Шпионаж и любовь

Понимая, что в ближайшее время на поля ниже их нынешнего базирования будут десантированы новые «джедбургские команды», Фрэнсис и Кристина вернулись к Галлетти и его людям в Брамус. 4 августа Хавард Ганн, гордо облаченный в килт под летным костюмом, спустился на парашюте вместе с французским офицером Кристианом Соренсеном и с плюшевым медведем, подаренным ему Кристиной в Алжире. После короткого воссоединения, во время которого он втайне показал Кристине обгоревшие останки медведя, принявшего на себя удар при его приземлении, Ганн отправился работать на юг, в Кольмар. Соренсен, однако, получил травму ноги при посадке и был вынужден остаться в Сейне. Три дня спустя прибыл Джон Ропер. Он влюбился в Кристину в Алжире и в последний раз видел Фрэнсиса школьником на поле для регби в Харроу, что делало его одним из немногих во Франции, кто знал настоящее имя «Роже». Теперь бывшие школяры обнялись в горной долине в оккупированной Франции, и Фрэнсис был рад снова увидеть «очаровательную улыбку» старого друга [26]. Вместе с Ропером прибыли Джон Холси и Роберт Пурвис. Кристина «была на вершине мира», отметил Пурвис, она преуспевала в работе и выстраивала отличные дружеские отношения, куда бы ни попадала [27]. «Работа, проделанная этим персоналом, неоценима, – добавил позднее Фрэнсис, – но в большинстве случаев у них в распоряжении были только две недели или около того на все» [28]. Высадка союзников на юге Франции была намечена на 15 августа, так что напряжение нарастало.

Вечером 9 августа Фрэнсис и Кристина договорились о том, чтобы джедбургские офицеры встретились с местными лидерами Сопротивления из числа Внутренней армии в безопасном доме в лесу неподалеку от Гапа. Там Поль Эро подробно рассказал о своих планах освобождения региона. Они были утверждены единогласно. Затем Фрэнсис предложил проголосовать за полную поддержку и доверие Эро как руководителю, и все разошлись, воодушевленные, с четким пониманием своей роли.

На следующее утро Эро узнал, что один из местных лидеров, присутствовавших на собрании, был арестован. Оставив сообщение для Галлетти, он покинул Гап в полдень на заднем сиденье мотоцикла местного жандарма, чтобы узнать, возможно ли освободить этого человека. Через полчаса их остановила колонна вермахта, которая двигалась по второстепенной дороге, что было совершенно необычно. Эро сразу бежал в лес у дороги, спасло его только то, что немцы не ожидали, что кто-то будет убегать. Там он лежал лицом вниз, пока пули разрывали кусты вокруг него, и одна была в упор направлена в голову жандарма, оставшегося на дороге с мотоциклом. Эро отчаянно уничтожал имевшиеся при нем уличающие бумаги. Скатав их в плотный шарик, он бросил их среди деревьев, затем подполз к краю леса, подождал некоторое время после прекращения огня и сделал второй бросок. Его сбил с ног град пуль. Шарик из его бумаг был позже найден бойцами Сопротивления.

Смерть Эро грозила разрушить неустойчивый союз между различными местными группами Сопротивления, но его наследие – стратегия регионального освобождения – оказалось достаточно сильным, чтобы обеспечить эффективные совместные действия. Команда Гамильтона помогла взорвать стратегические мосты между Брианком и Гапом, а также возле Прелле. Затем он переместился к Бриану и сражался там, пока его не вывела из строя автомобильная авария и перелом ноги. О’Риган в конце концов встретился с Марчеллини и его людьми, которых он назвал «молодыми, нервными и бородатыми» [29]. Но прежде чем появилась возможность сбросить им боеприпасы и оружие, итальянцы вынуждены были временно расформироваться после «оказания решительного сопротивления нескольким тысячам немецких и фашистских войск в течение двух недель» [30]. Как часто случалось, предложения союзников о помощи были слишком скудными, слишком запоздалыми. Неунывающий и поддержанный Гамильтоном, О’Риган использовал сорок мулов, чтобы переправить огромное количество боеприпасов итальянским партизанам через горный проход Коль-де-ля-Мэ. Он также принял участие в нескольких неудачных схватках, однажды возглавив группу из 150 человек, и сумел за одну ночь эвакуировать их всех, кроме троих, во Францию. Марчеллини потребовалось некоторое время на перегруппировку, он устроил командный пункт в старых казармах в Коль-де-ля-Мэ. Позже Фрэнсис назвал его «единственным лидером, способным помешать итальянским партизанам разбежаться сразу после нападения на них» [31]. К тому времени О’Риган прибыл в район Турина, где его действия в последние недели войны сделали его местной «легендарной личностью» [32].

