Спасение Европы

Ильхам не сразу нашелся, что ответить. Согласиться на такие договоренности он полномочий не имел, потому как он не эмир Серебряной Болгарии, а всего лишь эльтебер. Не согласишься – Пургас вполне обоснованно мог ему отказать в помощи. А пять тысяч воинов и строителей ему сейчас ох как пригодились бы…

– Вижу, ты в чем-то сомневаешься? – услышал Ильхам. – Но разве не вы, болгары, постоянно воюете с руссами? Особенно с Северо-Восточной Русью. Все тамошние княжества – Ростовское, Переяславское, Юрьевское, Стародубское, Суздальское, Ярославское и какие там еще – все они выступают против вас, болгар. Или ты забыл, хан, как они уничтожили ваш славный город Ошель? А во главе всех этих князей стоит проклятый Владимирский великий князь Юрий Всеволодович. Как жаль, что он, хитрец, увильнул от сражения с монголами на Калке. Ведь так? Я слышал, что там его не было. Был бы, может, тоже не вернулся бы… И ты полагаешь, что вам не стоит с ним связываться, наказывать его? Вот заодно и мне помогли бы.

Так-то оно так. Только Пургас, похоже, не в курсе, что в позапрошлом году в Городце между Владимирским княжеством и Серебряной Болгарией было подписано перемирие на шесть лет. Сказать ему об этом? Нет, пожалуй, не стоит. Тогда все, о помощи эрзи в сражении с монголами можно забыть. Только ведь хану и обманывать не пристало.

– Уважаемый инязор, вилять не стану, я не вправе решать такие вопросы, – все-таки признался Ильхам. – У нас в Болгарии ныне глава страны и верховный главнокомандующий – разные лица, сам видишь.

– Да, у вас это стало так. Хотя, как я помню, совсем недавно было иначе. Что, совсем сдал эмир Челбир?

– Ну, с годами, конечно, здоровья ни у кого не прибавляется… Так-то у эмира ум светлый и ясный. Это главное. А исполнители его воли найдутся.

Оба собеседника замолчали.

– Уважаемый хан Ильхам, да ты ешь, ешь. Разговоры разговорами, они не должны отвлекать нас от трапезы, – вспомнил про обязанности хозяина дома Пургас. – Предлагаю попробовать автонь лапоть* и запивать ее медовым киселем. А скоро подадут горячее. Я велел приготовить селянку*. Надеюсь, тебе она понравится.

Уже когда они вышли из-за стола и пошли в сад прогуляться, Пургас, осторожно дотронувшись до рукава Ильхама, остановил его и сказал:

– Дорогой хан, не думай ничего такого, помогу тебе безо всяких предварительных условий. Я ведь понимаю, что коли монголы, не дай бог, вернутся, чтобы захапать здешние земли, нам, эрзе, не миновать войны с ними. Так что лучше попытаться сейчас вместе с вами отбить у них это желание. Пусть поймут, что просто проскакать по нашим степям, как по степи, у них не получится.

На том и порешили. На следующее утро вместе с болгарским войском в южные края отправилось не менее сотни эрзян, в основном мастеров по строительству защитных сооружений. А свой военный отряд Пургас обещал выслать вслед, как только наберет людей.

* * *

Плыть по течению, да еще при попутном северо-западном ветре, дело несложное. Потому болгарским судам на преодоление пути от Булгара до Самарской излучины потребовалось всего несколько дней. К тому же сам маршрут известен шкиперам более чем хорошо еще с появления торгового пути по Адылу. Они настолько точно помнили фарватер, что даже десяток гигантских белян с тяжелым вооружением и табунами лошадей провели без всякой заминки. А уж об асламках, этих быстрых и юрких небольших кораблях мастера Аслама, на которых спускались к месту предполагаемого сражения десять тысяч воинов курсыбая, хашамов и чирмышей, и говорить нечего.

Одновременно с другой стороны, в десятках, а местами в сотнях зюхрымах от великой реки к излучине тремя маршрутами приближались части отряда Ильхама. Болгары продолжали двигаться открыто, на значительном расстоянии друг от друга, чтобы их можно было увидеть и там, и тут. И, кажется, увидели-таки. Причем, судя по коням и манере держаться в седле, именно монголы, вернее, их разъезд. Правда, раньше их обнаружил конный дозор Сидимера. Чтобы монголы поняли наверняка, что за отряд идет по степи, болгары начали громко переговариваться. Голоса по степи расходятся далеко… Судя по тому, что на горизонте частокол копий на какой-то момент остановился, затем резко полетел вперед, монголы, кажется, прислушались и поняли, на каком языке переговариваются вооруженные люди. Убедившись, что монголы точно заметили болгар, Сидимер тут же поскакал к Ильхаму с донесением.

