"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Льюис Джейкоб решил дать ей шанс. Ему в самом деле нужна была помощь, а те редкие кандидатки, что приходили наниматься, его не вдохновляли. Он чувствовал, что Аляска будет отлично обслуживать клиентов. И в самом деле, девушка скоро стала местной любимицей. Если к кассе подходили завсегдатаи, она болтала с ними, расспрашивала о семье, о детях — она их помнила по именам, — обо всяких делах вроде: “Вы решили проблему с водопроводом, который не давал вам спать?” Всегда была в хорошем настроении. А эта ее улыбка… Льюис Джейкоб часто о ней думал. По вечерам, лежа в постели рядом со спящей женой, он долго
Но вскоре Льюис Джейкоб обнаружил, что эта сияющая улыбка — лишь покров, за которым прячется глубокое отчаяние.
— Какая-то у нее была слабина, — доверительно сказал Льюис Джейкоб, допивая кофе.
— Слабина?
— Какой-то секрет, ее что-то тяготило. Она мне никогда про это не рассказывала, но однажды вечером, когда я сказал, что у нее грустный вид, она просто ответила: “Это из-за того, что случилось в Салеме”. Я так и не знаю, про что она говорила. Но, поверьте, о ней можно было бы написать целую книгу.
Нас прервал колокольчик: в дверь вошел клиент. Льюис Джейкоб поднялся:
— Я сейчас в магазине один, — сказал он, направляясь из кабинетика за прилавок. — Помогают мне только по субботам. Времена нынче нелегкие.
На том наш разговор и кончился. Я вышел и уже садился в машину, как Льюис Джейкоб позвал меня:
— Мистер Гольдман!
Я было решил, что он вспомнил какую-нибудь деталь про Аляску, но он махал пластиковым пакетом:
— Вы забыли свои шоколадные батончики!
В пятницу, 9 июля, в книжном магазине Маунт-Плезант состоялась моя автограф-сессия. Читателей пришло много: все три часа, что я подписывал книги, по тротуару на главной улице вилась длинная очередь.
Закончил я в семь часов вечера и вышел из магазина слегка одурелый. Стоял теплый, приятный летний вечер. Только я хотел направиться в сторону гостиницы, как меня окликнул женский голос:
— Вы не согласитесь поставить последний автограф?
Я обернулся. Это была Лорен Донован, в одной руке она держала “Г как Гольдштейн”, в другой — “Правду о деле Гарри Квеберта”.
— Раньше не получилось, — сказала она, — я прямо с дежурства.
— Я думал, вы первый раз про меня слышите.
— Я их вчера купила, после того как вас встретила. Начала первую, неплохая.
— Всего лишь неплохая?
— Неплохо уже то, что неплохая.
— И вы неплохая.
Она расхохоталась:
— Решительно, вы пошляк, Маркус. Но вы мне нравитесь.
Я сел на ближайшую скамейку и достал из кармана ручку:
— Как вас зовут? — спросил я; нельзя выдавать, что я наводил о ней справки.
— Лорен.
Я написал пару слов на каждой книге. Получив их назад, она с любопытством заглянула на фронтиспис, где красовалась надпись:
Лорен
От пошляка.
М. Г.
Она одарила меня улыбкой, причем я чувствовал, что она еще сдерживается. Глаза у нее так и блестели.
— Можете мне посоветовать какой-нибудь ресторан? — спросил я. — Умираю с голоду.
– “Луини”, — без колебаний ответила она. —
Просто отличный итальянский ресторан. Мой любимый.— Спасибо, Лорен. До скорого.
Я повернулся, сделав вид, что направляюсь в ресторан, хотя не имел ни малейшего представления, где он находится.
— Не туда, — со смехом сказала она.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов.
— У них сейчас все равно народу полно, вам ни за что не дадут столик. А мне дадут.
— Хорошо быть копом?
— Нет, я забронировала.
— Могу разделить с вами столик, если вы не против, — предложил я. — Обещаю, что вести со мной беседы вовсе не обязательно.
— Что ж, по-моему, предложение честное, — задорно ответила она.
За время своих поездок и турне я имел случай и счастье повидать довольно много итальянских ресторанов. “Луини” в Маунт-Плезант, на мой взгляд, один из лучших — наряду с миланским “Салумайо ди Монтенаполеоне”. В Нью-Гэмпшир стоит заехать хотя бы ради него. Расположен он на тихой улице, занимает первый этаж какого-то промышленного здания, судя по всему, бывшей типографии. Невероятный внутренний дворик украшают гортензии и развесистая липа с благоухающими цветами. Завершает убранство фонтан. Свечи привносят во все это романтическую нотку.
— С кем ты собиралась тут ужинать? — спросил я, пока хостес усаживала нас за столик у бассейна.
— Не с тобой. Когда-то я часто ходила сюда с братом.
— Он сегодня вечером занят? — спросил я с притворным простодушием.
— Мой брат… с братом все сложно. Короче, каждую пятницу, если нет дежурства, я ужинаю здесь.
— Одна?
— Я бы сказала, сама с собой. Это не одно и то же.
Я думал было вернуться к теме брата и разговорить ее, но она явно не была готова к задушевным беседам, и мне не хотелось ее торопить. Мы попросили вина и быстро перешли к менее серьезным предметам — любимым книгам, фильмам, телесериалам. Вечер получился приятный, чуть игривый. Мы неявно, обиняками флиртовали.
Поужинав, мы еще долго сидели в ресторане. Ночь была теплой. Пара лишних бокалов располагала к откровенности.
— Почему ты решил стать писателем? — спросила Лорен.
— Из-за кузенов.
— Как это?
— Из-за того, что с ними случилось, — лаконично ответил я. — А ты почему решила стать копом?
— Из-за брата.
— Что с ним?
— Долго рассказывать.
Она глотнула вина, и я вдруг заметил у нее на запястье часы — роскошные часы швейцарской марки, с золотым корпусом и браслетом из крокодиловой кожи.
— Красивые часы, — сказал я.
— Были брата. Да его и остаются.
— Твой брат умер?
— Сидит, — наконец призналась она. — Уже одиннадцать лет. Неохота про это говорить. Хочешь мороженого?
Она явно уклонялась от разговора. Надо было завоевать ее доверие. Она очень мне нравилась, внушала уважение, и меня огорчало, что я с ней не вполне откровенен. Но как ей объяснить? Как рассказать про все эти невероятные совпадения: про Хелен Гэхаловуд, про анонимное письмо, про Николаса Казински, про расследование, которое я угодливо провел, про доказательство, в котором я нуждался, чтобы Лэнсдейн вернул на пересмотр дело Аляски Сандерс. И про то, что ее брата, быть может, удастся оправдать.