Шарлатан
Шрифт:
— Почему-то не могу в ваших словах усомниться, — ответил горьковчанин, с улыбкой на меня посмотрев.
— Да, дяденька, вы насчет автоматики для подогрева сразу на завод приборный идите, сейчас в дом зайдем, я вам номер дам. И тогда метатенки спроектируете сразу уже автоматические.
— Я не инженер, я в университете микробами занимаюсь только, сюда приехал потому что подумал, что для диссертации что-то интересное получу.
— С биофака, значит? Но все равно на завод зайдите, а потом со всеми выкладками идите прямиком к товарищу Кирееву, он вам поможет это дело наладить. А когда все заработает, у вас с защитой и проблем не будет.
— Думаешь, товарищу Кирееву это хоть немного интересно будет выслушивать?
— Уверен, если ему правильно информацию подать. В Горьком сейчас народу сколько живет, миллион четыреста? И каждый, заметьте, даже по военной норме питания, производит ежесуточно дерьма, достаточно дл получения
— Я знаю, сам там живу…
— Ну тем более вам этим заняться стоит. Идемте в дом, я вам все адреса и явки напишу.
— Что напишешь?!
— Адреса, телефоны, к кому обратиться и когда человека застать можно.
День рождения у меня пришелся на воскресенье, поэтому отмечали его всей семьей. И даже дядька из Богородска приехал, подарил мне настоящий кожаный ремень, по виду как офицерский, только размерами поменьше. И пряжка была как на военном ремне, со звездой — а отличием было то, что прямо на ремне был приделан карманчик для моей зажигалки. С кнопкой, которой запирался верхний клапан карманчика. Еще на ремень надевались небольшие ножны для «взрослого» перочинного ножика, который мне еще на пять лет сделал и подарил дядя Алексей, так что я в любой момент, пока на мне штаны были надеты, мог теперь «все мое носить с собой». И мне больше всего понравилось то, что зажигалку уже не нужно было носить в кармане и постоянно опасаться ее потерять.
Вообще зажигалок у народа стало довольно много, практически все мужчины, вернувшиеся с фронта, с собой приносили «солдатские», сделанные из стреляных гильз (причем я обратил внимание, что использовались для изготовления зажигалок гильзы исключительно вражеские, латунные), но моя была куда как лучше самодельных. И даже лучше заводских, которые тоже довольно в больших количествах разными заводами делались. А самое главное с зажигалками заключалось в том, что кремни для них достать вообще труда не представляло.
Когда я «вновь обрел» свою зажигалку, с сильно переживал по тому, что «вот кончится кремешок — и превратится зажигалка в бесполезный сувенир». У меня был, конечно, один запасной (несколько раз столкнувшись с тем, что кремешок заканчивается в самый неподходящий момент, я парочку запасных всегда держал под «подкладкой» тампона в самой зажигалке). Но переживать мне пришлось только полгода: я все же старался изыскать источник получения столь нужной запчасти и по возможности искал любые упоминания о кремешках в прессе, ведь где-то они точно делались, раз в магазинах зажигалки продавались! И в январе сорок второго узнал (из газеты «Горьковская Правда», что по приказу наркомата местной промышленности за номером 600–199, изданном в декабре сорок первого, в Горьком на заводике как раз этой самой промышленности уже наладили выпуск столь нужного мне «дефицита». А затем, во время очередной поездки в Горький, и закупил пяток кремешков в запас: их продавали по «промтоварным» карточкам, причем по одному отрезному талону их как раз сразу пять штук и продавали. То есть «дефицит» дефицитом не был, ведь за простые ботинки таких талонов нужно было минимум двадцать штук отдать, а талоны у нас дефицитом не были, все нужные промтовары в семье брали в заготконторах. Осенью прошлого года кремешки и в заготконторах появились: кремешок выдавался за десяток яиц, причем выдавался исключительно как «дополнительное поощрение»: за него и платить было не нужно, и весь десяток учитывался как взнос за любые другие промтовары. Ну и деньги за яйца (хотя и невеликие) тоже платились — так что проблема добычи огня у меня полностью исчезла. И не только у меня: в Грудцино, в артели имени Чкалова (которая снова начала полноценно работать после возвращения с фронта шести ее «довоенных» участников) один мужик моей зажигалкой заинтересовался, причем «нужный» мужик: артель-то тоже ножи всякие делала, и конкретно этот товарищ изготавливал декоративные латунные накладки на эти ножи. То есть с латунью работать он точно умел — и артель наладила выпуск довольно неплохих копий «моей Зиппо». Лично мне показалось, что в артели зажигалки даже лучше американских делали: у них и детали много точнее друг к другу были подогнаны, и — что тоже мне показалось нелишним — у них фитиль, когда зажигалка закрывалась, тоже отдельно закрывался плотным колпачком. По крайней мере в «фирменной» бензин уже через сутки почти полностью испарялся, а в «чкаловской» он больше двух дней держался. Это я точно знал, мне артельщики одну такую зажигалку на день рождения подарили.
