Собрание Стихотворений

X. ДРЕВНЕЙ РОЩЕ

Глухая роща! темный древесный храм, Где фимиамом зерна янтарных смол, В твоем благоуханны мраке Свечи зеленые трав весенних. Воздвиглись ели в ризе нетленных игл, Твою святую оберегая глушь. Лаская луг прохладной тенью, Древние липы простерли зелень. И синий ладан — первых фиалок сев — Твое кадило, в час, как смеркает день, И солнце золотые розы Тихо роняет над глыбой талой. Нерукотворный, одушевленный храм! Ты возлелеял легкое семя трав, Ты схоронил в себе зачатья Малых цветов и дерев дебелых. Века внимал ты жизни глухую дрожь, Ты в черном лоне ярость цветов таил, И, чуя трепет вожделений, Семя питал животворной влагой. Ты кроешь тайны первых любовных ласк, Лелеешь в мраке знойных лобзаний сласть; Ты ложе для четы влюбленной Травами стелешь, цветами, мохом. И, внемля трепет буйных, творящих сил, Вонзая корни в тучную грудь земли, Ты зыблешь гордые вершины В вечно нетленном эфире неба.

XI.ХЛОЕ [57]

Dulce ridentem.

Catullus

Что мед твой, Гибла? сладкий твой сот, Гимет? Когда сравню вас, — сласти лесных цветов, Добытые пчелиным жалом, — С желтой косою румяной Хлои? О, малый травень! скудный в цветах апрель! Листвой златистой ты одеваешь дуб. Как первый лист дубравы вешней, Очи твои золотые, Хлоя! Как шумы листьев, Пана тростник — свирель, Дриады шепот в лыке святых дубов, Как говор струй хрустально-синих, Смех твой сладчайший, твой голос, Хлоя! О, лес Киприды — чащи медвяных роз — О, Адониса благоуханный сад! Ваш рдяный блеск и ароматы, Что пред ланитами нежной Хлои?

57

Хлое. Эпиграф — из Катулла (Carmina. 51) Перевод — «Смех рокочущий». Хлоя — героиня повести Лонга «Дафнис и Хлоя». Гибла — гора на о. Сицилия.

XII.ДРУГУ [58]

Н. П. Киселеву

Пчеле подобен, ты с сикилийских трав Сбираешь меды — сладкотекучий сок. Ты в золотые ульи Гиблы Сносишь цветов полевые дани. Ты жалом острым тайную сладость пьешь Из свитков древних, в мед претворяя тлен, И для тебя пергамент блеклый — Луг ароматный цветов словесных. Тебе священна старца седая скорбь: Ты внял, пронзивши темных столетий глубь, Последний вздох слепца Эдипа, К персям припавшего Антигоны. Тебя целила дев трахинийских песнь — Надежды кроткой шепот пред тучей зол. Ты видел Теламониада Меч златожальный в крови багряной. Но как исчислить ценных богатство руд, Всё то, что емлет знаний твоих рудник, Искатель кладов непочатых, Роз Пиэрийских блюститель верный? Фригийский лотос — сопровожденье пляск, — Золотострунный звон Ионийских лир, Уста улыбчивые Музы Хором согласным тебя восхвалят.

58

Другу. Трахинийские девы — г. Трахина располагался в Фессалии, неподалеку от горы Эты — места предсмертных мук Геракла. Теламониад — сын Теламона Аякс.

XIII. ЖЕНЩИНЕ [59]

Уже четвертый старому мужу плод Во чреве носишь ты, — золотая мать. Тяжелым шагом в огороде — Точно телица на сносе — бродишь. На солнце блещет связка медовых кос, Как зерен полный, желтый осенний сноп. Как вымя — тяжесть тучных грудей Сладкое яство устам младенца. Лицо оплыло; тихо-бессмыслен взор; Распухли жилы; грузно поник язык; Блестят под вздернутой одеждой Ноги, серебряным лоснясь туком. Кем тяжела ты? девочек трех подряд Дарило мужу ложе твое досель: Проси наследника для дома, Дар возложив на алтарь богини. Моли усердно чистую дочь Лато, Что напрягает осеребренный лук: Моли, чтоб жало притупила Ярость Илифии в муках чрева.

59

Женщине. Дочь Лато — Артемида; считалась покровительницей родов. Илифия — в греч. Мифологии — проявлалась то как враждебная, то как спасительная сила при рождении. Иногда просто атрибут Геры или Артемиды, иногда самостоятельное существо. Почиталась в Египте и даже отождествлялась с богиней Изидой.

XIV. НЕБУ [60]

Ты лучезарно, выйдя из горна гроз; Громовых кузниц ты золотой металл. Разносит ветр прохладновейный Луга дыханье и ароматы. Я жрец твой, небо! Твой золотой потир, Твое причастье я подношу к устам, И землю ухом ненасытным Шелесты трав и ключей рожденье. Твоих нетленных жил голубую кровь, Твоих точил палящее пью вино, И солнца златотканной плоти Я приобщаюсь прохладным утром. О небо! чаша! древний завет любви! Нерукотворный, синий, лучистый храм, Где неистомно хвалят Бога Звери, деревья, цветы и люди. Ты — золотая струй голубых купель, Ты — золотой, отвсюду замкнутый гроб. Ты нежишь малого младенца, Ты принимаешь и вздох предсмертный. Ты — блеск и радость! жертвенник твой — земля Тебе сжигает ладан цветов и трав. Тебе несут сердца людские Кровь вожделений и огнь Любови.

60

Небу (с. 162). Потир — церковный сосуд (чаша), который при совершении евхаристии используется для освещения и раздачи вина.