Подобно Фрэнсису и многим другим, Кристина была глубоко потрясена смертью Эро и, принимая их последний разговор с ним как неофициальный приказ, решила теперь сделать приоритетом обеспечение дезертирства из ключевых иностранных формирований, мобилизованных вермахтом в покоренных странах. Она уже отправила сообщение Бруксу Ричардсу в Алжир, доставленное неким Целлером, в котором писала, что «очень мало сербов и чеков \так!\, некоторое количество украинцев, русских и армян», но «единственно важной группой являются поляки» [33]. Несколько раз ей даже удавалось связаться с этими иностранными подразделениями. Однако эта работа становилась все труднее после того, как вермахт был предупрежден о стратегии.

Тем не менее в начале августа Кристина вступила в контакт с польским гарнизоном в Бриане. Первоначальные переговоры с 400 мобилизованными убедили ее, что они будут готовы сдаться партизанам на определенных условиях. К сожалению, одним из этих условий было освобождение Польши. «Я не могу пообещать им свободную Польшу», – печально написала она Бруксу Ричардсу, прежде чем просила обеспечить «авторитетную пропаганду на польском языке» в поддержку ее аргументов [34]. Воодушевленная готовностью поляков в Бриане участвовать по крайней мере в переговорах, она попыталась связаться с другими польскими частями как во Франции, так и в Северной Италии, чтобы попытаться повлиять на поляков и русских, служивших в Восточном легионе 19-й армии генерала Фридриха Визе. И снова многие из этих военнослужащих, насильственно мобилизованных, опасались за судьбу своих жен и детей, а для кого-то служба в армии была единственным средством к существованию. Должна ли она «требовать» немедленных действий от них, спрашивала Кристина у Брукса Ричардса с типичным апломбом, или достаточно просто получать от них информацию? Уже сотни людей дезертировали, часто присоединяясь к местным группам Сопротивления. Но вскоре Кристине представилась возможность особой стратегической ценности.

Один из ключевых немецких пограничных гарнизонов стоял в Коль-де-Ларш, на перевале высотой 2 000 м, доминирующем над окружающей местностью; оттуда можно было эффективно контролировать военный маршрут до большого французского гарнизонного города Динь. Марчеллини сообщил Кристине, что форт укомплектован в основном поляками, «завербованными» из принудительных трудовых лагерей или под угрозой жизни их семей. Неуверенные в лояльности этих войск, особенно в свете растущего числа разрозненных дезертирств, офицеры вермахта передислоцировали оттуда всех поляков, говорящих на французском языке, и регулярно перемещали остальных, чтобы исключить подрывную деятельность. Они не рассчитывали на то, что в горах появится агент со знанием польского языка.

После смерти Эро Кристина согласилась с Джоном Хэлси, старшим офицером операции «Топлинк» в Барселоннетте, что она сделает предварительный подход к полякам в Коль-де-Ларш 11 августа. К сожалению, новый местный командующий Французской Внутренней армией не хотел участвовать в операции союзников. Без этой поддержки ей и местному жандарму, который вызвался служить ее проводником, большую часть двух дней пришлось подниматься по крутым козьим тропам через леса до гарнизона Коль-де-Ларш, часто сползая обратно по полосам, засыпанным сухими сосновыми иглами, которые покрывали обнажения острых камней. Из-за внешней хрупкости Кристина часто удивляла друзей своей физической подготовкой и тем, что Ганн называл «резервом силы» [35]. Но, несмотря на то что она недавно успешно преодолевала горные тропы, у нее вскоре заболели мускулы, а ноги стали опухать и покрылись порезами.