А еще «подарок» сделала Красная Армия: вечером двадцатого июня товарищ Левитан торжественным голосом сообщил, что «наши войска отразили попытку немецко-фашистских
войск перейти в наступление в сторону Смоленска» и сами очень неплохо наступили, по ходу дела «на плечах в панике отступающего врага» освободив город Витебск. Еще товарищ Левитан упомянул о том, что в ходе отражения вражеского наступления и последующего контрнаступления «было уничтожено свыше четырехсот танков захватчиков». Я, по приобретенному еще «в прошлой жизни» цинизму, эту новость всерьез не воспринял: оно, конечно, очень духоподъёмно, и чем дальше от фронта, тем такие новости духоподъёмнее работают, но все же меру-то знать надо. А вот что Витебск освободили — этому я порадовался: все же «история изменилась» в явно положительную сторону. Вообще-то я историю, особенно историю Отечественной войны, помнил крайне поверхностно, но основные-то вехи каждый советский человек знал — а тут и Сталинград не разрушили (и танков там выпускалось очень много), и у членов «Молодой гвардии» не получилось продемонстрировать героизм за ненадобностью. Героизм — это, конечно, дело хорошее, но куда как лучше, если геройская молодежь остается живой и спокойно трудится на благо Советской родины…Иосиф Виссарионович с веселым прищуром поинтересовался у Николая Федоровича:
— Товарищ Ватутин, мы большим уважением относимся в вашим победам, ваше наступление в Белоруссии стало неожиданностью не только для фашиста, но и, признаюсь, для многих из нас. И ваши успехи мы ничуть не умаляем, но все же, вы и вправду считаете, что говорить советскому народу про уничтожение четырех с лишним сотен германских танков было верным? Я понимаю, что советский народ с восторгом принял это сообщение и, в чем у меня сомнений нет, с еще большим энтузиазмом стал работать для скорейшего достижения победы, однако товарищ Жуков в своем рапорте отдельно указал, что по его мнению столь явно завышать потери врага…
— Мы потери врага не завышали, товарищ Сталин, мы их, должен со стыдом признаться, даже сильно приуменьшили. Это моя вина, это я приказал сообщать только о подтвержденных потерях, причем подтвержденных уже только трофейными командами, поэтому успехи некоторых подразделений оказались неотмеченными командованием. Но мы уже исправляем эту ситуацию…
— То есть, если я вас верно понял, вы хотите сказать, что за первый день операции вашим фронтом было уничтожено больше четырехсот танков? Товарищ Ротмистров сообщил, что его потери приближаются уже к трем сотням, то есть мы жгем фашистских танков больше, чем они наших? Но у товарища Ротмистрова статистика… несколько иная.
— Именно так. Товарищ Ротмистров считает только наши потери — и потери врага — во встречных боях, и тут мы действительно немцу пока еще проигрываем. Однако большую часть танков наши войска уничтожили еще до подхода частей Ротмистрова к линии сражения. Пехота с большим успехом применила при отражении танковых атак врага как уде известные в войсках «чик-чики», так и новые противотанковые ракеты.
— Но ведь «Чик-2» для борьбы с танками не предназначен…
— Это верно, однако если он попадает в башню даже «Пантеры» или «Тигра», эта башня просто отрывается, ведь взрывчатки в нем самую малость меньше, чем в снаряде гаубицы Б-4. А на средник немецких танках от взрыва такого заряда на броне, даже если она и не раскалывается, что бывает крайне редко, экипаж полностью выводится из строя. Что же до противотанковых ракет, то тут и обсуждать нечего, при попадании ей любой вражеский танк уничтожается гарантированно. А пехота только при отражении вражеской танковой атаки и при преследовании немецких частей, окончившемся освобождением Витебска, использовала более четырех тысяч беспилотников «ЧиК» и почти две с половиной тысячи управляемых ракет.
— Как вы назвали их, беспилотники?
— В паспорте на изделие именно так самолетики эти и названы.
— То есть вы потери врага в бронетехнике приуменьшили. И сильно приуменьшили?
— Трофейными командами только в полосе отражения немецкой танковой атаки вывезено на металлолом триста восемьдесят шесть германских и чешских танков, но мы считаем, что свыше пятидесяти поврежденных машин немцы успели эвакуировать для ремонта. Еще уничтожено около двухсот германских полугусеничных броневиков и, скорее всего, чуть меньше тысячи артиллерийских орудий и минометов, но точные данные трофейщики предоставят лишь к концу недели.
И вы остановились после взятия Бешенковичей…
— Чтобы пополнить запасы ЧиКов и ракет. Особенно ракет не хватает, а обещанные поставки более чем тысячи ракет задерживаются уже почти на две недели.
— Товарищ Устинов? — Сталин повернулся к наркому вооружений.
— Этот вопрос курирует товарищ Ванников, а насколько я в курсе, двадцать первый завод снова несогласованно поменял конструктив систем управления и нам приходится переделывать полторы тысячи уже почти готовых ракет.
— Товарищ Шахурин, это правда, что у вас поменяли конструктив без согласования с наркоматом вооружений?