Смерть ростовщика

Кори Ишкамба кричал и метался, как буйно помешанный, отказывался уйти из Арка, и в конце концов начальник дворцовой стражи приказал вышвырнуть его на улицу.

На обратном пути Кори Ишкамба каждому встречному – знакомому или вовсе не знакомому – рассказывал о своем горе и горестно спрашивал, что делать.

– Ладно уж, дядюшка Кори, не стоит так убиваться! Деньги вам все равно грязным путем доставались, а грязная вода, как говорится, стекает в канаву! Попали ваши деньги, куда им следовало попасть!

Подобного рода «утешения» делали муки Кори Ишкамбы еще нестерпимее, и он с бранью обрушивался на своего «утешителя», кричал, вопил при этом так, будто ему лили соленую воду на обожженное место. Потом он искал другого слушателя, но сочувствия не встречал ни у кого. Люди только смеялись над ним.

В те дни я и встретил Кори Ишкамбу. Преградив мне дорогу, он принялся рассказывать о своем гора, стал просить у меня совета. Я, конечно, знал его историю от других, но сделал вид, что слышу впервые. Выразив ему сочувствие, я заметил:

– Ну что можем посоветовать вам в таком «трудном деле» и в такой «тяжелый час» мы, маленькие люди? Идите к правителям города, спросите совета у них.

– Эх, пусть будут прокляты правители города, пусть сгорят их дома, пусть умрут их дети – они даже выслушать меня не захотели! – ответил он и долго еще сыпал ругательства и проклятия в адрес отцов города.

Проклятия его невольно напомнили мне случай с одной сумасшедшей старухой.

В Бухаре, в квартале Гаукушан, неподалеку от мечети Ходжа, на берегу главного городского канала всегда сидели нищие и бродяги. Среди них находилась сумасшедшая по имени Биби-Десятник.

Уличные мальчишки дразнили несчастную старуху: засыпали ее пылью, стаскивали с нее дырявые кожаные калоши или рваную паранджу, срывали с головы покрывало и бросали в воду, словом, всячески задирали ее.

Биби-Десятник тоже «вступала в сражение», швыряла в мальчишек камнями, осыпала их бранью и проклятиями.

Однажды я сидел на солнышке у моста Пушайман перед мечетью Ходжа и наблюдал, как ребята носились вокруг Биби-Десятник. Она металась среди них простоволосая и босая. Стоило ей отогнать одних озорников, как сзади подбегали другие и дергали за платье, да с такой силой, что она падала на спину. Не успевала она подняться и повернуться в их сторону, как ее дергали с другой стороны, и она снова падала на землю...

Наконец обессиленная Биби-Десятник с полным подолом камней села на землю, привалившись спиной к стене мечети, она проклинала ребят и бросала камни в тех, которые пытались подойти к ней поближе.

В это время с запада со стороны квартала Пачакуль-хаджи появилось несколько крупных бухарских баев и почтенных мулл.

Судя по одежде, они, видимо, возвращались с пиршества. Поверх нижних халатов из цветастого сатина на них были надеты парадные, отороченные широкой тесьмой халаты из лучших каршинских и гиссарских шелков. На головах белели чалмы из тонкой кисеи, намотанной на золототканые и парчовые высокие кулахи, обуты знатные горожане были в лакированные сапожки и такие же калоши.

Вероятно, желая показать народу свою пышную одежду и с лица и с изнанки, они шли, откинув полы, давая прохожим возможность любоваться шелковой оторочкой халата.

Они выступали важно, степенно, беседуя друг с другом и ковыряя в зубах золотыми и серебряными зубочистками.

Биби-Десятник, доведенная ребятишками до отчаяния, решила принести жалобы представшим ее глазам «великим мира сего».

– Да стану я за вас жертвой, почтенные, – закричала она. – Да падут на меня несчастья ваших детей, почтенные! Дожить вам до свадьбы своих детей, почтенные! Всю жизнь носить вам такие чалмы и халаты, почтенные! Пусть в добрый час тратятся ваши деньги, почтенные! Избавьте меня от этих негодников, почтенные!

Выслушать мольбу безумного человека, к тому же женщины, даже взглянуть в ее сторону они считали несовместимым со своим достоинством, с величественной поступью и пышной одеждой. Делая вид, что не слышат криков Биби-Десятник, они продолжали свой путь с невозмутимой важностью.

А Биби-Десятник, поняв, что напрасно взывает к ним, позабыв про ребятишек, весь свой гнев обратила на них и стала осыпать проклятиями и бранью:

– ...Дай бог, чтобы халаты ваши унес обмыватель покойников. Пусть ваши деньги растащат воры и грабители, почтенные!

Богачи, притворившиеся глухими, когда Биби-Десятник благословляла их, теперь не могли делать вида, что их ушей не достигают проклятия и брань: ведь на всю улицу ругалась безумная старуха!

Но что они могли поделать? Все, что им оставалось, – это позабыв о своем степенном, важном виде, подобрать полы халатов и пуститься наутек, подобно мальчишкам. Так они и сделали; поспешили как можно быстрее убраться отсюда, чтобы поменьше людей узнало, как Биби-Десятник «втоптала в грязь и их одежду, и их достоинство».

Но сумасшедшая так разошлась, что в течение нескольких дней не переставала клясть и ругать их. Даже когда ее изводили мальчишки, она ругала не их, а «почтенных» граждан. А те до самой смерти нищей избегали показываться на тех улицах, где можно было ее встретить.

Так и Кори Ишкамба, обратившись к правителям города и не найдя у них помощи, стал везде поносить и ругать их, подобно той безумной Биби-Десятник.

После этого случая Кори Ишкамба окончательно сдал; пал духом, сильно изменился и внешне – он стал худеть день ото дня и отощал наконец так, что кожа болталась на костях, как пустой мешок.

XVII

Только через два-три месяца после случая с Мирзой Абдуллой разум постепенно стал возвращаться к Кори Ишкамбе. Теперь, рассказывая кому-нибудь о своем несчастии и по привычке посылая проклятия на голову Мирзы Абдуллы и правителей города, он говорил под конец:

– Ну, что было, то прошло! Все в мире проходит, ко всему привыкаешь!

Признаков помрачения рассудка как будто больше не замечалось, казалось, он выздоровел, но прежней полноты жизни навсегда лишился. Тело ростовщика походило теперь на опустошенный от нечистот желудок с множеством трещин. Щеки и лоб его изрезали глубокие морщины, цвет лица стал беловато-серым, как требу шина зарезанного животного.

Началась первая мировая война. Дела у Кори Ишкамбы, как и у других купцов и ростовщиков, пошли вверх. Появились спекулянты, наживавшие огромные деньги на перепродаже товара при нараставших с каждым днем ценах. Спекулянтам этим требовался все больший капитал, и они стучались в двери ростовщиков, брали у них ссуды под баснословные проценты, чтобы скупать ходовые и редкие товары. Кори Ишкамбе удалось завязать отношения с преуспевающими спекулянтами, и в его карманы потекли деньги, а от угощений у своих богатых должников брюхо его так плотно набивалось жирными блюдами, что чуть не лопалось.