– Эльтебер, мы видели вооруженных конников! – оповестил он. – Судя по всему, монгольский разъезд. Что будем делать?

– Двигаемся дальше! – удовлетворенно приказал Ильхам. – Только, Сидимер, усиль наблюдение. Чтобы не было неожиданностей. Еще сделай так, чтобы монгольские разведчики невзначай заметили и нас, и третью часть отряда и больше не теряли из виду.

Когда болгары наконец завернули на Самарскую луку, Ильхам через посыльных всем трем группам пиньбю дал команду: как только они окажутся рядом с лесом, который в этих краях тянется на сотни верст, тут же нырнуть туда и скрыться. Если монгольские разведывательные разъезды потянутся в лес вслед за ними, замыкающие части отрядов должны отогнать их немедленно и так, чтобы они больше не рискнули даже носа туда сунуть. Эльтебер как в воду глядел. Только болгары скрылись в лесу, монгольский разъезд в составе арбана оказался тут как тут. Но там его ожидал неприятный сюрприз: нукеры лишь приблизились на расстояние выстрела, как на них хлынул дождь стрел. Случилось это так внезапно, что несколько монгольских воинов тут же получили серьезные ранения, один даже вывалился из седла.

– Назад! – скомандовал арбай разъезда. – Назад! Упавшего подобрать!

Того, конечно, болгары могли отбить и пленить, только они не стали с этим возиться. Что толку от раненого пленного, когда перед отрядом стоит задача куда более важная…

Ильхам в течение целых двух дней тщательно исследовал местность, куда он задумал загнать монгольскую армию. Свободного пространства для прохода крупной армии здесь было немного. С юга оно ограничивалось правым изгибом Адыла. Уже через три – четыре зюхрыма начинались вековые леса с непроходимыми чащобами и болотами, лишь местами обрывающиеся небольшими степными участками. На некоторых таких участках имелись небольшие кары – крепости или укрепленные поселения засечной линии. В центре них стоял город-крепость Муран. Все гарнизоны укрепленных пунктов Ильхам решил значительно пополнить. Только для задержания трех туменов, набравших боевой опыт в крупных сражениях, хотя бы на пару дней этого было явно недостаточно. Но и распылять силы на мелкие гарнизоны значило ослабить мощь решающего удара в заключительной стадии сражения. И тут болгарам здорово помогли мастера Пургаса. Они имели большой опыт создания твердей – укрепленных пунктов посреди леса, издали совершенно незаметных. Оказывается, из таких укрытий мордовские бойцы быстро наносили по врагу неожиданный удар и тут же скрывались. Ошарашенный враг терял время, не зная, что делать дальше, и потому осторожничая. Ильхам быстро понял полезность таких маневров и тут же выделил группы воинов, которые вместе с эрзянами немедленно взялись за работу, а после должны были остаться на месте. Все это в конечном счете должно было привести к тому, что монгольская армия, обходя или огибая такие непонятные пункты сопротивления, выйдет прямо на ожидавшие их главные силы болгар. А когда завяжется решающий бой, в нужный момент со стороны леса появится резервный отряд и замкнет кольцо вокруг армии монголов… Так Ильхам планировал. Как получится на самом деле – это уже зависело от точности исполнения его приказов военными. Был еще один момент, о котором постоянно думали и Ильхам, и Сендиер. Лишь бы не подвело их племя саксинов. Сдержат ли они слово? Ведь, желая помешать врагу, они нанесут немало вреда и себе, потому могут и передумать. Хотя слово они дали…

Отдав все распоряжения и проверив, что они начали исполняться, Ильхам направился к Адылу на встречу с эмиром Челбиром.

