Шесть с половиной ударов в минуту

– Разве не задумывалось так, что трое из нас поддерживают верхнюю половину Клепсидры, а другие трое - нижнюю?
– как-то раз, испытав разочарование от очередной безрезультатной войны, спросила Сат’Узунд.

– Плохое разделение, - кривился Сайтроми.
– Может, Терпящая и задумывала так изначально, но даже Она видела, что мы не будем жить по трое на половине.

– Тогда благоразумней разделить на двух и четверых, - безглазая Королева услышала, как недовольно цыкнула Цехтуу. Та всегда начинала злиться, когда речь заходила о провинившейся Матушке. Сат’Узунд успокаивающе протянула руку в сторону вспыльчивой сестры, и та пришла ей на помощь, подставив слепой своё предплечье.

Встав рядом, хрупкая Сат’Узунд и плечистая мощная Цехтуу выглядели контрастными иллюстрациями разных приоритетов. И внешне, и характерами они сильно различались, но, даже будучи такими непохожими, поддерживали друг друга. Само собой разумеющееся. Наверное, они так были воспитаны: в дружбе и согласии, чтобы не разрушить всё живое в порыве ярости друг на друга. Если бессмертные и ссорились, то не втягивали в разногласия посторонних, и выясняли, кто прав, исключительно между собой. Мудро и безопасно для смертных.

Прочные толстые рога Цехтуу кричали о её превосходстве и силе. Тонкие, расходившиеся сучками рога Сат’Узунд дополняли её изящный образ. Сайтроми любовался ими, но не внешним проявлением, а сочетанием того, как они выглядели, и бьющей изнутри мощью, что проявлялась в гротескных чертах. Чуть больше старшей сестрой и чуть меньше второй половиной, потому что… смотрел на Сат’Узунд как на подобие своего отражения. Сайтроми был не из тех, кто наслаждается собственной внешностью: черта, присущая скорее двум Х. Его, изучавшего натуры и характеры, интересовали более практичные вещи.

А на устойчивой полочке лежала ещё масса воспоминаний разной степени запылённости. Вот Сайтроми стоит на пепельном поле, некогда бывшем богатым и оживлённым городом. Сат’Узунд так спокойна и прекрасна, что, глядя на неё, не верится, как она могла одним махом уничтожить поселение из тысячи Спустившихся. Она объясняла это неотвратимостью, перечёркивавшую неблагоприятное будущего. Даже Сайтроми не ведал, сколько проблем жители этого поселения могли бы принести им потом. Он попросту не мог этого знать, потому что не видел грядущего раньше, чем оно наступало. И оттого уверенность сестры и её незыблемая вера в правильность поступка вызывали у него холодок. Короля не смущала её жестокость: они все знали о необходимости творить зло для достижения лучших результатов. Шестеро влияли на баланс через творение и убиение, и их это никогда не смущало. Они были смастерены для того, чтобы стать вершителями. Только необходимость для Сайтроми вырисовывалась из предпосылок и наблюдаемых явлений, а не обозревания будущего. Ещё странней думать, что когда-то для некоего существа С. это было нормой: в равной степени оперировать настоящим и грядущим.

Сат’Узунд улыбнулась ему светлой и немного грустной улыбкой, как всегда делала, когда Сайтроми надолго замолкал. Она чувствовала в нём несогласованность или сомнения. Сейчас, в пасмурном настоящем, его бы это задело. Король тяжело переживал отчаянное решение сестры убить Нахиирдо, чтобы наделить её бессмертием. Не мог угасить обиду, хотя отчасти и одобрял смелость Сат’Узунд. Суть в том, что она не способна поставить себя на одно с ним место, а значит, не может вобрать в себя всю его боль. В ней не было такой пылкой и неестественной любви, развившейся в Сайтроми, и только благодаря этому она решилась. Король без неё не справился бы, но, даже понимая это, он чувствовал себя преданным. Всё же не для того доверил сестре тайну о дочери, чтобы Королева рисковала перечеркнуть результат её жизни.

Были и другие воспоминания. Отчего-то Сайтроми иногда возвращался к ним, хотя смысла ворошить сундучок со старьём не предвиделось.

