Спасение Европы

Мстислав грузно встал, прошелся назад-вперед, остановился перед переговорщиком:

– Ты… Как тебя? Плоскыня, точно передал слова Субэдэя?

Переговорщик тоже встал, выпрямился.

– Точно, великий князь. Я хорошо владею и русским, и татарским, и монгольским, не мог ошибиться. Так что мне передать бахадуру и нойону? А то они собираются просто сжечь ваш лагерь и на этом завершить сражение.

Что на это скажешь? Мстислав уже видел, насколько далеко стреляют монгольские лучники. Видать, у них есть какие-то особенные луки, которые, возможно, с дальнего расстояния точно и не попадают, но достигают его лагеря беспрепятственно. Если прилетит туча таких стрел, да не простых, а подожженных, его легкие сооружения ничто не спасет от огня. Да и воды уже не осталось. Совсем не осталось. Не то, что тушить пожар, даже пить…

– Передай, что мне надо переговорить с другими князьями и воеводами. Одному мне такой вопрос не решить. Ответ дадим через час. Если поднимем белый флаг, значит, мы согласны на ваши условия, – сквозь зубы процедил Мстислав Старый.

Хотя в душе он понимал, что иного выхода у них нет, просто тянул время, как мог…

…К Субэдэю прискакал Кукуджу, не слезая с коня, с ходу доложил:

– Бахадур, руссы подняли белый флаг!

Сыновья, все трое, прилюдно никогда не называли Субэдэя отцом.

Субэдэй и сам видел белое пятно над лагерем руссов.

– Передай Тсугиру и Теши, пусть принимают пленных, – приказал он. – И пусть доставят их во-он на ту ложбину, где мы их особенно сильно побили. Ибо только там их место.

Кукуджу ускакал, словно тут его и не было.

Плененных руссов монголы разделили на две группы. В одну, меньшую, они отсортировали молодых и на вид более здоровых мужчин. Основную же массу согнали вниз, в ложбину. Близко к ним, на расстояние не более двухсот саженей, подвели отдельной группой князей и воевод. Их поместили на небольшой возвышенности, невдалеке от места, где расположился командный состав монгольской армии. Тут Субэдэй отделился от группы высших офицеров и в сопровождении нескольких гвардейцев подъехал к русским князьям.

– Как, хорошо вам видно своих людей? – обратился он к ним. Выискав глазами Мстислава Старого, крикнул ему в лицо: – Ну, так смотри, великий князь, смотри, что с ними сейчас будет! И вспоминай, как ты поступил с моим посольством, которое я отправил к тебе с предложением о мире!

Мстислав Романович и без его напоминания глядел на своих ратников до боли в глазах. Он высматривал среди них своих сыновей. Вернее, младшего сына Изяслава. Старшего, Всеволода, среди плененных не было и не могло быть, он с частью киевской дружины участвовал в сражении. Может, лежит теперь убитый или раненый на поле брани, а может, успел отступить вместе с другими. А Изяслав постоянно находился рядом с отцом и был пленен. Только в какой он группе? Заметить знакомого человека, пусть и родного сына, в многотысячной толпе непросто. Потому Мстислав сначала прощупал глазами меньшую группу. И увидел Изяслава! Он, видно, из-за жары снял доспехи и ничем от других, таких же молодых и здоровых ратников, не выделялся. Потому, значит, его и не оказалось среди князей и воевод. Хоть и заныло сердце Мстислава, увидевшего сына среди пленных, в то же время немного и отлегло на душе. Князь понимал, что ту группу монголы отделили не случайно, скорее всего, они их, молодых и здоровых, заберут с собой, то ли в рабство, то ли на продажу. Значит, у Изяслава пока есть шансы остаться в живых.

В это время Субэдэй взмахом руки дал какую-то команду, которую монголы поняли без слов. Тут же пленных руссов, расположенных в ложбине, окружили не менее двух конных минганов и начали свой излюбленный прием по уничтожению людей, который они называли каруселью. Всадники, беспрерывно кружась вокруг многотысячной толпы пленных, рубили их саблями, как на учениях. По ходу их действия толпа пленных все уменьшалась и уменьшалась. А монгольские вояки продолжали рубить, уже проезжая по телам поваленных только что людей. Стоял жуткий ор из предсмертных криков и стонов, выдержать который не смогли даже немало повоевавшие за свою жизнь старшие князья. Они закрывали уши руками, подняв голову, с немым криком и мольбой обращались к тому всесильному, кто на небе. Но кто им, потерпевшим поражение в бою, поможет?

– Субэдэй, негодяй, что ты делаешь?! Имей совесть! Ты же обещал пленных не убивать! Разве можно так?! – задыхаясь от возмущения, крикнул Мстислав Старый.

