Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни
Шрифт:
По пути она встречала других жителей деревни: одни гнали поросят по дороге, крепко обмотав их шеи лозой, другие — несли в бамбуковых корзинах на спине. Это напомнило ей о женитьбе Дуншэна. Когда ему исполнится двадцать, на свадьбу понадобятся четыре свиньи. Это случится всего через шесть лет. Сейчас она навестит его в штабе, угостит новогодним печеньем и измерит ногу, чтобы проверить, достаточно ли материала для новой обуви. Затем она отведет его домой на праздничный ужин. Перед тем как сесть за стол, они зажгут благовония и свечи, будут бить поклоны предкам. Отец Дуншэна умер ровно десять лет тому назад.
— Наследнику семьи Ян четырнадцать лет, — любила похвастаться тетушка Ян. — Вы-то, поди, думаете, что цыплят вывести легко! Его отец оставил нам только серп да цепь… знали б вы, как мне тяжко пришлось! — Тут глаза ее начинали краснеть и наливаться слезами.
Кто-нибудь брался ее утешать:
— Будет вам, тетушка Ян, у вас ведь сейчас все хорошо. Было много невзгод, но вы их преодолели! У Дуншэна большое будущее, командир отряда обещал отправить его в школу. Когда вернется, тоже станет командиром! Единственный сын двух родов [108] получает двойное наследство и может жениться на двух женах. За дочерью начальника бао в лагере Ялаин дают приданое из восьми
108
Если из двух братьев только у одного есть сын, то он считается продолжателем рода для обоих братьев, поэтому каждый из них подыскивает ему отдельную жену.
Какое-то время тетушка Ян стояла возле курятника писаря, с улыбкой глядя на его цыплят. Возможно, она все еще оплакивала судьбу курицы и двадцати четырех яиц, которые только что продала, и улыбалась, чтобы не выдать своих чувств. Было уже поздно. Снег таял. На рынок пришло так много людей, что дороги превратились в слякоть — ни пройти, ни проехать. Храм Царя лекарств находился в половине ли от деревни, за полями, между которыми бодро неслись два ручья, питаемые талым снегом, и через каждый из них был перекинут узкий, из одной доски, мостик. «Дуншэн не сможет добраться до штаба сегодня вечером, так что и домой не вернется», — подумала тетушка Ян. Она немного поколебалась, не следует ли ей оставить большой пакет печенья из зимних фиников в штабе для писаря, но, потоптавшись в нерешительности, в конце концов взяла корзину и отправилась домой. Мы стояли за каменной оградой перед входом в храм и смотрели, как пожилая, раньше времени сгорбившаяся женщина идет между мокрыми полями. Уходя, она не забыла напомнить:
— Дороги скользкие. Будьте осторожны, не упадите в воду. Работник принесет вам еду!
Примерно в половине шестого из всех труб в деревне повалил дым от очагов. Сначала появились отдельные столбы, которые поднимались прямо вверх, не смешиваясь друг с другом. Затем произошло удивительное: столбы под давлением холодного воздуха будто обрушились, и дым потянулся над домами, образуя слои молочно-белого тумана. Скоро туман полностью окутал деревню. Как тетушка Ян готовила ужин в тот день? Ее кухня опустела: уже не было курицы, которая запрыгнула бы на разделочную доску, чтобы клюнуть ее шпинат. В привычное для кормления время тетушка Ян, как всегда, зачерпнула горсть зерна для курицы — и вспомнила, что птица уже продана. Но она и представить себе не могла, что в тот самый день, в тот самый час, в пятнадцати ли от деревни, в Хунъяньли, Дуншэн и два торговца опиумом были схвачены.
В тот вечер мы с писарем сидели при свете масляной лампы и обсуждали «Описания удивительного из кабинета Ляо». Он считал эти истории древними фантазиями и никогда не боялся ни привидений, ни оборотней. После чарки вина его язык развязался. Зная о моей мечте увидеть Цинфэн или Хуанъин, а также о другой моей слабости, он рассказал мне историю матери Цяосю. Слово за слово, и вот он уже начал убеждать меня бросить учебу. Сидеть в простой лодке, считал он, куда лучше, чем жить в высокой башне: больше возможностей увидеть чудеса, от которых бешено забьется сердце двадцатилетнего юноши. Тем самым он хотел сказать, что я должен посмотреть мир, а не приковывать себя к одному месту, не ограничиваться одним кругом занятий и не вспоминать всё время ту лодку, в которой и он когда-то сидел и которой давно уже нет.
Я почти видел, как лодка гребет к середине водоема, почти физически ощущал себя в ней. Вот кто-то упал в воду, вот лодка поворачивает назад… Небо и вода спокойны, все кончено.