АПРЕЛЬ. Вторая книга стихов. 1906–1909 [61]

АНДРЕЮ БЕЛОМУ, поэту и другу

Нет; моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-земля!

Тютчев

СНЫ АПРЕЛЬСКИЕ

I. «Ты взманила к вешним трелям…» [62]

61

Вторая книга стихов

1906–1909

Опубликована изд-вом «Мусагет» в 1910. В ст-нии «Мои книги» охарактеризована таким образом:

Очарованьем Пушкинского метра Исполнен ты, печальный мой «Апрель», Где покорилась юному Деметра. Блестят пруды, в лугах поет свирель. И манит сумрак сладостью дубравной Под древнюю раскидистую ель, Где средь фиалок нимф ласкают фавны… И все как сон, как лилий вешний дым, И благовестом Пасхи православной Наполнен мир под небом голубым. Ликует всё в надежде воскрешенья. О Русь, могло под небом лишь твоим Родиться это смелое смешенье Святых молитв с пахучим ядом зла… Как далеко загадок разрешенье!

(РГБ. Ф. 696. Карт. 1. Ед. хр. 11. Л. 98)

Эпиграф — из ст-ния Ф. И. Тютчева «Нет, моего к тебе пристрастья…» (1835).

62

«Ты взманила к вешним трелям…» (с. 165). В. 1907. № 8. С. 9–10.

Ты взманила к вешним трелям, Воззывающая вновь Дни, когда, хмелен апрелем, Я вверял лесным свирелям Запевавшую любовь. Для моей мечты бездомной Дверь былого отперта; Ты склонилась в неге томной… Взор зеленый, голос дремный, Лепестковые уста. Снова счастья отголоски Внятны сердцу моему: Ты, дитя в простой прическе, Резво мчишься, где березки Вниз сбегают по холму. Словно льдина раскололась От весеннего огня… Золотится зыбкий волос, И звенит свирельный голос, Призывающий меня.

II. «Я блуждал в лесу родимом…» [63]

Я блуждал в лесу родимом, Где звенела тишина, Где зеленым, сладким дымом Разливалась по полянам Грустно-синяя весна. Ты ль, дитя с тазами нимфы, Мне являлась в те часы, Отряхая гиакинфы, Вея запахом медвяным Золотой твоей косы? В небе, ласково хрустальном, Таял трепетный апрель. Шел я отроком печальным, И томилась так напевно Сердца нежная свирель. Солнце низилось к березе… Шел я, плача и любя, В этой отроческой грезе, Узкоокая царевна, Я предчувствовал тебя!

63

«Я блуждал в лесу родимом…» (с. 166). В. 1907. № 8. С. 11–12. Гиакинфы — гиацинты.

III. «Тают тайные печали…» [64]

Тают тайные печали О красе твоих очей. Все свирели отзвучали. Только будит дол молчащий Гулко льющийся ручей. Как прозрачно, как лазурно В звонкой грусти хрусталей! И небес широких урна В золотые каплет чащи Синий, тающий елей. Здесь я шел с тобою нежной, Где теперь разоблачен Рай далекий, рай безбрежный. Кто воздвиг в осеннем храме Свод серебряных колонн? На березах белоствольных Никнут листья, не дыша. И в лобзаниях безбольных Овевается ветрами Утомленная душа.

64

«Тают тайные печали…» (с. 167). В. 1907. № 8. С. 13–14. Елей — оливковое масло, употребляемое для лампад и для помазания при крещении, в большие церковные праздники и в Таинстве Елеосвящения, означает благодать примирения, исцеления и оживления.

IV. «Охотно в келье молчаливой…» [65]

С.Н. Попову

Охотно в келье молчаливой Я б этой ночью не уснул. Как песни с грохотом разлива Сливаются в согласный гул! Напев родной, напев унылый Мгновение затих. Во мгле — Ручьи… Но чу! и с новой силой В соседнем зазвучал селе. Каким безумным, бесполезным Является волненье дум, Когда под небом полнозвездным Всё обратилось в блеск и шум! Что за торжественная нега Спускается в тиши с небес! Как радостно восстал из снега Возжаждавший весенний лес! Бежать бы вдаль, туда, по лугу, Где в полумраке голубом Ночной бекас зовет подругу, Прерывисто звеня крылом!

65

«Охотно в келье молчаливой…» (с. 168). Посвящение — Сергей Нилович Попов, двоюродный брат Соловьева по линии отца, сын старшей сестры М. С. Соловьева Веры Сергеевны. Прозаик, поэт, «…этот молодой человек отличался совершенно исключительной добротой, доходящей до самопожертвования», «всего больше… любил природу» (Воспоминания. С. 188).

V. «Присев на ветхое крыльцо…» [66]

Присев на ветхое крыльцо, Сквозь сон внимаю песне дальной. О, это красное яйцо! О, этот благовест Пасхальный! Жужжат, гудят колокола, Из-под синеющего снега Травинка желтая взошла, И в теплом ветре дышит нега. Брожу, легко и томно пьян, Мне улыбаются в лесочке И лица ясные крестьян, И тихих девушек платочки. Поблескиванье синих луж — В траве, зазеленевшей ярко, И как-то пьяно пахнет сушь Между корней глухого парка. Давно ли холод был суров, И мне зияла пасть могилы? Но чу! весна! и я здоров, И легкой кровью бьются жилы. Земля, земля! союз наш вновь Неизреченней, сокровенней… О, дай мне пить твою любовь В сиянии зари весенней! Как мать, меня благослови На подвиг твой многострадальный И сердце приобщи любви, Любви весенней и Пасхальной.

66

«Присев на ветхое крыльцо…» (с. 169). Благовест — колокольный звон к началу службы.