Следователи

— В какое время это было? Помните?

— Часы я не взял. Слава говорил, что уже поздно, три или начало четвертого. Из библиотеки он должен был еще зайти в магазин за выпивкой.

— Дальше, пожалуйста.

— Я дал ему деньги. Два рубля. Остальные у него были. И, чтобы не терять время, пошел к моему другу Кутьину, который живет недалеко от Озо. На Судярвескяляс. С собакой пошел...

— Я слушаю.

— Мы с Кутьиным еще накануне сговорились встретиться. Славе я оставил телефон Кутьина, чтобы он, как только возьмет выпивку, позвонил нам, и мы выйдем ему навстречу.

— Дальше.

— Я зашел к Кутьину. Но собака в квартире стала лаять. Кроме того, могла поцарапать паркет. Поэтому мы с Кутьиным вышли на улицу, а свою дочь он предупредил: «Если будут звонить, передай, что мы ждем на улице, у оврага»... У Кутьина имелась бутылка водки. Мы взяли ее с собой.

— Так...

— У оврага выпили. На пеньке. Вскоре пришел Слава. Еще выпили.

— Как скоро, по-вашему, он вернулся?

— Очень быстро! Сказал, что очереди почти не было. Взял выпивку, позвонил Кутьину — и к нам! Мы выпили еще, стали возиться с собакой, дурачиться...

— Уточните: он отсутствовал минут тридцать? Час? Полтора?

— Минут тридцать от силы... Потом дочь Кутьина пришла за нами в овраг. Сказала, что мама уже дома и просит нас вернуться.

— Вы вернулись?

— Да. Там еще выпивали. Но это я уже плохо помню. Вечером я уехал на такси домой и увез собаку. А Слава, Кутьин и его жена еще поехали в магазин, к знакомому Славы. За продуктами. Я отвел собаку и пошел к себе.

— Вы ничего не заметили в одежде соседа после того, как он вернулся из магазина? Или на лице...

— Нет. Только потом.

— Когда?

— В квартире Кутьина. У Славы было поцарапано лицо.

— Вы спросили о причине?

— Он сказал, что поцарапала собака. Там, у оврага.

— В каком он был настроении, когда вернулся?

— Из магазина? Ничего. По-моему, даже напевал.

Но это все потом...

Четырнадцатое марта. Место происшествия. Продолжение осмотра

С помощью Альфонсаса Шивене сняла электрошнур, стягивавший шею мальчика, расстегнула на нем пальто. К моменту нападения Геннадий только вошел или собрался уходить. Он был в полуботинках, а не в тапочках, которые обычно носил в квартире, как и другие члены семьи.

— Множественные переломы в области затылка... — диктовал эксперт. Пальцы Альфонсаса еле касались успевших слипнуться волос — казалось, эксперт боится причинить боль. — Ранения в височной области. Бурые пятна на воротнике...

Не оборачиваясь, Геновайте попросила подойти криминалиста.

— Здесь требуется крупный план.

— Сейчас... — Караева положила линейку и несколько монет у воротника. Отошла, щелкнула блицем.

Дислокация и размер пятен могли прояснить обстоятельства, последовательность телесных повреждений.

Шивене обратила внимание понятых на вещественные доказательства:

— Утюг с разбитой ручкой, столовый нож, вилка. Они будут включены в протокол и изъяты.

— Я должен перевести дух, — судмедэксперт с трудом разогнулся, у него ныла спина.

Шивене отошла к окну. Из форточки пахнуло сыростью. На главной артерии Виршулишкес — Космонауту движение стихло. Вверху, над телебашней, двигались огни. «Ночной самолет...» Геновайте представился салон со спящими пассажирами, бодрствующие пилоты в окружении своих умных приборов.

— Продолжим? — спросила она через минуту, отходя от окна.

Бурые пятна, про которые почти с уверенностью можно было сказать: «Это — кровь» — встречались всюду. Смывы и соскобы для анализа брались везде: с полов коридора и спальни, с секретера, с серванта, с дверцы бара, с полуторакилограммовой хрустальной пепельницы.

— Зачем столько проб? — полюбопытствовал у Буславичуса понятой — пожилой флегматичный человек.

Инспектор ограничился коротким разъяснением:

— Каплю мог оставить и убийца.

— Вы определите его группу крови?

— Попробуем.

— А почему преступник должен оставить свой след?

— Мог случайно порезаться, когда наносил удары, — пришла на помощь Буславичусу Шивене. — Мы должны предусмотреть все возможности... Наконец, мальчик, сопротивляясь, мог его поцарапать, — она взглянула на фигурку, лежавшую в коридоре.

— Я знаю, кто убил! — сказала вдруг Караева. Все обернулись. Обычно розоватое лицо ее было пунцовым. Она неловко, предплечьем убрала мешавшую ей прядь. — Это сумасшедший! Обитатель психбольницы. Нормальный человек совершить такое не в состоянии. Садизм. Бесчувственность. А главное... Хрусталь, одежда. Все цело! — она снова попыталась отвести волосы с лица. — Согласны?

За окном прогрохотал мотоцикл. Он был без глушителя. Казалось, прогревает моторы мощный реактивный лайнер. Несколько секунд — и звук удалился в направлении Лаздинай. Снова стало тихо.

— Генуте! — позвал Антоновас из кухни.

Она подошла. Между стенкой холодильника и столешницей отделанного пластиком стола застрял лист, вырванный из тетради. В середине крупным женским почерком было выведено: «Купи себе тетради. Целую». Надпись была сделана мягким красным карандашом. Под столом лежал и карандаш — «Пятилетка», Московской карандашной фабрики имени Красина. Писали, безусловно, им. Еще дальше, ближе к краю стола, стояла сковородка со сдвинутой в сторону крышкой. В ней краснел кусок курицы, несколько ложек картофельного пюре. Обед, оставшийся несъеденным.