Соболиная вершина
Шрифт:
— Никогда больше так не делай. Никогда больше не уходи, не сказав, куда направляешься. Если что-то не так, говори. Со. Мной, — при каждом слове я тыкал пальцем себе в грудь.
Вот в чём была настоящая проблема. Не в том, что она пошла в горы одна, хотя мне это и не нравилось. Не в том, что она ускользнула из постели и моего дома. Если она продолжит хранить эти тайны, если будет держать меня в стороне, мы не переживем этого.
— Прости, Матео, — раскаяние на её лице слегка остудило мой гнев.
— Ты ищешь его.
Она кивнула.
— Почему? — в моём вопросе звучал яд.
Вера с трудом
— Он мой отец.
Да, он был её отцом. Она всё ещё любила его, не так ли? После всего, что он натворил, она его любила. Он что, промыл ей мозги? Я не знал, как с этим справляться. Я не знал, как справляться с этим всем. Чёрт, всё это было ужасно. Абсолютно, невероятно ужасно.
Как мне это исправить? Я провёл рукой по волосам.
— Ты встречалась с ним?
Она покачала головой.
— Нет.
— Но ты искала его. Сколько времени?
— Два года. С тех пор, как мы вернулись в Монтану.
Два года? Ну, я бы отдал Вере должное. Она была чертовски упряма.
Вот почему она переехала в Куинси с Вэнсом? Я думал, она хотела быть ближе к Вэнсу и Лайле. Но на самом деле она переехала сюда, чтобы найти своего отца, так ведь?
— Откуда ты знаешь, что он в Монтане?
— Я не знаю, но... — она опустила взгляд, закрыв глаза. — Здесь мы жили раньше.
Это я знал. Но это была только часть истории, так ведь? Как она вообще оказалась в Айдахо с Вэнсом? Что знала моя сестра, но скрывала от нас?
Какой бы рассказ ни сочиняли Вера, Лайла и Вэнс, это, скорее всего, была полная чушь. Моя сестра врала мне, всем нам, уже много лет.
Это было больно. Наша семья была лучше этого. Но я готов дать Лайле фору. Готов проявить к ней ту любезность, которую она не удосужилась проявить ко мне. Если она и лгала, то, вероятно, по уважительной причине.
Скорее всего, ради женщины, сидящей рядом со мной.
— Время для правды, Персик. Абсолютной правды.
Плечи Веры опустились, словно груз этой правды был слишком тяжёлым. Когда же она поймёт, что ей не нужно нести его в одиночку?
Она подошла к своей машине, залезла на капот Хонды. Скинув рюкзак и оставив его за собой, она подтянула колени к груди.
Этот знакомый защитный жест.
Когда-нибудь она поймёт, что он не нужен. Не со мной.
Я сел рядом, упёршись каблуками ботинок в бампер. И дал ей время, чтобы разрушить стены, которые оберегали её правду.
— Отец вырос на Аляске. Он стал полицейским, а когда переехал в Айдахо, работал в отряде по охране природы, потому что любил природу. Он всегда говорил, что родился не в своё время. Что хотел бы быть в экспедиции Льюиса и Кларка. Увлекался выживанием, постоянно изучал, как делать разные ловушки или капканы. Он мог посмотреть на любую ягоду и сказать, ядовита она или нет. И он говорил, что однажды хочет попасть в шоу «В изоляции».
Если Кормак был специалистом по выживанию, неудивительно, что они жили вдали от цивилизации. Обычный человек не смог бы выжить. Но если у него были такие навыки... Да, он мог жить вне общества чёртову вечность.
— Я не хочу говорить о той ночи, — опять стены. Стены, которые сегодня точно не рухнут.
— Ладно.
— Но он не убивал их.
Я резко повернул голову к её лицу. Что? Кормак
был невиновен? Как это возможно?Вера сидела неподвижно, едва дыша, глядя в пустоту.
— Моих сестёр. Он не убивал их.
Тогда кто?
— Но он убил её, — голос Веры стал ледяным.
Её.
Её мать. Нору Галлагер.
Кормак убил её мать. Почему?
Потому что Нора убила сестёр Веры? Чёрт.
Это был не маленький секрет. Это был главный секрет.
Её мать убила её сестёр. А мир долгие годы верил, что Вера утонула вместе с ними.
Мой мозг пытался переписать всё, что я думал, будто знаю. Абсолютно всё.
Если Кормак убил её мать, он был далеко не безобиден. Но если её мать убила сестёр... возможно, у него была причина. Что за чёрт? Что же всё-таки произошло той ночью?
— Папа увёз меня, — сказала она. — Он в спешке собрал всё, что мог. Снаряжение и оружие. Одежду. Ботинки. Лекарства. Не так много моих вещей, чтобы это привлекло внимание, но достаточно. Мы заехали к банкомату за наличными. Я оставалась вне поля зрения. А потом мы уехали из Айдахо. Мы ехали всю ночь и добрались до Национального леса Олимпик до рассвета. Мы оставили грузовик на заправке, а потом пошли пешком. Я сбилась со счёта времени, так что не знаю, сколько мы шли, прежде чем он наконец позволил нам остановиться. Тот первый год как в тумане.
Как в тумане? Он увёз её в ту ночь, когда её мать утопила сестёр. Да, это время тоже было бы для меня туманным.
Кормак забрал Веру с собой. Почему? Он должен был понимать, насколько тяжёлым будет этот образ жизни. Почему он не оставил её и не ушёл?
Глупый вопрос. Даже упряжка диких лошадей не смогла бы оттащить меня от Алли. А если он действительно убил Нору, у него был выбор: бежать или сесть в тюрьму. Бегство означало, что он оставался с Верой. Возможно, он решил, что лучшее место для неё — рядом с ним. И я не могу винить его за это.
Ну, хотя бы ей не промыли мозги. Это уже что-то. Она осталась с отцом, потому что... он был её отцом. Возможно, не такой уж и злодей, каким я его считал несколько минут назад.
Но он не должен был забирать её. Он должен был оставить её. Вэнс помог бы ей. Он смог бы отправить её на консультации и терапию.
Кормак забрал травмированного подростка и изолировал её от всего мира. Он сделал это, чтобы держать её рядом. Потому что он не хотел её терять.
Я бы тоже не захотел расстаться с Алли. Это я могу понять. Но всё остальное? Несмотря на любовь Веры к отцу, Кормак был далеко не безгрешен. Мне потребуется время, чтобы осмыслить всё это. Чтобы понять, как это принять.
— Мы часто переезжали, — продолжила она. — Прятались. Жили в горах.
В Тихоокеанском северо-западе не было недостатка в удалённых местах. Чёрт, если Кормак знал, что делает, он мог бы просто кочевать из одного национального леса в другой. Из Айдахо в Вашингтон, из Вашингтона в Орегон, а потом в Монтану. Здесь были тысячи акров нетронутой природы, куда не ступала нога человека.
— Это было не так уж плохо, — Вера пожала плечами. — Папа старался сделать нашу жизнь комфортной. Мы продолжали двигаться, ждали подходящего момента.