Сосед будет сверху

О как. Меня прибивает его монолог. Слишком неожиданно услышать от него подобное. Я уже давно нарисовала образ сексуального злодея в голове, а у того внезапно оказалось сердце. И вот как с этим дальше быть?

— А те, кто говорит, что не верит в любовь, скорее всего, слишком гордые, чтобы признать, что когда-то им сделали очень больно.

— А тебе было больно? — вырывается у меня, прежде чем я соображаю, что не хочу знать ответ.

— Конечно. — Черт. — Но это не повод ставить на себе крест. Нужно…

Да, сейчас он скажет что-то про то, что нужно жить дальше.

— Жить дальше, — вторит голосу в моей голове Дантес. Он улыбается мне, а я… я уже почти готова разрыдаться от нахлынувших эмоций.

— Идеальный ты слишком, — я злюсь, и звучит это довольно раздраженно, но ему, кажется, все равно. — Еще скажи, что детей любишь.

— Люблю, — соглашается так легко, что у меня выворачивает внутренние органы. Именно так, не совсем красиво и неприятно. — Дети — цветы жизни.

Знаю, что мне всего лишь девятнадцать, но мысленно я ему уже родила. Двоих как минимум. И у пацана его глаза.

— А хочешь? Ну, детей? — продолжаю я, и он смотрит как-то настороженно.

— Надеюсь, ты все-таки на таблетках, потому что забот мне пока хватает, — Дантес наконец расслабленно улыбается, и я понимаю, как, должно быть, выглядел мой вопрос со стороны.

— Да, я… — Я прячу глаза, пытаюсь занять дергающиеся руки и что-то выдавить из себя. — На таблетках. Ага. Это… гипотетический вопрос.

— Тогда гипотетически хочу.

— А заботы какие у тебя? — внезапно поймав волну, я вдруг перехожу в наступление. Не хочу чувствовать растерянность. — Иришки твои? Или это наоборот — секс без забот?

Дантес впервые не улыбается мне в ответ, он ничем не выдает эмоций.

— Лезешь не в то болото, Пушкина.

Лезу. Даже без забродов. Уже тону, запутавшись в тине.

— Ты же наверняка все сама придумала в своей симпатичной голове, — произносит он, протяжно вздыхая, будто очень сильно устал. — Но если все еще хочешь знать, они просто скрашивают ожидание.

— Так ты, значит, ждешь, ищешь? Кого? Ту самую единственную?

— Письмо из Хогвартса, Пушкина! — смех Дантеса мне вены режет. — Единственную не ищут. Единственная…

— Сама тебя находит? — продолжаю за него и в тайне надеюсь, что он подтвердит, что добавит, мол, такие встречи непременно происходят в лифте.

— Мне кажется, что единственную ты всегда узнаешь и безо всяких поисков. Ты же с ней будто всю жизнь знаком.

Тут же невольно вспоминаются слова блондинки о том, что она знает Дантеса с детства или вроде того. И это больно.

— Тогда зачем Иришки? Если твоя… если она уже как бы есть…

Боже, как же тупо звучит! Я стараюсь взять себя в руки, но не уверена, что выходит. Ну почему он не сознается? Гад. Сказал бы уже: «Да, я люблю свою блондинку, а с тобой просто время провожу — чуть больше, чем с остальными». И дело с концом.

— И как ожидание? — Я даже изображаю что-то вроде снисходительной ухмылочки.

— Утомительно, на самом деле.

— Не знала, что трахаться днями и ночами — это так скучно. — Утони, Дантес, в моем сарказме, просто утони! И больше ни слова!

— Не скучно, я сказал, а утомительно, — он поправляет меня учительским тоном. — В какой-то момент все теряет смысл. Когда долго не срастается, пропадает желание подстраиваться под кого-то, заботиться. Ты просто берешь свое. Потому что дают.

Усмешка срывается с моих губ.

— И неужели ничего ни разу не ёкнуло?

— Ёкало. Но ничего не получалось, — добрались и до блондинки, походу, — или я не устраивал.

Как такое возможно?

— И ты так просто сдавался? А как же бороться за свое счастье?

Любить нужно до конца, бороться за любовь, а не маяться хренью, — звенят в голове слова деда. Все такие умники, но, кажется, никто не следует собственным советам.

— Глупо стучаться в закрытые двери. — Я прыскаю на слова Дантеса, и мне ни капли не стыдно. — Я не буду навязываться никому. Если оно «твое» и «для тебя», то никуда не денется. У меня одинаковые принципы для жизни и бизнеса.

Мое по-малолетски огромное сердце не устраивает Дантесов цинизм.

— Ты сказал «искал, ждал». Все в прошедшем времени. Неужели кого-то нашел?

Да, я открыто намекаю на себя, потому что дико, до дрожи хочу взаимности. Ну или хотя бы правды и откровенного: «Да, нашел, Машу. Проваливай!». Ожидание убивает меня.

— Может быть, но…

Ох уж эти но!

Если он сейчас ляпнет хоть что-нибудь о блондинке, я спрыгну на фиг. Или нет, я его сброшу! Точно!

— Не понимаю, что ей надо.

Да любой нужен ты! Даже блондинке, просто она дура и не сообразила еще.

— А если бы она, та… — я почти решаюсь на отчаянный шаг спросить Дантеса в лоб.

— Если бы да кабы, — возмущается он, а мне кажется, что я это где-то слышала, — хватит уже. Я живу настоящим моментом и тебе советую.

— Хм. — Может, не все потеряно, и у меня есть надежда? — Значит, воробей в руках? Не журавль в небе?

— Господи, этому столу больше не наливать. — Дантес снова тянет меня к себе, отставив полупустой стакан с третьей порцией сидра в сторону. — Какие воробьи и журавли, когда у меня тут курица на чужом «Ауди», красивой задницей разбомбившая мне фару?

Я вроде бы возмущенно отбиваюсь от его рук, но сама улыбаюсь, как дурочка. А стоит ему поймать мои губы, просто сдаюсь. Я так устала сопротивляться — сдаюсь и теряюсь в его взгляде, которым он будто бы что-то пытается донести до меня, но я слишком глупая и влюбленная, чтобы сейчас хоть что-то понять.

Я хочу его. Всего. И полностью. Хочу обглодать до костей, хочу зацеловать до остановки дыхания. И я свободно ведусь, когда он тянет меня забраться к нему на колени. Даже выгибаюсь, чтобы теснее, ближе, жестче.

— Что ты там говорила про крышесносные минеты? Как насчет одного?

— А ты уже наелся? — Киваю в сторону полных тарелок. — Силенок-то хватит выдержать?

— Я сейчас тебя съем! — он хрипит и набрасывается на мой рот с такой силой, что теперь боюсь задохнуться я сама.

Его пальцы цепляют края моей футболки и тянут вверх. Губы через пару мгновений обрушиваются на грудь — ласкают и тянут, целуют и больно щиплют нежную кожу.

— Снова без лифчика, — от его голоса вибрируют соски, — невыносимая.