Скрипач
Шрифт:
Вся эта беготня заняла около двух часов. Юноша боялся опоздать и не найти билетов в продаже. Подойдя к зданию театра, Ганс встал рядом с окошком билетной кассы за пожилой дамой в черном бархатном платье.
– Что для вас? – раздался голос из маленького окошка.
– Мне бы хотелось два билета на «Женевьеву», – сказала женщина.
– Извините, остался только один, – ответили ей.
Ганс молниеносно схватился за бумагу и угольный карандаш. Приложив листок к стене, юноша быстрыми жестами что-то нацарапал и, обойдя даму, поклонился в знак почтения и протянул ей листок.
Она, удивившись, пробежала глазами по неровным
– Вам действительно так нужен этот билет?
Ганс пару раз утвердительно кивнул.
– Ну что ж… Пожалуйте, – фыркнула дама.
Ганс ещё раз почтительно поклонился уже уходящей даме и обратился к окошку билетной кассы.
– На «Женевьеву»? – послышался голос.
Ганс кивнул и протянул деньги. Только взяв в руки хрустящую бумажку, на которой крупными буквами было написано: «оперетта «Женевьева Брабантская», начало в 18:00» юноша почувствовал действительную радость. В тот момент ему казалось, что посещение этой оперетты, которую он неимоверно любил (хотя с сюжетом оной он даже не был знаком), есть самое счастливое событие жизни.
До начала представления оставалось ещё около трех часов. Ганс не знал, куда себя пристроить. Ему не терпелось снова увидеть тех людей, с которыми он работал, вновь услышать их голоса… Особенно он желал встретиться с Тессой. Ганс понимал, что это была та юношеская влюбленность, через которую прошел каждый, и которая забудется спустя несколько лет… Но что-то трепетало в сердце в ожидании этой встречи.
Не зная, куда бы пойти, юноша направился в беспорядочно заросший дикой акацией парк рядом с театром. Припомнив, как он пробирался сквозь эти колючие ветви, открывал дверь, спускался по лестнице и оказывался в своей подвальной каморке, Ганс на минутку задумался, после чего отодвинул пару ветвей и стал пробираться сквозь кустарник.
За несколько лет проторенная здесь тропинка заросла, но все же не полностью. Юноша отодвинул в сторону ещё несколько ветвей и через несколько шагов оказался у двери. Здесь все так же пахло сыростью и плесенью, но дверь теперь была плотно закрыта. С силой подергав за ручку, Ганс все же отворил дверь и оказался внутри театра.
Юноша тут же заметил перемены. Оказавшись на лестнице, он заглянул в боковой проход, ведущий за кулисы театра. Дверной проем был крест на крест заколочен досками и завешен тяжелой занавеской. Пройдя пару шагов и стараясь оставаться
Два голоса – мужской и женский, послышались за занавеской. Шаги приближались и вдруг замерли.
– Мы договаривались, что сегодня последнее выступление, – сказал женский голос, показавшийся Гансу очень знакомым.
– Прошу вас, ещё одна неделя… И все, – сказал мужской голос.
– Вы понимаете… – сказал слегка хриплый женский голос, – мне тяжело. Мне очень тяжело. Я теряю голос, я не могу больше петь…
– Последняя неделя. После я вас отпущу и больше никогда не потревожу, – послышался мужской голос.
– Хорошо, я согласна, – ответил женский.
Далее до слуха Ганса донеслись стремительные шаги по направлению к холлу и щелчок открываемой двери.
Юноша узнал эти голоса. Женский принадлежал Тересе Айхенвальд, а мужской – директору театра. Подождав, пока шаги в отдалении затихнут, юноша вновь отодвинул занавеску и выглянул в коридор. Драпировка на одной из дверей слегка качалась. Через несколько секунд юноша услышал прерывистый кашель, а
затем тот же женский голос начал распевку.Постояв ещё несколько минут, внимательно прислушиваясь к доносившемуся из-за двери голосу, Ганс развернулся и знакомым способом выбрался из театра.
Походив ещё некоторое время по саду, Ганс Люсьен, следуя за собиравшимися людьми, прошел в холл и оттуда в зал. Устроившись на своем месте, молодой скрипач с любопытством рассматривал изменившееся убранство зала. Занявшись изучением и сравнением мелких деталей, которые удавалось припомнить, с тем, что театр представлял собой сейчас, Ганс пропустил мимо внимания три звонка и очнулся только, когда со сцены до его слуха донесся звучный голос директора.
Привычно объявив название сегодняшнего представления и автора, а затем пожелав приятного времяпрепровождения, мужчина удалился. Раздались аплодисменты. Ганс усердно хлопал, предавшись новому для него чувству восторженного ожидания.
Раздвинулся занавес, на сцене показались первые действующие лица. Ганс особенно не вдавался в содержание представляемой оперетты, а был погружен в свои собственные мысли и воспоминания.
Вдруг на сцене появилась она.
Ганс сразу же узнал её, с удовольствием отметив, что за годы его отъезда девушка заметно похорошела. Её тонкий стан был перевязан широкой атласной лентой. Богатое бархатное платье укладывалось на её фигуре какими-то особыми складками. Золотистые кудри были собраны в причудливую прическу, а глаза по-прежнему сверкали молодым, счастливым блеском. Но, приглядевшись, юноша заметил нечто другое.
Лицо девушки было поразительно бледно, а тело исхудало до того, что на обнаженных плечах видны были выступавшие кости. В глазах, помимо деланного молодого задора, виднелся отпечаток глубокой печали.
Ганс на минутку задумался. До этого момента на душе его было так радостно, что способность размышлять и приходить к выводам, основываясь на прошедшем, казалась бы для него неестественной. Но сейчас, взглянув на неё…
Юноша подумал о том, приятно ли ей сейчас было бы увидеть его. Несмотря на счастливые, как казалось Гансу, моменты, он был тем ужасным человеком, который предстал перед девушкой убийцей. Вероятно, это воспоминание отпечаталось в ней так же ясно, как и в нем самом. Но решение пришло быстро.
Дождавшись антракта, Ганс поднялся со своего места и направился в цветочную лавку. Быстрым шагом, почти бегом, юноша добрался до цветочного магазинчика, открыл дверь и, прислушавшись к знакомому звуку колокольчика, обернулся к прилавку.
– Вы что-то хотели? – раздался знакомый голос.
Ганс достал бумажку и начал было что-то писать, как вдруг старушка, узнавшая его, внезапно охнула и сложила руки ладонями вместе на груди.
– Давно вас не было, молодой человек, – сказала старушка.
На это Ганс только улыбнулся.
– Одну белую розу? – поинтересовалась старушка.
Но Ганс уже протянул ей бумагу с надписью «Одиннадцать белых роз».
Старушка улыбнулась в ответ и отправилась собирать букет. Ожидая её, Ганс нервно постукивал пальцами по стеклянному прилавку. Наконец, букет был готов и перевязан атласной лентой. Передав старушке сумму чуть большую, чем требовалась, Ганс поклонился и собирался было уйти.
– Мне, батюшка-благодетель, лишнего не надо, – проговорила старушка, протягивая Гансу на сморщенной ладони лишние деньги.