"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Значит, письмо мое ты получил…

— Это что за фигня, Николас?

— Перри, я так больше не могу. Посмотри на меня, я гребаный инвалид. Сижу целыми днями взаперти в этой халупе, как крыса. Я сам себе противен. Я уже много лет про это думаю.

— Про что ты думаешь?

— Про то, чтобы застрелиться.

Николас рассказал, что в начале 2000-го, меньше чем через год после драмы в зале для допросов, ушел из полиции в охранную фирму свояка.

— Я ждал только предлога, чтобы уйти из полиции. Ты, небось, думаешь, что продавать системы сигнализации — не мое дело. Но свояк утверждал, что никто лучше копа не втюхает людям сигнализацию. И это правда. Я им говорил: “С такой штуковиной можете спать как сурки”. Мы их сбыли добрую тонну, наварили деньжат. Так продолжалось два года, до несчастного случая.

— Что с тобой случилось? — Гэхаловуд подбадривал Казински, чтобы тот рассказывал дальше; это отступление про собственную жизнь было лишь очевидным разогревом перед признаниями.

— 30 января 2002 года я около шести утра отправился на пробежку. Погода была собачья: темень непроглядная, льет как из ведра. Самое смешное, что я всегда терпеть не мог бегать. Но свояк, придурок, записал нас на полумарафон. У меня не было ни малейшего желания в нем участвовать, но я чувствовал себя в долгу перед ним. Да еще и жена плешь проедала, твердила, что мне не помешает физическая нагрузка. В общем, я тренировался перед этим говенным марафоном и потому собирался утром сделать круг по кварталу. Я уже сколько-то недель так делал. В тот день как раз вывозили мусор, кретины-соседи заставили все тротуары баками, и я бежал по шоссе, чтобы на них не натыкаться. Как я уже сказал, было темно, и какая-то машина меня не заметила и сбила на полном ходу. Потом — провал. Очнулся я в машине скорой помощи, ног не чувствовал. И больше уже не почувствую. И не встает у меня, и недержание мочи. Как у гребаного безногого. Знаете, я в Бога не верю, но все равно думаю, не он ли меня покарал.

Он умолк.

— За что покарал? — спросил Гэхаловуд.

Казински пожал плечами:

— За то, что я сделал… Меня это все эти годы мучило, Перри. Будь я похрабрее, я бы раньше с тобой связался.

— И что же тебя в итоге подтолкнуло?

Казински взглянул на меня так, что я вздрогнул:

— Ваша книга, “Правда о деле Гарри Квеберта”. Ее жена купила. Прямо зачиталась, ну и я тоже захотел. К тому же я знал, что там про тебя, Перри. Знаешь, когда я читал, мне показалось, что мы с тобой снова встретились. Как будто ты опять со мной. Мне так понравилась твоя решимость, как ты докапывался, кто убил малышку Нолу Келлерган. Так здорово. И, естественно, я невольно вспоминал про Аляску Сандерс. После смерти Вэнса ты был сам не свой, Перри. Замкнулся в одиночестве. Потребовал, чтобы тебе больше не давали напарника. Я видел, как ты один уходишь после утреннего инструктажа, один ведешь следствие, один катаешь в своей тачке, один обедаешь. В этой книжке, в “Гарри Квеберте”, я увидел, насколько ты одинок. У меня просто сердце разрывалось. Ты же замкнулся в себе, потому что все эти годы считал себя виноватым в той хрени, к которой не имел никакого отношения. — Он повернулся ко мне. — Знаете, что мне понравилось в “Гарри Квеберте”? Мысль, что никогда не поздно искупить вину. Мне захотелось избавить тебя от этого бремени, Перри. И я тебе написал. Сперва целое письмо, я там рассказал все. Но в итоге я его сжег. Ну не мужик я, вообще! Тогда я соорудил это послание, вырезал буквы из газеты. Хотел, чтобы ты это все распутал, а я бы посидел в сторонке. Какое облегчение сознаться, что всю жизнь был трусом. Составил я текст не сразу, надо было его сделать коротким и ясным, не простыню же сочинять. Когда все было готово, я дал сто долларов домработнице, чтобы она отнесла конверт тебе домой. И тут однажды вечером явилась Хелен. Не знаю, как она меня вычислила. Небось домработница проболталась. Или она такая дура, что позвонила в дверь, твоя жена открыла, а та ей: “Вам письмо от Николаса Казински”.

— Кусок твоего адреса был на обороте одного из клочков газеты, из которой ты вырезал буквы, — объяснил Гэхаловуд.

