Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни
Шрифт:
Хозяйство было немаленькое, чтобы вести его, требовались люди. Помимо крепких мужчин из штаба народного ополчения, следивших за порядком в деревне, в течение года еще нанимали десяток работников и двух управляющих из близких родственников. Отходов от переработки зерна на мельнице и маслобойне было достаточно, чтобы держать четырех крупных быков, свиней в двух свинарниках, несколько коз, разную домашнюю птицу, больше десяти пар голубей да нескольких сторожевых собак. Во дворе еще было два фазана, пара длинноухих кроликов и золотые рыбки в двух чанах. За домом стояли ульи с пчелами. Хотя управляющие и вели учет доходов и расходов, в голове у матушки Мань была своя невидимая книга, которую она знала наизусть от корки до корки, со всеми расчетами и долговыми расписками.
В бытовых вопросах матушка Мань придерживалась реалистических взглядов, в духовной жизни придавала значение символам, а в отношении к детям была идеалисткой. С одной стороны, она признавала настоящее, с другой — возлагала надежды на светлое завтра. У старшего сына, который занимался охраной правопорядка, было два сына и две дочери, и матушка успела всех
Мечты матушки Мань были разумны и прекрасны, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Даже самый что ни на есть рационально выстроенный замок, когда судьбе будет угодно, может в одно мгновение превратиться в груду ледяных осколков, и эти осколки, увлекаемые течением талых вод горного ручья, вместе с водой перельются через край затвора, пронесутся под мостами и попадут в большую реку, исчезнув навсегда.
Из усадьбы к мельнице шел работник с двумя неполными корзинами чумизы на коромысле, а за ним какой-то незнакомец и мать Дуншэна, которую она как раз хотела навестить. Матушка Мань поспешила им навстречу и, увидев, что тетушка Ян крайне встревожена и подавлена, тут же, не успев поздороваться, спросила:
— Ну что, вернулся Дуншэн? Я как раз хотела идти к вам!
Мать Дуншэна, совершенно потерянная, убитая горем, словно бы стала меньше ростом. Бедная женщина едва слышно пробормотала:
— Благодетельница, беда!
Матушка Мань, определив по внешнему виду возраст и род занятий незнакомца, спросила:
— Братец, а ты не из нашей деревни?
Работник, несший зерно, тут же поспешил добавить:
— Цзимао, это мать нашего командира отряда, говори, не бойся.
Матушка, поняв, что дело серьезное, пригласила всех зайти на мельницу.
Незнакомец был так взволнован, что не сразу смог объяснить, зачем пришел. С его слов стало понятно, что Дуншэна, пропавшего три дня назад, и двух торговцев опиумом, которых тот сопровождал, захватила банда братьев Тянь из деревни Чжайцзышан; произошло это в Хунъянькоу, что в десяти ли от Гаоцзянь. Все они заходили погреться в харчевню у подножия горы, что держит Цзимао, а потом ушли в горы, и дальше след их теряется. Цзимао узнал Дуншэна, но так как тот улыбался, ему и в голову не пришло, что дело неладно. И только вчера, отправившись на рынок, он услышал, что Дуншэн уже несколько дней как пропал и что командир отряда велел разыскать Дуншэна. Только тогда он понял, что на Дуншэна с торговцами напали и что они так и не вернулись. Среди бандитов, помимо братьев Тянь, еще был парень, которого все называли У-гэ [115] , очень похожий на того самого из деревни Мяньчжай, что играл на соне: малый лет двадцати от роду, с маузером, очень грозный. Дуншэн улыбался и этому юноше, и Цзимао, так что дело тут не из простых. Незнакомец умолял матушку Мань никому не рассказывать, что именно он принес эту весть: он боялся, что братья Тянь в отместку сожгут его дом. Однако промолчать тоже нельзя, потому как в деревне его могут счесть пособником, ведь дни заходили погреться в его харчевню.
115
Пятый старший брат.
Это было похоже на правду. Исчезновение торговцев тоже могло служить подтверждением.
Во второй половине дня новость разлетелась по всему селению Гаоцзянь. Командир отряда срочно собрал сход у канцелярии штаба народного ополчения, чтобы обсудить, решать ли это дело самостоятельно или доложить о нем уездному правительству. Тогда взял слово представитель семьи Мань. Он сказал, что, так как Хунъянькоу располагается на территории, где за порядок отвечает командир, то действия семьи Тянь можно расценивать как намеренное непризнание семьи Мань. Если это частное дело, то, по правилам, нужно отправить человека на переговоры, чтобы договориться о сумме, за которую семья Мань сможет выкупить людей и товар. Но это чревато потерей лица. В таком деле спуску давать нельзя, стоит хоть раз пойти на уступки, и все может повториться. К тому же в этой банде парень из деревни Мяньчжай, подговоривший Цяосю бежать. Мало того что он похитил нетронутый бутон, так еще нанес семье и другую обиду. Это все равно что плюнуть в лицо всем жителям Гаоцзянь. Командир, вместе со штабным писарем взвесив все за и против, распорядился собрать рекрутов и доложить в уездное правительство, что на поимку бандитов уже направлены силы. Он лично отправился с донесением в город и попросил начальника уезда прислать в деревню отряд для наведения порядка, чтобы отбить у бандитов охоту выкидывать подобные штуки. Начальник уезда был молодой офицер; они с командиром быстро договорились. Начальник уезда сказал, что он как раз собирался приехать к командиру поздравить с женитьбой, погостить и поохотиться. На следующее утро в сопровождении взвода полицейских они отправились верхом в деревню. В Гаоцзянь начальник уезда поселился в доме командира, а тридцать полицейских — в канцелярии штаба народного ополчения, которая располагалась в храме Царя лекарств.