* * *

Удивительный здесь край! Даже в конце августа дни стоят теплые, солнечные. Кругом, как и на родине Субэдэя, бескрайняя степь. Но не голая, как там, а с перелесками, множеством мелких речек и судоходных рек, кишащих рыбой. А трава! По брюхо монгольским лошадям. Да, здесь – настоящий диваажин*. Прав, ох, как прав великий правитель Чингисхан, который поставил цель – завоевать все это пространство. Здесь все зеленеет, цветет, благоухает, дышит, живет! Не то, что в Средней Азии, что они завоевали, где, да, тепло, но неуютно. К тому же в этих краях кругом, если не считать кыпчаков, народы, которые занимаются земледелием. Зерна всякого – завались! Короче, скотину держи – сколько хочешь, делай с лихвой запасы всего, что годится и на еду, и на прокорм скота. Чего еще кочующему человеку надо?

Этот день Субэдэй объявил днем отдыха для всех. Решил расслабиться и сам. Потому, съев в обед шматок баранины и запив мясо пивом, решил немного вздремнуть. Он приказал слугам постелить рядом с шатром, на теневой стороне, войлок и решил прилечь на свежем воздухе раздетым, безо всяких там доспехов. В конце концов, чего ему сейчас бояться, чтобы постоянно быть в состоянии боевой готовности, и потому день и ночь находиться в тяжелом облачении и при оружии? Первым делом Субэдэй сбросил с головы отороченный мехом войлочный малгай. Ему утром выбрили макушку и волосы над бровями, потому сразу стало приятно свежо. Только спустя четверть часа на его круглой голове появилась испарина. Вскоре с макушки потекли редкие капли пота. Оставленные «ласточкиными крылышками» узенькие полоски бровей не удерживали их, и они, крепко соленые, нет-нет да и попадали в глаза или на раздвоенную челку, концы которой спускались за ушами немного ниже мочек. Впрочем, Субэдэй на это не обращал никакого внимания. Он снял с себя доспехи, кожаный пояс с нефритовыми бляшками и золотой пряжкой, наконечником, петлями для клинка и сумки, потом сбросил под ноги голубой халат с цветами лотоса, разулся, оставшись в одной толстой шелковой рубахе и в стеганых штанах. Рубаху снимать не стал. Она была обязательна для всех воинов, потому как служила для улавливания приостановленных доспехами стрел. Наконечник таких стрел застревал в шелковых волокнах и не углублялся в тело, потому его легче было вытаскивать. Впрочем, вряд ли Субэдэй сейчас думал об этом. Скорее он действовал по привычке. Но вот бахадур, предварительно аккуратно уложив под голову заплетенные за ушами четыре косы, закольцованные нитками жемчуга, лег на спину.

Ох, и хорошо же! Дышишь полной грудью чистым воздухом, действующим как бальзам. Думать ни о чем не надо. Хотя бы временно. И забот у тебя никаких. Потому как ты сейчас не командующий армией, и вообще никто, а просто беззаботно отдыхающий человек.

Небо синее-синее, светлое-светлое! Солнце яркое-яркое! На душе легко-легко! Вообще, если судить по небосводу – весь мир одинаков. Сложнее судить о нем по земле. Но правят миром, человечеством небесные силы во главе с Кок Тенгри. Нет на свете никого сильнее него, даже остальные боги все подчиняются ему. И послал всемогущий Тенгри самого великого предводителя Тэмуджина – Чингисхана именно монголам, чтобы они, только они стали единственными хозяевами на земле. Наверное, он знал, что делал, верил, что лишь монголы могут править миром и установить в нем такой порядок, какого хочет сам Тенгри. И вот он, Субэдэй, верный помощник Тэмуджина и преданный слуга Тенгри, здесь, вдалеке от родины. Он и здесь хозяин. Он небольшими, в общем-то, силами разбил большую армию руссов. Все потому, что ему как своему верному слуге, преданному рабу, как соратнику своего посланца на землю великого Чингисхана помогает сам всемогущий Тенгри. Придет время, монголы не просто разгромят армии здешних стран, а полностью подчинят их народы. Вот вернется Субэдэй к хозяину, доложит обо всем, и они составят план завоевания этих благодатных просторов. И хозяин пошлет Субэдэя обратно сюда не разведчиком, а завоевателем. Все это произойдет по воле всемогущего небесного бога. Интересно, а видит ли Он сейчас Субэдэя, лежащего на земле под этим чистым прозрачным небом? Знает ли Он вообще о его существовании? Или даже такие люди, как Субэдэй, для него всего лишь песчинки в пустыне, которые не то, что с небес, с двух шагов не различишь в общей массе песка?