— Ну какой же я все-таки мудак! Значит, вот как Хелен меня нашла… Явилась она сюда злая как черт. Открыла ей жена. Я был в гостиной. Слышал, как Хелен вопила: “Николас дома? Я жена Перри Гэхаловуда, ваш муж прислал ему анонимку”. Жена решила, что она полоумная, а я не высовывал носа. Полаялись они на пороге, и наконец Хелен уехала. После я, естественно, строил перед женой идиота, говорил, что ничего не понимаю. Короче, Перри, извинись там перед Хелен, пожалуйста.

— Хелен умерла, — сказал Гэхаловуд.

— Что? Когда?

— В тот вечер, когда сюда приезжала. На обратном пути у нее случился инфаркт.

Известие, казалось, страшно взволновало Казински:

— Блин, старик, мне правда очень жаль.

Гэхаловуд поспешил сменить тему:

— Николас, что произошло 6 апреля 1999 года?

— Я официальных показаний давать не буду, — сразу предупредил Казински. — Никакой записи, ничего такого.

— По рукам. А теперь говори. Я знаю, что Уолтер Кэрри не мог пустить себе пулю в лоб. Так что же тогда случилось, черт подери?

Казински помолчал. Отпил глоток чаю, осторожно откусил печенье. Потом подкатил на кресле к окну. Уставился на улицу, видимо, чтобы не встречаться с нами взглядом. И заговорил.

* * *

6 апреля 1999 года

Было без двадцати девять.

В помещении уголовного отдела оставались только Казински с Вэнсом. Гэхаловуд только что ушел из управления: Хелен должна была вот-вот родить. Полицейские находились в комнате наблюдения и через одностороннее зеркало следили за Уолтером Кэрри, ждавшим в зале для допросов.

— Хорошо бы этот адвокат не тянул резину и явился наконец, — вздохнул Казински.

— Не волнуйся, никакого адвоката не будет, — вдруг заявил Вэнс.

— Что? Как это так, не будет? Ты же сказал, что он выехал…

— Я не звонил в контору. Нечего какому-то вахлаку путаться под ногами, когда я веду допрос. Пора этому говнюку Кэрри колоться.

— Что ты намерен делать?

— Намерен воспользоваться тем, что мы здесь одни, и разговорить нашего приятеля. На этаже никого нет, никто не услышит, как он орет. Знаешь, я очень люблю Перри, но, на мой вкус, он уж больно щепетильный. Иногда стоит пускать в ход методы посильнее.

— Какие методы посильнее? — побледнел Казински.

Вместо ответа Вэнс похлопал по рукоятке револьвера на поясе. Казински в панике пролепетал:

— Погоди, ты что собрался делать? Ты же не будешь угрожать ему револьвером?

— Что? Хвост поджал? Сдашь меня?

Трус Казински не хотел ни с кем проблем:

— Да я не против, просто не хочу, чтобы нам надавали по шее.

— Не дрейфь, тебя впутывать не буду. Все лавры достанутся вам с Перри. Сиди тут спокойно и любуйся. И раз уж ты здесь, подержи вот это, пожалуйста.

Вэнс достал свой полуавтоматический револьвер, вытащил из него магазин и отдал Казински. Потом снова убрал револьвер и сказал, заметив перепуганный взгляд коллеги:

— Не волнуйся, я просто хочу застращать его до трясучки.

— А если он тебя обвинит, что ты заставил его признаться угрозами?

— Ты скажешь, что это ложь. Больше от тебя ничего не требуется.

— Не нравится мне это, Вэнс.

— Если не нравится, нечего тебе делать в убойном отделе, салага. Смотри и учись.

Вэнс вышел из комнаты. Через одностороннее зеркало Казински видел, как тот вошел в зал для допросов.

— Вы не могли бы снять наручники? — попросил Уолтер Кэрри. — У меня запястья болят.

— Нет.

Жесткий тон полицейского удивил Уолтера.

— Вы вызвали адвоката?

— Нет, — Вэнс сверлил молодого человека нехорошим взглядом.

— Как это нет? — возмутился Уолтер. — Я имею право на адвоката! То, что вы делаете, незаконно!

Вэнс молча и спокойно смотрел на Уолтера в упор. Тому стало страшно. Тогда Вэнс медленно подошел к нему и вдруг резким жестом схватил и прижал к стене. Не ослабляя хватку, он вытащил револьвер, ткнул ему в гениталии и крикнул:

— Вот на что ты имеешь право — на мою пушку!

— Прекратите! — взвыл Уолтер. — Вы совсем спятили!

— Признавайся! Признавайся, и все закончится!

— Да в чем признаваться? — в ужасе взмолился Уолтер.

— Признавайся: ты убил Аляску Сандерс, жалкий говнюк!

— Никого я не убивал, блин! Сколько раз вам повторять? Я в “Нэшнл энфем” сидел до закрытия…

— Ты мне мозги не пудри! Это никто не может подтвердить! Я знаю, что ты был в лесу! У нас все улики: тачка, ДНК… тебе конец, Уолтер, лучше давай колись!