Шесть с половиной ударов в минуту
Шрифт:
– Если понравишься ей, сможешь даже выпить с ней чай, - ухмыльнулся Сайтроми.
– Это не продлится долго. Вернётесь дней через пять.
– Вернёмся?
– я прикусила язык, заметив, как недобро отец реагировал на переспросы.
– Сат’Узунд пойдёт со мной?
– Конечно. Ты поможешь ей подняться наверх.
Меня приковало к одному месту. Так вот к чему всё шло! Помочь доброй тётушке, сделавшей мне такие замечательные подарки, прибыть в мир людей. Знаю, к чему это приведёт, и, несмотря на уважение к щедрости Сат’Узунд, не желала дать этому случиться.
– Что опять не так?
– приметив мой конфуз, выпалил Король. Ему тоже пришлось остановиться.
– Если в этом смысл моего похода в гости, то я отказываюсь. Прямо здесь и сейчас говорю «нет». И не надо буравить меня взглядом!
–
– Я с трепетом предвкушаю знакомство с той, что столько сделала для меня. И буду рада отплатить ей той же монетой, вот только и у моего чувства благодарности есть пределы. Одно я не могу - проложить ей дорогу наверх.
– Из-за личных убеждений? Моральных принципов?
– Люблю, когда ты с полуслова докапываешься до сути. Не мне напоминать тебе, что бывает, когда вы собираетесь вместе на этаже людей. Сейчас здесь твоя младшая сестра… и ты. Чем вас больше, тем ближе война. А я… ненавижу войну, - меня передёргивало от одной мысли об этом чудовищном явлении. И нелюбовь эта была не гипотетической, выросшей из внушений религиозных фанатиков и книжных гипербол, нет. Я сама наблюдала, к чему приводит бессмысленная резня, пока шла в Веллонри. А с Шестью королями будет только хуже.
– Я не стану приближать её.
– Ладно, - вдруг согласился отец. Я ожидала, что он разозлится, будет убеждать. Хотя бы попробует настоять на своём.
– Твоя воля отказаться. Принуждать тебя не буду, да и Сат’Узунд тоже, так что можешь не сочинять поводов для страха. Не хочешь звать её с собой - не надо. Только не криви так жалостливо свою мордашку, у моего тела прямо сердце разрывается.
Я улыбнулась краешком губ, одобряя его попытку скрасить неприятную тему.
Становилось неуютно при мысли о скором отправлении в неизвестность. Я негативно восприняла новость о необходимости отложить убийство Катрии, но отсрочить - не отменить полностью, и это успокаивало. А также невольно ёжилась, думая, что вскоре познакомлюсь с удивительной Сат’Узунд, персонажем легенд и сказок.
– Тогда давай найдём проход на Нижний этаж, - уступила я.
========== Глава 24 ==========
Глава 24.1
Потеря
Тот день Рандарелл запомнил хорошо. Новость, принесённая мышкой на хвосте, окунула его в ледяную воду, от которой мышцы коченели, а процессы в теле словно полностью замирали. Молодой служитель тоже замер, не рискуя входить в дверь, которую ему требовалось отворить для своего же блага. Ему хотелось задержаться в прошлом.
Он отрицал - и отрицал долго - и невольно злился, что остальные со столь пресловутым спокойствием убеждают в существовании невозможного. Снисходительно, однако настойчиво, пропускали через нутро парня обескураживающие и непереваривамые доводы, которые, подобно электрическим зарядам, били его в самое сердце. А он ещё не отошёл от прошлого удара, чтобы, героически не изменившись в лице, вынести новую порцию.
Ведь поверить в непредвиденную и бесславную кончину глубоко почитаемого наставника оказалось так же сложно, как самостоятельно вырезать опухоль без подготовки и обезболивающих. Физически тяжело и морально невыносимо.
В тот день Рандареллу сказали: поиски Саратоха продолжатся, поскольку всегда существовала вероятность, что мужчина лежит под завалами и ожидает спасения. Но даже тогда пессимисты качали головами, объясняя, что почти половина здания провалилась не просто под землю, а в какие-то межпространственные слои реальности, а то и на лестницу между этажами. И едва ли оказавшиеся на месте катастрофы пережили переброс их слабых человеческих тел. Больше всего пострадал зал, под которым, по слухам, располагалась дверь на Нижний этаж. Когда церковники согнали туда всех монахинь, они тем самым, не ведая того, подписали им смертный приговор. Спаслись единицы - те, что по каким-то причинам задержались на другом конце монастыря и не попали в ловушку.