Ничто не вечно, лишь одно незыблемо среди непрочности этого мира: то, на что смотрела своими яркими, нежными, всепрощающими глазами молодая вдова, так любившая жизнь, — нежная тишина вечерних сумерек, отражение облаков и звезд в воде, разбитое двумя веслами. Две недели прошло, как сбежала Цяосю, и шестнадцать лет с тех пор, как утонула с каменным жерновом на шее ее мать.
Но это был еще не конец. Это было только начало.
1947 г.
НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ ОБЫКНОВЕННОЙ ЖИЗНИ
перевод К. И. Колычихиной
Матушка Мань вышла из маслобойни и отправилась на мельницу. С приходом зимы ручей высох, жернова остановились, свисавшие с водяного колеса зеленые водоросли выцвели, а на камнях лежал белый птичий помет. С первого взгляда было видно, что наступление зимы нарушило привычный ход событий, — всему требовалось время, чтобы отдохнуть. Однако выпавший снег будто принес весть о приближении весны. Снег таял несколько дней подряд, талые воды, собиравшиеся в запруде, достигли уровня затвора, и работники доложили, что воды уже достаточно для того, чтобы запустить жернова. Хозяйка пришла посмотреть, а заодно и помочь работникам: убрать метлой кружева паутины со стен и жерновов, капнуть на горизонтальный вал и на обод немного масла, подвесить стоявшее в углу корытце. Попутно хозяйка распорядилась принести из дома корзинку клейкого риса, чтобы проверить, как работают жернова, так как, согласно обычаю, на Новый год непременно нужно приготовить лепешек из клейкого риса, да и новобрачной [109] , когда она пойдет навещать родственников, обязательно нужно взять с собой лепешек и сладкого рисового вина.
109
О свадьбе командира см. рассказ «Наутро после снегопада».
Отправив работника за рисом, матушка Мань взяла стоявшую в сторонке бамбуковую сушилку [110] и, грея руки, вышла посмотреть запруду. Она решила дождаться, когда опробуют жернова, а потом пойти проведать мать Дуншэна. Прошло уже три дня, как тот отправился сопровождать торговцев, и до сих пор не вернулся, хотя идти было всего-то двадцать-тридцать ли, хищные звери в этих местах особо не водились, да и дорога была ровная, не заплутаешь. Неужто ему что-то попало в глаз, и он сорвался в жерло давно потухшего вулкана? Или погнался за мунтжаком [111] или зайцем, да нечаянно скатился в жижу рисовых чеков, не смог выбраться и утонул? После снегопада такое случалось! Или, может быть, он давно уже решил, следуя примеру Сюэ Жэньгуя, записаться в армию, но боялся, что слезы матери, рано овдовевшей, растопят его сердце и он не сможет этого сделать, вот и решил воспользоваться
случаем. Но работа порученцем при штабе уже считалась военной службой, а если еще пойти учиться дальше, разве можно мечтать о большем? Пойти учиться дальше? Хотя молодые люди нередко покидали родные края, это происходило, как правило, в силу внешних обстоятельств. Если, например, кто-то терял лицо из-за нанесенного ему оскорбления, проигрывал деньги и не мог вернуть долг, вступал в любовную связь, которую нельзя было ни разорвать, ни сохранить, тогда он один — или вдвоем — бежал подальше от этих мест в надежде на лучшее. Но ничего из вышеперечисленного не имело отношения к Дуншэну. Штабной писарь приходил с докладом в усадьбу, и беседа с ним подтвердила, что подражать Сюэ Жэньгую Дуншэн не стремился. Закрадывалось предположение, что он пропал из-за Цяосю. Уже полмесяца от нее не было никаких вестей, а Дуншэн — юноша скромный, он никому не скажет, что у него на сердце, вот и пошел искать Цяосю. Чего доброго, перед этим еще дал себе слово без нее не возвращаться, вот и пропал. То были всего лишь безосновательные предположения штабного писаря, но по деревне сразу поползли слухи. Что, будто бы добравшись до лагеря Хунъянькоу, Дуншэн увидел там Цяосю, узнал, что та собралась вместе с парнем из деревни Мяньчжай, который играл на соне, бежать в Чандэ, и тут парочка испугалась, что Дуншэн проболтается, поэтому его связали и бросили в речку. Хотя тому не было никаких доказательств, слухи дошли и до матушки Мань. Ей было жалко Дуншэна, она решила навестить его мать, утешить бедную женщину.110
Бамбуковая клетка с глиняной жаровней внутри.
111
Разновидность оленя сравнительно небольшого размера; другое название — саблезубый олень.
