Сильные не убивают. Книга 2
Шрифт:
Даже если там не зыбучая трясина… сворачивать с сухих кочек не стоит. Видал я уже картинки в этой водичке.
Значит, надо идти вперед… Крепче сжимаю палку. Хотя, кажется, ничто из той дряни, что мне пока повстречалась, палкой было не победить. Но все равно. Так надежнее.
Первое, что меня всерьез напрягает, когда подхожу поближе — осознание, что это никак не шалаш. Но и не гнездо. Я, в целом, уже понимаю, что это. Но как же хочется ошибиться.
Второе — запах. Из входа в логово смердит гнилью. Я плохо чувствую запахи — почуял, только когда подошел.
Мертвечина.
Скрип. Из логова раздается именно это: скрип, шорох, постукивание. Яп-понский городовой…
Волна тухлой вони ударяет в нос, выплескиваясь из норы наружу.
А потом из нее появляется… это.
Медведь, мать его. Мертвый гнилой медведь. Ну такой — подсохший уже, но не до конца. Заплесневелая шкура летит с мертвого тела клочьями, глаз нет, ухо только одно — желтеет череп. В шкуре, кажется, копошатся какие-то паразиты.
Медведь разевает пасть, скалится гнилыми зубами.
И ревет.
Ревет он беззвучно — в пасти клокочет вязкая черная дрянь, цвета тех «ягодок», что я тут насобирал.
И я бью его по голове палкой, вцепившись в нее двумя руками. Она трещит и ломается — и череп медведя тоже. Голова монстра перекашивается, черная жижа течет из пасти, точно чернила. Уже не клокочет.
Я опять бросаюсь бежать. Какая-то часть меня орет от ужаса, а другая часть — всегда помнит про кочки.
Только по сухим кочкам. Р-раз! Р-раз! Дальше!
Далеко я не убегаю: едва берлога оказывается в отдалении, меня рвет. Кажется, вонь навсегда прописалась в глотке.
Допиваю воду. И бреду дальше по кочкам. Дубинку жалко.
К дереву я выбредаю еще через полчаса, если верить часам. А другого мне не остается.
Еще один холмик, на нем — огромный корявый ствол. Деревья тут все корявые, но притом хлипкие — а это первое, на которое можно влезть. Нельзя упускать такую возможность — тем более другого плана и нет. А без плана в Хтони нельзя, говорил Рокотов. А Рокотов — выбрался.
Осторожно взбираюсь на холм: славно-то как, не едет ничего под ногой, не пружинит. Оглядываю кривого гиганта. Дерево вроде и дерево… но все больше чувствую себя неуютно, точно на меня кто-то смотрит.
Ну и ладно. Я сейчас сам на вас на всех посмотрю. Сверху.
Подпрыгиваю, цепляюсь за ветку, ногами карабкаюсь по стволу — он весь в трещинах. Интересно, что это вообще такое. Дуб, вяз? Они на Сахалине растут? Или этот, как там Федька говорил… осокорь? Он-то узнал бы, ботаник…
Нога попадает в большой гладкий круг, окруженный валиком — вроде как шрам на коре.
Дерево трещит и шевелится.
«Ву-у!» — вырывается из земли со всех сторон от холма.
Вместо серого круга на меня смотрит громадный глаз — и моргает. Вряд ли Федька знает такую породу.
Ору и падаю вниз… Темнота.
Когда я прихожу в себя, башка раскалывается, а пить хочется совсем нестерпимо. Однако плохо не это.
Плохо то, что задница крепко застряла в трещине, рассекающей толстый древесный ствол (не было этой трещины раньше, точно!!), а грудь, ноги,
и руки… покрыты корнями, которые выглядят так, будто им сто лет. И эти корни еле заметно шевелятся, медленно погружая меня вглубь холма.Глава 9
Соль. Файтер, бард и завхоз
— Да нет в этой Хтони ничего такого, ага, — бурчит Ленни, объезжая по встречке очередную выбоину в асфальте. — Почему тебе там как медом намазано? Дождись лучше нормальной работы…
— Ты это уже в десятый раз говоришь! Поезд ушел, у нас стрелка со сталкерами забита. Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса!
— Ничего трасса не взорвана, просто не ремонтировалась давно… — не узнает цитату Ленни. — Хотя, в самом деле, как будто бомбили ее, ага…
В подтверждение его слов машина подпрыгивает на очередном ухабе — едва не прикладываюсь макушкой о крышу. Ленни так и зовет свой драндулет — Попрыгунчик. А ведь за все время в этом мире так далеко от Поронайска я не уезжала… И не в браслете тут дело — он, по идее, позволяет перемещаться по всей Кочке. Просто так сложилось, что все мои дела, проблемы и радости оказались сосредоточены в этом городе. Однако знакомые сталкеры Ленни живут в других местах, потому стрелку с ними он забил в придорожном кабаке.
— Расскажи об этих сталкерах!
— Да я Клару только знаю. Она мне троюродной племянницей приходится. Хотя старше меня. А состав команды у нее все время меняется. Ты… уверена, Соль?
— Достал уже гундеть! Скажи мне лучше, эта Клара… она на Поронайск работает?
— Ну а на что ей еще работать? — пожимает плечами Ленни. — Она же в нашу аномалию ходит. Там ограждение, конечно, на соплях держится, но точки входа — наперечет, и за каждой приглядывают. Зайти-то каждый может, а вот тем, кто еще и выходит, потом очень вежливо предлагают делиться. Поддержать, так сказать, поронайскую фармацевтическую промышленность.
— А, то есть по этой аномалии только наши ходят?
— Если бы… Опричники еще, у них там сто двадцать шестая база рядом. Клара их последними словами поносит — уже половину аномалии изгадили своим магтехом, причем ни себе, ни разумным — на корню месторождения тяги губят. И нет на эту мразоту никакой управы. А прочие могут и по всей строгости закона ответить за нарушение карантинного режима аномальных зон… ну или всегда найдется за что. Но вот если с милицией дружить, то и сам внакладе не останешься, и проблем не огребешь.
— Хах, ну это уж как водится. Узнаю почерк дяди Борхеса.
— Ага. Он хоть и не вернулся из этой Морготовой командировки до сих пор, но в смысле денег все под контролем.
Хм, Борхес до сих пор не вернулся — и даже поездка Катрины в Южно-Сахалинск не помогла. Тревожно это… Хорошо, что я договорилась с Токс, что она будет ночевать в Доме, когда меня нет. Я дерусь как сто похмельных чертей, а она зато гражданка Авалона. Неизвестно, что защитит Дом надежнее.
А, ладно, чего я это я разнылась, как умная Эльза! Я же в Хтонь намылилась, а там коньки отбросить — как два пальца об асфальт. И тогда все остальные проблемы решатся сами собой! В общем, авось кривая вывезет.