Кристина знала, что в последнее время немцы сильно нервничают и ищут местных партизан. Одетая в крепкие армейские ботинки и форменные брюки, хотя и закатанные почти до колен, с надетым на плечо громкоговорителем, она явно не пыталась на этот раз выглядеть местной крестьянкой. Но ее опыт передвижения во враждебной стране оказался неоценимым, и вдвоем они незамеченными дошли до огромных укреплений из бетона и камня, усиленных сталью, провели тщательный осмотр и вступили в контакт с одним из польских охранников. Получив информацию, в которой Кристина нуждалась, особенно по поводу места и времени переклички, она с жандармом спустилась до ближайшей деревни у перевала, эта часть пути была проще и пройдена намного быстрее.

Два дня спустя поступил приказ заблокировать проходы на итальянской границе, а затем и предупреждение, что войска вермахта быстро приближаются с юга. Кристина снова поднялась в гарнизон, на этот раз одна. «Работала она полностью самостоятельно, – позже сообщал Фрэнсис, – и это была работа чрезвычайной опасности» [36]. Один раз, прямо под первой платформой форта, она использовала громкоговоритель, чтобы обратиться к шестидесяти трем полякам, которые были среди 150 офицеров гарнизона. Чтобы завоевать их доверие, Кристина надела красно-белый шарф, национальных цветов Польши, и даже раскрыла свою истинную личность, значительно увеличив вероятность того, что ее застрелят как шпиона, если поймают. В наиболее красочных версиях этой истории она «перепрыгнула через железное ограждение» вокруг платформы и была поднята на уровень плеч своими соотечественниками, которые «выбили револьвер из руки майора, когда он нацелил его на Кристину» [37]. Падал ли хоть один немецкий револьвер на бетон или нет, неизвестно, но менее чем за час Кристина убедила поляков, когда придет время, саботировать военные задания, дезертировать и вступить во Французскую Внутреннюю армию. Затем она раздала им заранее напечатанные листовки формата А4 с инструкциями оставаться на своих постах до тех пор, пока они не получат приказ выступать, а затем спуститься группами по десять человек с белыми флагами, и что делать, если их нацистские или фашистские командиры прикажут покинуть страну, и, наконец, Кристина заверила их, что, если кто-то не захочет присоединиться к Сопротивлению, они будут рассматриваться как военнопленные и их права будут соблюдаться [38]. Затем она вернулась, чтобы доложить обо всем этом Хэлси.

Хэлси и Ропер прибыли в гарнизон с отрядом в пятьдесят партизан 19 августа, менее чем через неделю после того, как Кристина подготовила почву, и через четыре дня после высадки союзников на юге Франции. Произошла короткая стычка, в ходе которой был ранен немецкий солдат, отвечающий за несколько польских рабочих бригад, направленных на ремонт дороги. Затем Хэлси и Ропер сообщили командующему гарнизоном, что его линии коммуникации прерваны и он не сможет вызвать подкрепление из Италии, половина его людей готова примкнуть к восстанию, а раненому солдату нужен врач. Затем ему предъявили ультиматум: с целью «избежать бесполезного кровопролития мы советуем вам отдать войскам приказ сдаться. Условия будут вам переданы» [39].

Сначала командующий отказался принять капитуляцию, но с удивительной вежливостью принял предложение Ропера пригласить их на ужин. «Мы поехали на велосипеде, – позже сообщал Хэлси, – и после невероятного ужина командующий собрал практически весь гарнизон… и мы спорили» [40]. Вечером, когда массово дезертировали польские части, предварительно сделав немецкие артиллерийские орудия бесполезными, удалив ударники из казенной части, как заранее рекомендовала Кристина, а затем покинули укрепления, забрав с собой столько минометов и пулеметов, сколько смогли унести к французским и итальянским партизанам. Кристина уже «убедила польские войска украсть все оружие гарнизона… и передать его нам», – с явным восхищением писал Фрэнсис [41]. В половине третьего утра, когда его люди стремительно дезертировали, командующий гарнизоном окончательно принял условия капитуляции. «Это была голливудская сцена, – вспоминал позже с явным воодушевлением один из участников, – с общим рукопожатием, поднятием флага и экскурсией по просторным немецким кварталам» [42]. Немецкие офицеры были затем переведены под охрану в местный замок. Командующего и его собаку увез лично Хэлси.