Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
— Блистательно, мистер Бжезинский! — осклабилась Мадлена, шурша своей копией распечатки.
Збигнев кисло усмехнулся, а Сэмюель неприкрыто фыркнул, щелкая толстой четырехцветной ручкой. Отдельные места он подчеркивал синей пастой или обводил красной.
«…Значит, ситуацию в небе надо 'греть» дольше и сильнее обычного. Причем, не предупреждая СССР о сути происходящего. До такой степени, чтобы:
1) нарушение стало максимально оскорбительной и, по видимости, опасной репетицией прорыва рубежа ПВО (Поэтому для успеха провокации становится категорически необходима также имитация
2) необходимо — отсутствие надлежащего прикрытия как для самолета-нарушителя, так и для разведчика-провокатора. И сам маршрут нужно прокладывать максимально близко к особо охраняемым объектам, а поведение самого нарушителя должно быть максимально наглым;
3) кроме того, высока вероятность, что позиция влиятельных советников Политбюро, экспертных групп и аппарата ЦК КПСС будет сводиться к закрытию информации от большинства граждан СССР, что с определенной поддержкой вещания соответствующих радиоцентров, позволяет рассчитывать на дезориентацию и деморализацию части населения Советского Союза, а это будет способствовать в дальнейшем решению той стратегической задачи, которую я вижу перед собой.
Итог ряда мероприятий, изложенных здесь, для СССР должен быть однозначен — нарушитель, ведущий себя подобным образом, не может быть «отпущен с миром», даже если имеется предположение, что на борту нет никакой разведывательной аппаратуры, и что всё это — провокация.
Цугцванг для СССР! СССР объявлен единственным виновником. И на Западе обвинение будет выглядеть вполне убедительно…'
Хантингтон демонстративно щелкнул ручкой, пряча ее в карман.
— Готов согласиться с Мадленой, Збиг! — зубасто улыбнулся он. — Твой план стратегически безупречен! Что сказать? — он задумался, и его улыбка сделалась блуждающей. — Джимми Картеру, конечно, далеко до Громыко… Помните, слова «Мистера Нет», когда турки грозились перекрыть русскому флоту Босфор? Он тогда пожал плечами и холодно ответил: «А нам и не нужен Босфор». Помолчал, и добавил: «Всего лишь два залпа, и кроме Босфора появятся еще проливы. Правда, не уверен, останется ли Стамбул…» Как сказано! Но! Осенью выборы, и наш нерешительный и сильно обиженный президент сам начнет искать повод отыграться, а заодно набрать очки. Держу пари, что он руками и ногами ухватится за идею с «Боингом»! Чем не «маленькая победоносная война»? Бинго!
Тот же день, позже
Ленинград, Измайловский проспект
С утра развиднелось, и небеса полыхнули весенней голубизной. Морозец, правда, не спадал, но яркие лучи искупали неудобства студеной поры — город заиграл красками, просиял золотом шпилей и куполов. Даже старенький троллейбус сверкал, как игрушечка.
И люди в толпе всё чаще не жались, кутая озябшие стати, а храбро расправляли плечи, выпрямлялись, как будто бросая вызов зиме, и сбавляли деловитую, озабоченную прыть; жмурились, подставляя лица солнцу. А вот и первые улыбки протаяли…
…Один я брёл, хмур и озабочен, как скучный зануда на веселом детском утреннике.
Если честно, напугал меня «январский кризис». Я просто не ожидал, что мое вмешательство, мое «микроскопическое воздействие» так резко
переломит реальность.Совесть, правда, угрызала не слишком. Кляча истории взбрыкнула вдруг, и понесла неведомым путём? А вы, товарищи, соблюдайте правила дорожного движения, чтоб под копытами не сгинуть!
У меня пока не получалось спокойно рассудить, понять, что творится сегодня, и актуально ли мое послезнание на завтра и послезавтра. Слишком всё смутно. Тревожно. Чего ждать от Штатов? Или им — от нас?
Мир притих, чаши весов качаются, как метроном… А «вызывать джинна брейнсёрфинга» — затея, абсолютно бессмысленная. Не найдется в будущем человека, помнящего то, что в базовом временном потоке не происходило!
Историческую действительность гнуло, с нее осыпались допотопные наслоения, копотя пылью веков, а мне-то как быть?
Я рвусь наверх, встраиваюсь, как могу, в Систему, вот только всё яснее, всё отчаянней понимаю, что коллизия с самостоятельным военно-патриотическим движением — исходно скверная вещь. Допуск такого элемента, пусть и на молодежном уровне, но без прямого партийно-комсомольского контроля, да в практическую политическую жизнь страны — ересь полнейшая и непростительная.
Вопрос вопросов: откуда взять авторитет, чтобы не оказаться в клетке и, в то же время, обладать возможностью влиять на принятие решений?
«Одна надежда — на Великую теорему Ферма, — губы изогнулись в кривой усмешке. — Гельфанд обнадежил намедни — светила-де, работу одобряют, но пока не в открытую, не официально. Будут проверять и перепроверять… Ладно, допустим, окунусь с головой в мировую славу! А наши-то воспользуются моментом? „Ждите ответа“…»
Я свернул с Невского, рассеянно пропуская мимо сцены из городской жизни.
Моей исходной принципиальной позицией являлась невозможность «собрать глобальный кубик», сплачивая лишь одну его грань — я был и остаюсь в убеждении, что спасти мир, не спасая СССР, не получится. Никак. И, напротив, нельзя спасти СССР, не спасая весь мир… Обращая внимание, в первую очередь, именно на США, как на вторую из основ стабильного мироздания для планеты Земля.
«Да уж… — я зябко повел плечами. — Однажды победа в глобальном „холодном противостоянии“ уже оставалась за ними, и ничего хорошего из этого не вышло. Их надо спасать, прежде всего, от самих себя…»
Меня притянула к себе сухая и довольно чистая лавочка в зыбкой тени голых ветвей, и я присел на облупленные планки, нагретые вышним теплом.
Надо было как-то обозначить, чем для брежневского СССР являлись отношения с США. Ну, хотя бы, настолько, насколько вообще возможно объяснить «андроповскую линию» в политике — ту самую, из-за которой Юрия Владимировича станут подозревать в сознательной подготовке к уничтожению СССР!
Она, эта линия, была выбрана наощупь, на основе довольно смутной околонаучной риторики и, по моему глубокому убеждению, была далеко не всегда верна, но… По совсем уж большому счету — правильна.
Многие ошибки при этом делались по сугубо личностному наваждению узкого круга интеллигентов-контактёров с советской стороны. Одни готовы были видеть в оппонентах не противников или весьма жестких конкурентов, а чуть ли не буквально братьев по разуму, за коими, именно в советской традиции, признавался априори гуманизм и прочие высокие достоинства.
Были, были страшные, губительные ошибки! Одни только войнушки и конфликты, погромы и гонения на территории ублюдочного СНГ унесли четыре с половиной миллиона жизней!