Когда весть о том, что в Гаоцзянь для наведения порядка прибыл начальник уезда, разлетелась по округе, командир отправил одного из местных
на разведку в деревню, где жили Тянь, в восьми ли от Хунъянькоу. Тот, вернувшись, доложил, что братья Тянь рано утром, взяв с собой четыре ружья, корзины с товаром, лепешки из клейкого риса, три даня риса, один юн [116] масла, в сопровождении тридцати человек двинулись к пещерам Лаохудун — Логово тигра. С ними были Дуншэн, Цяосю и парень, игравший на соне. Дуншэн выглядел изможденным и больным; на одной ноге не было сандалии. Братья Тянь подбадривали своих людей: «Подумаешь, начальник уезда приехал, испугали! Отстоим обе пещеры, да так, что эти генералы будут только головы задирать и смотреть, а как шеи устанут, так они, съев всех жирных кур в ближайшей деревне, уберутся в своих паланкинах восвояси. Тянь голыми руками не возьмешь!»116
Юн — китайская мера объема, равная 103,5 л.
Начальник уезда понял, что силами военных здешний жестокий и своенравный народ так просто не усмиришь. Если сначала он хотел приехать только для устрашения, рассчитывая на страх народа перед начальством, то после совещаний с местными помещиками пришел к другому решению. Обязать лицо, ответственное за участок, где все произошло, или любыми средствами разыскать преступников, или взять пару бедолаг из числа местных крестьян (или лет пять назад совершивших какое-нибудь преступление, или просто бедных людей, которые в жизни никого и пальцем не тронули), отрубить им головы и повесить на рынке на всеобщее обозрение. Одновременно провести собрание и с каждой деревни собрать деньги на патроны для поимки преступников, деньги в благодарность за труд полицейских, деньги на питание, деньги на соломенные сандалии. С местных помещиков взять по два даня солонины и колбасы, три-пять десятков кур и каплунов, да еще, супруге в утешение, сотню лянов «высушенной смолы белых цветов [117] » и три-пять десятков лянов алой, как кровь, киновари, — и со всем этим торжественно вернуться обратно. Отправить в город секретаря, чтобы тот написал в провинциальную газету заметку о случившемся: уездная комиссия такого-то числа уехала в инспекционную поездку, такого-то — вернулась; начальник уезда лично ввел войска в бандитский район, пристрелил разбойников и «победил Сун Цзяна [118] ». Секретарю следует также доложить об этом в правительство провинции. А если пойти еще дальше и написать в газету от имени какого-нибудь селянина, то можно убить сразу всех зайцев: избавиться от лишних хлопот, наделать шуму и получить славу и деньги.
117
Опий-сырец.
118
Один из главных персонажей романа Ши Найаня «Речные заводи», был главой шайки разбойников, нападавших на путешественников в районе Шаньдуна.
Братья Тянь угадали натуру начальника уезда. Но они не учли, что он захочет не только прославиться, но и сохранить лицо.
Когда в пять часов обо всем было доложено начальству, около сотни рекрутов селения Гаоцзянь, исполняя приказ, взяв с собой оружие и провиант, отправились окружить разбойников в Логове тигра и выкурить их из пещер; их действиями руководил сам начальник уезда. В деревне все, включая командиров, пребывали в крайнем возбуждении. Лишь две женщины в страхе и печали укрылись на мельнице: не зная, что делать, они с замиранием сердца наблюдали через брешь в заборе, как выступает отряд. Одна была мать Дуншэна, которая думала только о том, что Дуншэна могут под горячую руку убить вместе со всеми и что он погибнет с шайкой бандитов, загубив свою драгоценную жизнь и похоронив все ее надежды. Вторая была матушка Мань, всю жизнь делавшая людям добро, — она боялась, что это может привести к вражде между семьями Мань и Тянь. Еще с ними была новобрачная, лицо которой все еще сохраняло выражение стыдливости — она не понимала, что говорить и о чем думать. Командир отряда с маузером на поясе уже оседлал белого мула и собрался следовать за конем начальника уезда, как вдруг, словно почувствовав кроткую любовь матери и ее беспокойство, поспешил на мельницу.
— Мама, не бойся за меня, нас много, ничего плохого не случится!
Заглянув во влажные, обрамленные сетью морщин, глаза матушки Мань и тетушки Ян, в улыбающиеся черные глаза новобрачной, он понял, что стариков беспокоят дурные предчувствия. Он растерялся и, чтобы скрыть это, тоном, не терпящим возражений, сказал:
— Мама, не волнуйся! Не станем же мы ни за что ни про что убивать людей. Мы же соседи, родня, никто никому не желает зла, да и начальник уезда говорит, что в этом деле главное — вызволить Дуншэна… Оштрафуем их, и дело с концом. Я никогда не сделаю такой глупости, чтобы убить человека, чтобы потом все ненавидели друг друга и друг другу мстили!
Матушка Мань отвечала:
— Будь осторожен, не натвори чего, не навлеки беды! Ты не начальник уезда. Тебе здесь жить, это твоя родная земля, здесь похоронены твой дед и отец, нельзя их опозорить! У меня все сердце изболелось, да поможет тебе твой отец. Благослови тебя Будда, я ему пообещала принести в жертву две свиньи!
Новобрачная по молодости лет не понимала, что происходит, но командир ей казался очень внушительным и мужественным.
Когда колонна выступила, поглазеть сбежалась вся деревня: женщины с детьми и старики стояли у ворот на обочине рисового поля и на площадке у храма Царя лекарств. Это яркое шумное шествие так отличалось от тишины и покоя деревни после недавнего снегопада! Казалось, мужчинам деревни предстоит не бессмысленная резня, а очередная веселая охота.