель, но вы не Он.

Все секреты, секреты какие-то… Ясно одно – сейчас выдавать себя нельзя, потому что Штанцлер не должен быть свидетелем отречения. Только Дэвид, я ему доверяю. Он – истинный вассал Скал и верен мне.

– Не понимаю причину твоего упрямства, Катарина. Если бы я тебя не знал, то поверил бы…

Снова сквозняк, неожиданный и довольно холодный, как и резковатый голос королевы. Интересно, что они еще наговорят. Жаль, в этом мире нет диктофона – я бы записал диалог. Но, увы, невозможно, остается только слушать и запоминать. Может, что-нибудь из услышанного мне пригодится. Вздрогнув от нового порыва ветра, я поправил воротник.

– Вы слишком привыкли ко лжи. Да, я пыталась лгать Алве. Ему это не понравилось, – женщина погрустнела, судя по изменившемуся тону.

– Ты думаешь, правда ему понравится больше?

– Я не думаю, я знаю. Правда, сказанная вовремя, Рокэ нравится. О фамильном кольце Ариго он узнал своевременно.

– Но не о молодом Придде. Старшем из молодых Приддов…

Вот лучше бы они говорили про Алву, честное слово. Может, тоже знают, что он – Ракан, но боятся подступиться с этой заявочкой к Ноймаринен? Может, обсуждают поездку Катарины к “волкам”, что ждет ее после рождения ребенка? Поди разберись, ага.

– Вы опять путаетесь, граф. Правда о Джастине может повредить только вам и, видимо, повредит. В Нохе у нас с Рокэ хватало времени для… правды. Стены монастыря и наше положение располагали к откровенности, вот мы и говорили…

Да, они говорили, в постели, я не исключаю. А о чем? Я вслушался в невнятное бормотание и закатил глаза. Они умеют разговаривать чуть громче? Глухотой я не страдаю, но и при таком раскладе понять ничего невозможно. Бубнят про Приддов.

– Создатель, граф Штанцлер хочет правды! Обратитесь в ведомство супрема, там ее вдосталь, – Катарина зло рассмеялась.

Ну вот, выбирается потихоньку наружу змеиная сущность. Правильно я сделал, что не вылез из укрытия, надо стоять и внимать беседе дальше. Кажется, Штанцлер удивился изменившемуся тону королевы. А я вот нет. И снова раздалось это: “моя девочка”. Нет, у них это точно заразно…

– Ангелика Придд сохранила ваше письмо. Оно досталось Манрикам. Прекрасная улика против королевы.

– Но я не писал Ангелике Придд.

– Вы писали ее сыну, к несчастью, от моего имени. Это стоило графу Васспарду жизни.

Вот как. Мое сердце отчего-то застучало сильнее. Штанцлер никогда не был добрым дедушкой, это я понял давно, однако чтобы до такого довести… Нет, Алва это Алва, а Придд это Придд. Я помнил, как мой бывший эр мозолил старику глаза и как тот порывался отравить Рокэ моими руками. Но Придд-то не настолько на виду. Или вышла глупейшая ошибка?

– Ты забыла, что говоришь не с Феншо и не с Окделлом. Я смотрел на тебя, когда ты заканчивала письмо, а потом доставил запечатанную тобой смерть.

– Это были ваши слова, граф. Ваши, не мои.

– Значение имеет лишь рука.

– Увы, граф, вас начала подводить память. Что поделать: возраст, болезни, Багерлее… Манрик предъявил мне письмо. Почерк похож на мой, очень похож, к тому же упоминается потерянная по дороге в Тарнику серьга с аметистом. Вы услышали об этом от какой-нибудь камеристки и решили добавить подделке достоверности. Откуда вам было знать, что перед самым выездом в Тарнику Фердинанд обварил мне руку. Отваром из лепестков йернских роз… Мы всегда пили его по утрам, а мой муж был таким неловким и всегда так этому огорчался; я не смогла его выдать. Нам помог капитан королевской охраны. Лионель Савиньяк умеет хранить не только большие тайны. Я улыбалась, прятала ожог в кружевах и улыбалась. Я не могла писать больше недели, а в письме указаны время и место. Его написал кто-то другой. То есть вы.

Гадина. И даже не знаю, кто из них большая тварь, однако не мне их судить. Пусть разбираются Ноймаринен и Алва, когда сядет на трон.

– Чудовище! – ахнул Штанцлер. – Ты чудовище!

– Я талигойская святая, граф Штанцлер, и мать короля. Это устраивает всех, включая меня. Попытайтесь доказать обратное, хоть Рудольфу, хоть горожанам, и можете не опасаться Савиньяков. Вы станете выше любых страхов и скорбей…

– Ты его толкнула… Ты толкнула Фердинанда и превратила правду в ложь. Мне следовало понять, что от змеи родится только змея!

Вот оно что… значит, Штанцлер знал матушку королевы?

– Вы забыли про соловья, сударь, и вы меня утомили. Ваши советы и ваши… письма слишком дорого обходятся нашей семье!

– О какой семье ты говоришь?

– Вам ли не знать, кого погубили ваши подделки? Вы за время службы заверили такое множество писем… Такое множество чужих бед, но то, о котором вы изволили напомнить, спасло мне жизнь. Фердинанд вспомнил сережку и розовый отвар и не подписал обвинение. Что ж, я возвратила вам долг, хоть и невольный. Вы свободны, у вас на посылках Окделл, но вы не можете не жалить. Вы замахнулись на Арлетту Савиньяк, что ж… Готовьте бумаги или бегите. Если Создатель захочет, Он вас сохранит, а я вас прощаю. Извольте меня оставить. Ваш Карваль вас проводит.

Его Карваль. Ай, какая прелесть. Я не удержался от невольного смешка. Раньше я был склонен думать, что Карваль все-таки Робера, а не Штанцлера. Ладненько, это, в принципе, не важно.

– Я не уйду! Ты не осмелишься… Я оставил письмо… – крикнул эр Август.

– Как же вы любите писать… Только ваше нынешнее дупло ненадежно. Окделлу уже приходилось красть завещания…

Тут-то я едва не высунулся и не проорал про Альдо. А то что все взяли моду на меня клеветать? И откуда она узнала? Мевен разболтал? Хотя какая теперь разница… А эти двое снова забубнили так, что нифига не разберешь.