В селении Гаоцзянь, в котором было больше двухсот дворов, род Мань считался влиятельным, а усадьба матушки Мань была самой зажиточной. Большая часть земли и имущества близлежащих деревень принадлежала их семье, а еще маслобойня, мельница… На базаре в пяти ли от селения они держали небольшую соляную лавку, куда частенько отправляли кого-нибудь из усадьбы присмотреть за работой. Еще у них была доля в месторождении киновари Хоуцзыпин, поэтому в гостиной их дома красовался камень размером больше чи. Во времена всеобщего увлечения поисками эликсира бессмертия такие вещи было положено сдавать в императорский дворец, и хранение киновари в частных руках было равносильно преступлению. Главой семьи была сохранившая бодрость матушка Мань, которой уже перевалило за шестьдесят. Муж ее умер больше десяти лет назад. У них было двое сыновей и две дочери, дочери вышли замуж, и в доме осталось двое сыновей: старший — тот самый недавно женившийся командир отряда народного ополчения миньтуань [112] , и младший, который учился в городе и только заканчивал восьмой класс. Оба брата были рекрутами отряда самообороны, и в порядке воспитания детей деревенских помещиков, а также в интересах деревенской общины любили побаловаться оружием да палками. В семье Мань были наемные работники, охотничьи собаки, ружья, и зимой братья проводили время на охоте, как говорил далекий предок Юй-цзы [113] , «ловили тигров и преследовали оленей».
112
Подробнее о миньтуань см. рассказ «Цяосю и Дуншэн».
113
Юй-цзы или Юй-сюн — первый правитель царства Чу, вторая половина XI в. до н. э. Считается, что народы, населяющие территорию современной провинции Хунань, потомки царства Чу.
Матушка Мань была женщина честная и прямодушная, простая и трудолюбивая; она служила олицетворением лучших человеческих качеств состоятельных землевладельцев-южан старой закалки. Семейное имущество было результатом многолетнего труда и бережливости нескольких поколений; семья придерживалась традиционного уклада. Одежда пестрела заплатками, но всегда была исключительно чистой. Все, включая исподнее, стиралось и крахмалилось рисовым отваром, да так, что стояло, и выглядело очень опрятно, издавая легкий кисловатый аромат с пряными нотками сена. Обувь и головные уборы тоже содержались в чистоте, выдавая не только принадлежность к старшему поколению, но и являя пример для подражания. Действия и поступки хотя не следовали книжным канонам, однако во всем совпадали с представлениями предков, особенно по части спокойного и доброго нрава, гармонично сочетавшимися с моральными принципами Дао. Но что еще важнее, в семье было глубокое понимание принципа накопления и распределения богатства, поэтому родственникам и соседям всегда, не скупясь, оказывали помощь и поддержку. Ведь отдавая часть, рачительный хозяин сохраняет намного больше. Все в деревне приходились друг другу если не родственниками, то хорошими знакомыми, поэтому если у кого-то случалась свадьба или похороны, рождался или умирал ребенок, серьезно болел сын — все тут же обращались к хозяйке семейства Мань и всегда получали утешение и поддержку. Вдогонку посылали работника с несколькими шэнами риса или парой цзиней кускового сахара. Делалось это от чистого сердца, очень естественно, поэтому, когда было завершено строительство нового дома, на нем появилась отливающая золотым лаком табличка с ярко-красной надписью: «Помогать людям и творить добро».
Семья Мань не придерживалась определенной религии, на домашнем алтаре стояли табличка с надписью «небо, земля, правитель, родители, учитель», фигурки бога времени Тай-Суя [114] и духа-покровителя местности туди-шэня. На кухне была фигурка духа-покровителя очага Цзао-шэня, в свинарнике, коровнике и амбаре также были расставлены фигурки разных божеств-покровителей. Утром и вечером хозяйка мыла руки, зажигала благовония и шла поклониться божествам, а пятнадцатого числа каждого месяца каждому из них делала подношение вином, испрашивая благополучия для людей и скота. В течение всего года строго отмечали все праздники и проводили все необходимые ритуалы, соблюдали пост, в благодарность божествам приносили в жертву свинью; что бы ни происходило, послушно следовали всем обычаям. На Новый год в честь праздника на двери обычно вешали парные надписи с пожеланиями счастья и деньги из золотой фольги. Родственникам и соседям рассылали заранее приготовленные деньги и зерно. Если вдруг кто-то, смущаясь и робея, приходил попросить взаймы, его просьба непременно удовлетворялась.
114
В китайской мифологии бог времени и покровитель Юпитера — планеты времени (Суй-син).