Следователи

Шивене попросила подойти хозяина квартиры.

— Сейчас, — он неуверенно приблизился, вытер платком глаза. Прежнюю моторность движений сменили слабость, слезы. Для следственно-оперативной группы от него все еще было мало пользы.

— Кто это писал? — Шивене показала ему записку.

Он с минуту смотрел на бумагу, потом перевел взгляд на черный концертный костюм следователя, словно вспомнил, кто она и почему здесь. Наконец с трудом выговорил:

— Ольга. Жена.

— Давно?

— Сегодня утром. Она говорила... — он вспомнил, — что оставит пятьдесят копеек на тетради.

Мелочь на столе отсутствовала, в одежде мальчика денег тоже не оказалось.

— Может, он купил тетради? — спросил бухгалтер.

Паламарчук покачал головой.

— Они были бы здесь. Кроме того, Геннадий в ботинках. Значит, в комнаты не входил.

— А может, он только пришел из школы? — предположила вторая понятая.

Геновайте показала на джинсы:

— Им не разрешают в школе ходить в джинсах. Только в форме. Выходит, он переоделся, чтобы идти за тетрадями. В это время, скорее всего, кто-то появился.

— Но, может, он сходил, а тетрадей не оказалось, — сказала женщина.

— Тогда были бы деньги... — следователь снова обратилась к Паламарчуку: — Далеко отсюда книжный?

— Нет, — он махнул рукой.

— Преступник завладел пятьюдесятью копейками! — воскликнула Караева. — Здесь что-то не так! Клянусь, это — аномалия!

— Шоферские права! — вдруг вспомнил Паламарчук. Словно что-то пробилось внезапно сквозь толщу не связанных между собой мыслей, догадок, осаждавших его с вечера. — Их нигде нет!

— Шоферские права? Вы автомобилист?

«В такую минуту вспомнить о документах!» — подумалось Шивене.

— Не мои! Желнеровича! Вы не видели?

— Нет, — она обернулась к Антоновасу. — Водительские права нигде не попадались? Посмотри.

— Пока нет.

— Они лежали в спальне!

Что-то заставило Шивене насторожиться.

— Желнерович? — переспросила она. — Кто он? Почему его права здесь?

— Он родной брат Ольги, жены! — своими объяснениями Паламарчук сразу все запутал. — Он не в Вильнюсе. Отбывает наказание. Боится оставлять их у себя дома: жена грозила — порвет.

— Минутку! Он осужден? За что?

— Семейные скандалы. Они уж год, как разведены. Ребенок у них... А жили вместе. У тещи. Ему некуда уйти. Понимаете? Там каждый день неурядицы...

— Он оставил вам свои документы?

— Да. И деньги. Пятьдесят рублей. Одной купюрой. Все лежало в спальне. Сегодня он должен был за ними приехать. Его обещали отпустить за правами.

— Именно сегодня?

Из полки с хрусталем ударил отблеск огромной люстры. «Фотографии этой секции в уголовном деле будут единственно яркими... — подумала Шивене. — Резьба, подсвеченная изнутри... Только фотоснимок Геннадия из альбома, какой бы я ни приобщила к делу, будет тусклым, как все фотографии людей, которых нет в живых...»

— Может, Желнерович приезжал, и Геннадий отдал документы? — она провела взглядом по комнате. — Любопытно.

Буславичус подумал о том же, открыл дверь на лестницу, махнул курившему на площадке Репину.

— Есть работа, майор.

Шивене попросила Паламарчука подойти. Он бросил на нее отчаянный взгляд:

— Это же дядя Геннадия!

— Адрес? — спросила Шивене. — Где он отбывает наказание?

Паламарчук взглянул на Репина. Тот вынул блокнот, приготовился писать.

— Вы поедете сейчас? Ночью? — спросил Паламарчук.

— Мы решим.

— Он должен быть в Виевисе. На стройке.

Следователь обернулась к инспекторам:

— Надо установить, отлучался ли Желнерович со стройки. Был ли сегодня в Виршулишкес? В какое время? С кем встречался? Когда вернулся в Виевис? Кто его видел? Один из вас пусть едет к нему домой. Если он в Вильнюсе, срочно доставьте в прокуратуру...

В конце второго часа раздались три телефонных звонка. После паузы позвонили снова. Шивене сняла трубку.

Это был Репин.

— Я у дежурного по отделу. От Буславичуса никаких известий?— Геновайте поняла, что второй инспектор поехал к бывшей жене Желнеровича.

— Пока нет.

Антоновас, заглянувший из кухни, принес кресло. Геновайте села и только теперь почувствовала усталость. Ныла спина, гудели ноги.

— Есть новости, — объявил Репин. Было хорошо слышно, как всегда во время поздних телефонных разговоров. — Удалось найти человека, который сегодня видел Желнеровича. Общественный автоинспектор.

— В Вильнюсе видел?

— Да. И даже подвозил на машине.

— Вот вопрос: был ли Желнерович в Виршулишкес? — Шивене поправила запутавшийся телефонный шнур.

— Понимаю, — сказал Репин. — Он уехал из города до возвращения Паламарчука. В начале седьмого.

— Мог заехать за документами.

— Инспектор сообщил детали. Сейчас... — Репин что-то кому-то ответил на другом конце провода, снова приблизил к себе трубку.

— Желнерович «голосовал» на дороге? — Шивене хотела полнее представить ситуацию.

— Инспектор сам подобрал его на автобусной остановке. Они знакомы. Жили по соседству.

— И довез до места?

— Желнерович вышел, не доезжая Виевиса.

— Не доезжая?

— Он скрыл, что отбывает наказание. Сказал, что едет к знакомому. Он вообще хотел уклониться от поездки с инспектором.

— Был трезв?

— Да. Вел себя нервозно.

— Как был одет?

— У меня записано... — послышалось, как он листает блокнот. — В куртке. Болотно-коричневой, — инспектор не нашел другого определения. — Без головного убора. При нем был сверток, он держал его на коленях. Автоинспектор полюбопытствовал: «Что это?» Желнерович ответил: «Белье...»

Буславичус позвонил сразу вслед за коллегой. Полученные им сведения подтверждали то, что установил Репин.

— Желнерович днем приезжал в Виршулишкес! — объявил он. — Бывшая жена видела его недалеко от магазина «Сатурнас».

Это рядом с местом происшествия.

— В какое время? — спросила Шивене.

— В начале пятого.

— Что он делал?

— Ей тоже было интересно... Она проследила за ним. Он зашел в химчистку. Долго отсутствовал. Видимо, что-то сдал. Но дело в том, что сверток так и остался при нем. Если сдал, то что-то с себя.