Синие звезды

— Неверно. Все неверно. Ваши глупые головы неспособны понять всей сути данного жалким людям Откровения Пророка Айвана, и потому ни один из вас не сумел дать верного ответа. Лицемерие и лживость вот чего не выносит всемогущий Акилин.

Он взглянул в лежащую перед ним книгу и зачитал:

«Самый жалкий человек не тот, кто совершает дурной поступок, а тот, кто, совершив, пытается выставить зло за добро. Лицемер и врун не заслуживают прощения, злодей может раскаяться, лжец -никогда».

— Вот ты, — обратился учитель к сидящему на первой парте мальчику, — как бы ты поступил, если бы совершил дурной поступок, и тебя ждало за него заслуженное наказание?

Ребенок, слегка занервничав, опустил глаза, пролепетав:

— Сознался бы, сказал правду.

— Ты врешь, — злорадно усмехнулся учитель, — и врешь прямо в храме Акилина. Ты, как и любой жалкий человечишка, начал бы юлить, выдумывать небылицы, лишь бы выгородить себя. Люди — невероятно грешные создания, — и скривившись, повысил голос. — Или ты хочешь сказать, что я не прав?

Мальчик что-то промычал в ответ, отрицательно замотав головой, не решаясь поднять на учителя глаза.

— Вот видишь, даже сейчас ты продолжаешь нагло врать, зная, что в этом священном месте за тобой наблюдает сам Акилин.

— Я не вру, — попытался оправдаться ученик.

На лице учителя заиграла злорадная усмешка.

— Хорошо, раз ты говоришь правду, то сможешь это доказать, — язвительно проскрежетал он, со скрипом открывая тугой ящик стола, вытаскивая оттуда толстый кожаный ремень, вид которого заставил поежиться находящихся в классе детей.

— Выйди сюда, самый честный человек! — крикнул учитель.

Мальчик нерешительно встал и в несколько робких шагов очутился перед учителем.

— Снимай штаны, когда они одеты, невозможно отделить ложь от правды, — усмехнулся учитель.

— За что? — чуть не плача, спросил ученик.- Я же не сделал ничего дурного.

— Ты трижды соврал мне и даже не нашелся смелости сознаться в этом. Но я даю тебе шанс избежать наказания, ты должен признаться в своей лжи и попросить за нее прощения.

— Я… -мальчик замялся, обдумывая, как лучше поступить, но времени на размышления ему не дали. Он вскрикнул от боли. После нескольких ударов на глазах ученика выступили слезы, и он забормотал:

— Пожалуйста, хватит, я сознаюсь в своей лжи, простите меня, учитель, за это…

Учитель, перестав пороть, злорадно усмехнулся:

— Что и следовало доказать. Только ремень способен выбить из вас, грешных рабов, правду. Вы все лишь жалкие трусливые создания! За свое вранье ты получишь еще пятнадцать ударов.

— Но, — попытался возразить мальчик, — Вы же обещали.

— Лжец не заслуживает, чтобы перед ним держали слово, -фыркнул учитель.
– Но свое наказание ты получишь, когда я закончу занятие. Не буду же я переводить на тебя драгоценное время, отведенное Акилиным для просветления его неразумных рабов.

В распахнутую дверь заглянул жрец, проговорив:

— Его святейшество соизволит посетить твой урок на следующей неделе, — и, заметив в руках учителя ремень, раздраженно проворчал: — Чтобы, когда он придет, никаких порок! Дети должны быть довольные и послушные!

Учитель добродушно улыбнулся:

— У меня всегда все довольные и послушные, верно? — дети хором закивали в знак согласия. — А ремень я достал, чтобы наглядно показать, когда про строительство Великого моста[1] рассказывал.

— Хорошо, хорошо, Желяст, — перебил жрец.
– Но смотри, опозоришь нас перед его святейшеством…

— Не опозорю, — снова улыбнувшись, пролепетал учитель.

Жрец принюхался, заходя в класс.

— Чем это у тебя так воняет?

Учитель растеряно пожал плечами.

— Почему ты пускаешь на занятия грязных учеников? — проворчал жрец, и, пройдя по рядам, остановился рядом с Джейком, бросив взгляд на его заляпанный плащ. — Его святейшество подобное нюхать не будет!

Учитель выдавил улыбку, погладив мальчика по голове:

— Я уже сделал ему замечание. Он просто не успел переодеться, боясь упустить даже капельку сказанной на занятиях мудрости. Но такого же больше не повторится, верно, Геонг?

— Я Джейк, — машинально поправил мальчик, за что тут же словил полный ненависти взгляд, заставивший поежиться, словно от ледяного ветра.

Жрец еще раз осмотрел класс и, буркнув пару недовольных слов, вышел на улицу.

Лицо учителя тут же помрачнело, и он, устремив взгляд на Джейка, проскрежетал:

— Как ты посмел меня опозорить? — и, наклонившись к уху ученика, злобно прошипел: -Ты опозорил меня дважды, а я подобного не прощаю. Если ты сам не в состояние отмыться, то я тебя отмою в аквоморе! А после урока ты получишь свое заслуженное наказание, которое сделает тебя духовно чище, и возможно даже уменьшит испускаемое тобой зловоние, — обращаясь к классу, намеренно громко произнес учитель, вызвав улыбки на лицах детей.

По правде сказать, предстоящая порка сейчас волновала Джейка меньше всего.

Тем временем, закончив с Джейком, Желяст плюхнулся обратно на стул и, обращаясь к классу, проговорил:

— Каждый из рабов Акилина не единожды намеренно говорит не правду, только кто-то чаще, а кто-то реже, чья-то ложь крупная, чья-то незначительная. И я бы хотел услышать ваше мнение, мнение неразумных рабов, кого бы вы назвали честным человеком, достойным подражания?

Один из учеников, на которого упал взгляд учителя, запинаясь, заговорил:

– Я бы хотел привести в пример свою бабушку. За всю жизнь я ни разу не видел, чтобы она кого-то обманывала, или намеренно утаивала правду.

– То есть ты считаешь, что если бы ты совершил дурной поступок, твоя бабушка, не раздумывая, сказала правду, зная, что это навредит ее любимому внучку, или придумала бы ложь, чтобы защитить тебя?

Ребенок замялся, не зная, что ответить, а учитель самодовольно усмехнулся

— Многим рабам Акилина свойственно не врать тогда, когда их правда не нанесет вреда тем, кого они любят. Но вот по-настоящему не врать никогда намного труднее. Думаю, если бы твоя бабушка поступала именно так, ты бы не привел ее в пример, потому как любой грешный человек держал бы на нее обиду за эту правду.