– Как жаль, что эту вещь нельзя выбросить вон, - поджимала лиловые губы Цехтуу.
– Никак в голове не укладывается, насколько глупой неумёхой можно быть!

В ней кипела ярость и глубокое презрение к Той, чьи ошибки стали особенно заметны после ухода.

– Для этого и была нужна Клепсидра, - Сайтроми пожалел, что тогда рядом не было остальных бессмертных, готовых высказать мнения. Цехтуу никогда не жаловалась просто так. Если она начинала разговор, в котором ругала Матушку, то не ради самого процесса поношения. Ей требовалось свыкнуться с какой-то идеей, перемолоть её в труху. Помочь ей было непосильной задачей - во всяком случае, Сайтроми редко удавалось в одиночку пробиться сквозь корку упрямства сестры. Чтобы поставить точку в мучительном вопросе, нужно несколько соображающих голов.

– Думаешь?
– как-то чересчур наивно спросила Цехтуу, переходя от одной колонны к другой.

– Предположительно, Терпящая училась на нашем мире. Смотрела, как что работает. Едва ли Она с самого начала планировала оставаться здесь. Потренировалась и ушла создавать более совершенные и правильные миры, - Король видел, как с каждым словом Цехтуу хмурится всё больше.

– Значит, не я одна так рассуждаю.

– Этот вывод напрашивается сам собой, - Сайтроми помолчал.
– Столько лишних штрихов. Такой хороший механизм, но работает со скрипом.

– Как будто Она не знала, что со всем этим делать. Но хуже всего, конечно, этот проклятый инструмент отмены. Кто ещё был бы настолько неряшливым, чтобы разбрасываться такими вещами!

Конечно, то была проблема. Катастрофа, если инструмент будет использован по назначению недоумками, не сведущими в сложных механизмах бытия. А ведь такую возможно никто не исключал. Когда потерялась одна из деталей инструмента, Шестеро пожимали плечами и шутили, воображая, что смертные будут с ней делать. Одна часть бесполезна. Однако беспокойство начало заползать в дом. Инструмент создан Терпящей и должен был использоваться исключительно Ею для убирания лишних деталей из мира… или всего мира целиком, хотя сложно сказать, достаточно ли инструмент пригоден для таких объёмов. Это был своего рода… ластик, которым не стереть намалёванную картину, но карандашные наброски - вполне. И Терпящая бросила его на видном месте.

– И если бы он имел адекватную для понимания форму, - морщилась Цехтуу.
– А то ведь эти смертные найдут и, не разобравшись, подчистят этот мир.

А создать на месте убранного не сумеют, ведь инструмент только удаляет, но не помогает созидать. Не возвращает и не укрепляет.

– В чём-то эти забавные существа наверху правы, - Сайтроми оценил иронию.
– Инструмент был создан по желанию Терпящей. Но мотивы не столь приземлённые, как им всем кажется. Они умело подвели божественную работу под собственные заблуждения. Даже легенду написали, чтобы как-то заполнить пробел в знаниях.

– Могли бы спросить нас.

– Нет, не могли. Люди не ищут правды - они ищут подтверждение своих убеждений и удовлетворение нужд.

Осязаемая тревога Цехтуу тогда ещё казалась Королю преувеличенной. И хотя он тоже не был в восторге, что люди прознали об инструменте, причин переживать в открытую не существовало. Покуда две части хранились у владык Нижнего этажа, а люди имели свойство умирать и терять знания спустя поколения, видимых причин для страха не существовало. До определённой поры… Люди иногда всё же умели удивлять настырностью.

Цехтуу не оперировала такими понятиями, как добро или зло. Детский лепет! Учитывая, что у каждого была своя правда, разобраться в истинности этих понятий оказывалось почти невозможным. Оттого Королева пользовалась более точными мерилами и делала то, что полагала правильным для себя, или подданных, или семьи, или мира.

Так, Цехтуу считала единственно верным поощрить человека, которого не стеснялась называть сыном, даже если он пришёл с пустыми руками и скверными вестями. Гаррел даже не скрывал, что мечтал провалиться под грязный пол, на котором топтался. Нахождение в церкви не воодушевляло его, и радость от встречи с Королевой, долгая разлука с которой терзала его многие годы, окрашивалась усталостью и горечью провала.