Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Лжец! – закричал кто-то.
Губы Джонсона продолжали шевелиться, но никто уже не слышал того, что он говорил. Толпа ревела. Джонсон потряс кулаком.
– Лжец! Лжец! – начали скандировать люди, все громче и громче.
Стоявший позади толпы человек в черной форменной шляпе, который нанял людей, напичкав их инструкциями от посредника, позволил себе улыбнуться. Его план сработал безупречно. Джонсон был в бешенстве, репортеры не упустят ни единого его слова, и уже к полуночи все будет передано в газеты по телеграфу. Джонсон по глупости думал, что может безнаказанно нападать на Уэйда. Человек в черной шляпе был уверен, что именно сенатор организовал
– Лжец! Лжец! Лжец!
Рев толпы услаждал слух человека в шляпе. Он означал щедрое вознаграждение. Мужчина быстро отошел от скандирующей толпы. У окошка телеграфа на вокзале он взял бланк и огрызок карандаша и стал составлять послание, сообщая о своем успехе посреднику, нанявшему его. В строке «адресат» он печатными буквами написал: «Мистеру С. Хазарду, Вашингтон, округ Колумбия».
…Похоже, поездка мистера Джонсона по кругу закончилась провалом. Как печально и странно, что за эту обессиленную землю идет такая отчаянная борьба, как за огромный приз. Одна война уступила место другой.
…Еще одна попытка со школой прошлой ночью. В плохую погоду окна закрываются ставнями. Мы не можем позволить себе стекла. Кто бы это ни сделал, он не скрывался, срывая ставни. Вечер был тихим, и треск донесся до домика Энди. Он побежал туда и схватил пакостника в темноте, но тот вырвался и сбежал. Лица его Энди не разглядел.
Не знаю, кого и подозревать. Тех белых оборванцев, которые поселились рядом с Саммертоном? Мистера Геттиса? Учителя танцев, который воображает себя аристократом? Среди возможных подозреваемых мы, похоже, имеем всех представителей белого общества…
Из сосен Южной Каролины добывали смолу, которую отправляли из Чарльстона в небольших бочках. Большинство чернокожих портовых грузчиков носили по одной бочке зараз, поднимаясь по трапу на борт того или иного парохода, который стоял под погрузкой. Дез Ламотт, опустившийся до их уровня, потому что до сих пор так и не нашлась богатая семья, готовая его нанять, нес сразу две.
Вышагивая в когда-то белых, а теперь грязных и порванных льняных штанах, он сохранял равновесие с бочонком на каждом плече. Когда он впервые попробовал это сделать, от железных обручей на плечах остались красные полосы, которые потом кровоточили. Теперь шрамы зарубцевались, и кожа огрубела.
Он ненавидел эту работу и всех безымянных, безликих негролюбов Севера, которые вынудили его к такому отвратительному занятию. При этом он испытывал какую-то одержимую гордость оттого, что может сделать больше, нести больше, чем самый сильный ниггер. Вскоре он стал заметной фигурой в чарльстонском порту – высоченный белый с буграми мышц на руках и аккуратной бородкой богатого плантатора.
Ни с кем из черных грузчиков он не разговаривал, если только к этому не вынуждали обстоятельства на работе. На второй день он едва не избил одного цветного, который подошел к нему с предложением вступить в новую ассоциацию защиты портовых грузчиков, начав с долгого вступления о каком-то похоронном фонде, куда нужно было вносить взносы каждую неделю, чтобы оплачивать расходы на похороны в случае необходимости.
Услышав это, Дез почувствовал, как его охватила дикая ярость. Он едва сдержался, чтобы не наброситься на наглеца и не задушить его, хотя его трясло от ненависти.
Разве этот невежественный африканец мог понять, насколько глубоко и нежно Дез любил свою жену Салли Сью или своего командира Ферриса Бриксхэма? Только их похороны имели для него значение, и только они были в его памяти.Этот случай потряс Ламотта – настолько он был близок к тому, чтобы убить того черномазого. Сколько же времени пройдет до того, как он и в самом деле бросится на одного из них? Он понимал, что, работая вместе с освобожденными неграми, он играет в опасную игру с собственной жизнью. Но почему-то ему было все равно.
Под жарким солнцем каролинской осени, больше похожей на лето, он проливал реки соленого пота, снова и снова поднимаясь с грузом на борт парохода «Секвойя». Мускулы на обожженной солнцем коже натягивались как канаты, но он ни на секунду не позволял боли отразиться на лице.
Этим утром его гнобило нечто большее, чем боль и мелкая мошкара с низин. Он получил записку от Геттиса. В ней говорилось, что капитан Джолли, белый голодранец, которого они собирались нанять, чтобы убить Мадлен Мэйн, накануне накачался украденным кукурузным самогоном и пытался разгромить школу.
Вот же идиот, думал Дез, едва сдерживая гнев. Он наклонился, поднял один бочонок на правое плечо, другой – на левое и медленно встал, удерживая вес; колени слегка подогнулись.
Он по-прежнему хотел как можно скорее извести всю эту семейку, начиная с вдовы полковника Орри Мэйна. Но идти за это на виселицу вовсе не собирался. Тем более что Купер Мэйн с Традд-стрит хотя сам и не имел солдат в непосредственном подчинении, зато обладал достаточным влиянием, чтобы направить их по следу Деза, если у него возникнут малейшие подозрения.
Так что ему пришлось на эти несколько недель затаиться в ожидании удобного случая. Он знал, что рано или поздно ниггеры непременно поднимут какой-нибудь бунт. Однажды жаркой ночью, подогретые спиртным и агентами правительства янки, бывшие рабы взбесятся. Начнутся поджоги, грабежи, насилие и прочие неприятности для любого человека с белой кожей. Подобный мятеж и был той дымовой завесой, которой он ждал.
И вот теперь этот болван Джолли привлек совершенно ненужное внимание к себе и к Монт-Роял. В округе Эшли он привык делать, что ему вздумается, задирая всех без разбору – и белых, и черных. Но с Мадлен Мэйн ему придется подождать. Дез уже написал Геттису, чтобы тот попридержал Джолли до тех пор, пока не поступит приказ действовать.
Постанывая и обливаясь потом, Дез с трудом поднимался по трапу, мучаясь от боли в спине. По людной набережной, прикрываясь зонтиками от солнца, прогуливались три молодые дамы, одна из которых, мисс Лимингтон из Лимингтон-Холла, в прошлом была его ученицей. Изношенные платья говорили об их бедности, но в том, как они оживленно болтали и весело поглядывали на грузчиков, сквозила та беспечная надменность их класса, которую он понимал и даже одобрял.
Внезапно мисс Лимингтон остановилась:
– Боже мой… Неужели это… – (Дез сгорбился еще больше, чтобы скрыть голову за бочонком.) – Нет, не может быть.
– О чем ты, Фелисити? Чего не может быть?
– Видите вон того мужчину, что тащит бочки, как негр? Мне на мгновение показалось, что я вижу своего учителя танцев, мистера Ламотта. Но мистер Ламотт – благороднейший человек, и он белый. Он бы никогда не унизился до такого.
Молодые дамы прошли дальше, ни разу не обернувшись. Да и кто стал бы второй раз смотреть на придорожную грязь?