Но служители не желали сёстрам по вере зла! Виноваты, само собой, гадкие демоны… Они подготовили западню! Естественно, естественно… Люди вновь пострадали от их испорченности.
В тот день Рандарелл вновь ощутил себя сиротой. Тогда он попробовал не зацепляться за это чувство, только оно никуда не ушло.
Просто затаилось. И со временем, когда правда окончательно улеглась на приготовленное ей место, острый шип уколол в области груди.Парень знал, что Саратох уже не вернётся. А виноватые в его гибели… невозможно было найти их. Таковых попросту не оказалось. Демоны? Они либо погибли в монастыре, либо сбежали «домой». Что проклинать весь их род, какой в этом вообще толк? Людей это не воскресит. А кто тогда предстанет перед судом? Заговорщики среди служительниц? Старейшины Лангзама, что отказались разбираться в непонятном деле?
Коридоры резиденции будто опустели, и в них поселился неприятный колючий сквозняк. Рандареллу не хватало наставника, его сосредоточенного взгляда, кроткой ободряющей улыбки и назиданий. Мягкий тон мудрого Саратоха тормошил в душе парня ленивых музыкантов, которые тут же принимались наигрывать бравую мелодию. А строгое повеление, которое также нередко срывалось с губ Осветителя, стегало оживляющей плетью. Рандареллу безумно нравилось, как наставник умело чередовал похвалу с критикой, суровый взгляд - с довольными кивками. Прирождённый учитель. Как жаль, что его методы нынче не популярны. Большинство наставников стараются не показывать привязанности к подопечным. А похвалу зачастую стараются вообще исключить из оценок, полагая, что положительные замечание губят настоящие таланты, запускают развращающую слабину в души подрастающего поколения.
Если бы у Саратоха осталось больше времени, он бы вырастил немало замечательных личностей. Но теперь всё кончено.
Больше всего злило, что люди вокруг словно и не способны были вникнуть, что произошло. Выжившие монахини из разрушенной обители мямлили и стонали на тему предназначения и Судьбы, служители Церкви Терпящей отнекивались от причастности к инциденту, а в Lux Veritatis только пожимали плечами. Нет незаменимых людей, и Саратох - остановившаяся деталь, которую можно убрать, поставив на её место новую. Никто не видел его значимости, кроме Рандарелла. Никто не осознавал, как много Лангзам потеряет после смерти Осветителя. Он хоть и был приверженцем классических методов, в чём-то ошибался из-за устаревших взглядов, но всегда искал лучшее для Церкви и простых людей. У господина Монтоги было особое чутьё, Рандарелл верил в это. Саратох не обладал даром Зрячих, однако и без него замечал маскарад и лживые гримасы.
Что Lux Veritatis будут без него делать? Особенно сейчас, в условиях растущей разобщённости в орденах? Монтоги как будто понимал что-то на глубинном уровне, не вдаваясь в сложные анализы, и пресекал беду, обрубал в зародыше. А что могут эти самовлюблённые старики, провозгласившие себя мудрейшими? Представители Света Намерения не могли договориться между собой, голосили на манер расстроенного инструмента. Старейшины Риндожи держались отстранённо, словно общие проблемы Lux Veritatis их ничуть не касались. А в Свете Надежды творилось что-то непонятное. После внезапной кончины брата-близнеца светловолосой старейшины место предложили восходившему на пьедестал почёта и славы Гаррелу Лонденолу. Эти перестановки в верхушке прошли так обобщённо, без обсуждения с главами других значимых орденов, что многие шептались о чрезмерном своеволии На-Ла. Но остальным как будто не было до этого дела.
Глядя на воздвигаемые словно сами собой стены между старшими орденами, младшие начинали проявлять недопустимую вольность. Рандарелл всё ещё держал в памяти выходку Фасетто (и верил, что гибель людей действительно была их виной), и содрогался. Как далеко зайдёт эта распущенность, поданная в виде плохого примера троицей главных? Представители младших орденов всё неохотнее отчитывались перед теми, кто стоял над ними. Недовольство друг другом крепло с каждым днём.
Что, если эти настроения выйдут за пределы Lux Veritatis? Тогда люди прекратят полагаться на Церковь, почувствовав в ней враждебность. Не только недостатки веры и отрицание существования Терпящей являлись бичом стройной и крепкой системы, выстроенной Lux Veritatis и тысячелетиями оправдывавшей себя. Ещё одним врагом была секуляризация, и служители всячески боролись с её расцветом. Но какой народ захочет идти за святыми, которые собачатся друг с другом и проявляют некомпетентность в борьбе с демонским отродьем? А ведь они только и делают, что проигрывают в последние годы…