Субэдэй вплотную приблизился к нему, выкрикнул в лицо:

– А ты, великий князь, имел совесть, когда порубил моего посла?! Так получи же! А вашу княжескую кровь мы не прольем, я тут обещание сдержу. И вообще, не надо жалеть трусов. Хоть чужих, хоть своих. Они ничтожные люди, сдались послушно, как бараны. Для нас, монголов, сдаться в плен считается самым позорным поступком. Лучше умереть, чем стоять с опущенной головой перед врагом. Знай, среди моих воинов нет ни одного, кто бы мог быть плененным. Так-то, ве-еликий князь…

Субэдэй отъехал. И от группы князей, и вообще с места казни. Дальнейшее ему было уже неинтересно. Он вернулся на возвышенность, откуда три дня назад руководил сражением, подозвал туда юртчи тылового обеспечения.

– Здесь мы будем пировать в честь нашей победы. Поставьте на этом месте самый большой шатер, – громко приказал он, – с деревянным настилом…

И уже обычным голосом объяснил, как надо выложить этот настил.

Квартирмейстер понял его не сразу, а поняв, то ли захохотал, то ли захихикал. Уж очень ему понравилась идея бахадура. Да-а, действительно, талантливый человек талантлив во всем.

Единственная дружина, которая спаслась от бойни на реке Калке, спокойно держала путь домой. Ее возглавлял сам князь Всеволод Мстиславович, ехавший впереди основной группы вслед за отрядом авангарда. Внимательно наблюдая за ходом боя из рощи, где в качестве резерва находился его отряд, он понял, что битва осложнилась. Наверное, он мог бы изменить ее ход, выступи по сигналу Мстислава Удатного. А если нет? Тогда погибель. Только умирать почем зря, как эти южные князья, Мстислав не хотел. Ради чего? Монгольской угрозы для руссов, угрозы реальной, пока нет. Если что, когда еще они возвернутся обратно. Да и тогда им до Смоленска далеко, до этого придется повоевать со многими этими князьями, кто сегодня показывает полное неумение воевать по-крупному. Так чего гадать-то на много лет вперед? Придет время – Мстислав решит, что делать. Да и жизнь покажет и подскажет. Так всегда бывает.

И князь Смоленский принял решение: не станет он ввязываться в это бесполезное сражение, обрекать своих людей на бессмысленную погибель.

Отряд уходил не по тому маршруту, по которому руссы прибыли сюда, а окружным путем. Лучше дольше ехать по жаре, чем быстро словить стрелу и остыть. Через пару дней, когда стало ясно, что их никто не преследует, князь на привале посоветовался со своими близкими людьми. Говорили они вполголоса, долго, в конце, похоже, все пришли к единому мнению, потому как согласно кивали головами в сторону князя и расходились весьма бодро. О чем они договорились – стало ясно, когда дружина проходила по землям Черниговского и Туровского княжеств. Оказываясь в небольших городках, дружинники Мстислава вдруг рассыпались по улицам и начинали ловить молодых девушек и юношей. Действовали они жестко, быстро. Те сопротивлялись как могли. Кое-где на помощь детям бросались родители. Но куда им против вооруженных до зубов дружинников и воев. А свои-то ратники далече, они уже не придут на помощь, ибо сложили головы в бою с азиатским врагом.

– Ироды!

– Окаянные!

– Что же вы делаете? Руссы вы али кто? – неслись вслед смолянам проклятия жителей.

Да разве этим князя проймешь. А ратникам что – они получили приказ и должны его исполнять. Вообще, какое им дело до княжеских дел? Главное – он спас их от погибели на поле брани, и за это надо благодарить его до конца дней своих. Остальное все – мелочи. Хотя для чего они отлавливали этих молодых людей – почти никто толком так и не понял. Кроме ближайших помощников князя. Все прояснилось, когда дружина привела пять тысяч плененных девушек и юношей в город Друцк. Во всем славянском мире и не только знали, чем он знаменит. Это был центр работорговли. На что давало согласие вольное друцкое вече, состоявшее из разбогатевших на работорговле горожан. И в этот раз люди Всеволода Мстиславовича продали молодых руссов в рабство весьма успешно, поскольку заранее предупрежденные посыльными князя купцы из Риги и Готланда уже прибыли. Они затем перепродадут их в европейских странах, где рабы-славяне ценились особенно высоко.

– Ну, как? – справился Всеволод Мстиславович у своего казначея, когда отдали знакомому купцу последнюю девушку.

– Все отлично, мудрейший князь! – весело сообщил тот. – Мы не только возместили все затраты на совершенный поход, даже получили барыш.

– А как с отпущением грехов? Ты договорился со святыми отцами?

– О да! Митрополиты и Полоцка, и Смоленска отпустили всем нам грехи. Правда, пришлось им передать бесплатно по сотне рабов.

– Это ничего! – одобрительно похлопал князь своего казначея. – Это дело наживное.