Спираль

— Все закончится через час. Второго такого тяжелого дня в вашей жизни уже не будет, — своим обычным приподнятым тоном произнес Торадзе, когда машина выехала на свободную магистраль и покатила к кладбищу.

— Давайте не будем об этом говорить, — грубо оборвал его Рамаз, — и вообще, мне надоели ваши сентенции. Я не маленький. И не считайте меня, бога ради, двадцатитрехлетним студентом. Вам прекрасно известно, что я сознательно пошел на такой шаг и ничуть не жалею. Я приблизительно знал, что делаю и что последует за пересадкой мозга. Но, видимо, в спешке не учел всего. И вы, уважаемый главный врач, учли не все!

— В частности?

— В частности? Сейчас объясню. Мой мозг вы пересадили в голову Коринтели. Я превратил его тело в интеллектуального, мыслящего человека, о таланте и способностях которого скоро заговорит народ. Взамен он одарил меня своими опозоренными именем и фамилией, скандальной биографией, шлейфом преступлений, может быть, уголовных преступлений и даже убийств!

— Что вы?!

— Дайте мне договорить! Я в своем праве. У моих подозрений реальная почва.

Перед глазами Рамаза с такой отчетливостью возникли мутные глаза черного верзилы, что он невольно оглянулся на едущие рядом машины, не сидит ли в них какой-нибудь соглядатай, сопровождающий его на кладбище.

«И все же где я его видел? Откуда помню эти глаза? А ведь точно видел и знаю?!»

На кладбище они прибыли рано. Процессия, наверное, не прошла и половины пути.

Зураб Торадзе поставил машину в удобном месте.

— Давайте договоримся об одном, — сказал он, прежде чем выйти. — Не будем сегодня трепать друг другу нервы. Заранее предупреждаю, как бы вы ни старались вывести меня из равновесия, у вас ничего не получится. Сегодня у меня праздник, который завтра или послезавтра сделается всемирным. Я, Зураб Торадзе, первый и пока еще единственный в мире ученый, создал человека, вышедшего из чрева двух матерей, создал человека, который нес собственный гроб, провожал в последний путь свой прах.

— Прикуси язык, не то задушу, как бездомного щенка! — зарычал Рамаз Коринтели.

Яростный взгляд юноши не на шутку испугал врача. Он сразу сник и жалко посмотрел на Коринтели. Увидев его горящие злобой глаза, перекосившееся от омерзения лицо и трясущуюся челюсть, он с ужасом понял, что рядом с ним сидит кровожадный убийца.

Траурный митинг продолжался на кладбище.

До конца процессии, как водится, не дошла и пятая часть пришедших на похороны, однако у могилы собралось достаточно много народа.

Рамаз стоял очень далеко. Голоса выступавших не долетали до него. Никто из говоривших его не интересовал. Сзади, в трех шагах от него, облокотился о дерево Зураб Торадзе.

— Убедительно прошу вас, оставьте меня и вообще не вяжитесь, пока не позвоню! — процедил Рамаз.

Врач усмехнулся и повернул к выходу.

— Еще одно! — пригвоздила его к месту посланная Коринтели фраза. — Я — единственная в мире личность, вышедшая из чрева двух матерей, посему мне нужно денег в два раза больше, чем ваша подачка. Убедительно прошу, учтите это с сегодняшнего дня!

Торадзе не произнес ни слова. Несколько мгновений он в бешенстве смотрел в спину юноши. Затем повернулся и поспешил к машине.

Народ начал медленно расходиться. Не слышалось ни туманных, монотонных речей выступающих, ни траурного марша Шопена. Наконец у могилы остались только несколько родственников да могильщики. Те поправили холмик, накрыли его венками, наскоро выпили за упокой души академика.

Рамаз по-прежнему стоял вдалеке. Он не спешил подойти к могиле. Наконец, когда все ушли, тяжелым шагом приблизился к ней. Остановился и с печальной улыбкой уставился на усыпанный цветами холм. Сколько всего сквозило и мешалось в этой улыбке — и ощущение бренности человека, и сегодняшняя неопределенность собственной личности, чувство сожаления от прощания с прошлым, неясность сущности и целей предстоящей жизни, ожидание непредвиденных, непредсказуемых сегодня проблем и сюрпризов.

И тут его озарило. Он вспомнил, где впервые увидел того длинного черноволосого парня с мутными глазами, который так упорно глядел на него в вестибюле института.

Перед глазами сразу ожил тот первый день, когда он вышел на улицу, здание редакции «Зари Востока» и торчащий на его углу смуглый верзила с неприятным взглядом. Он совершенно отчетливо увидел два острых лазерных луча, бьющих из его мутных, круглых глаз.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Рамаз Коринтели лежал на спине. Голова Лали покоилась на широкой груди молодого человека. Оба спали.

Царившую в комнате тишину нарушил звонок телефона.

Лали открыла глаза. Рамаз спал как убитый. Девушка не знала, как быть. Брать трубку не хотелось. И Рамаза было жалко. Однако непрерывный звонок телефона все равно разбудит его. Она взглянула на часы. Двенадцать.

«Кому приспичило звонить среди ночи?»

Звонки не прекращались.

Коринтели, не открывая глаз, протянул левую руку к стоящему на полу около кровати телефону.

— Слушаю! — хмуро бросил он в трубку, понимая, что серьезный человек не станет звонить в полночь.

— Привет!

— Привет! Кто это?

— Знаю, ты с Лали, но дело неотложное, надо повидаться.

— С кем я говорю?

— Сосо я. Лучше вообще отошли Лали домой.

— Какой Сосо?

— Выходи — и узнаешь. Полпервого заеду.

— Ладно, полпервого встречу внизу. — Теряясь в догадках, Рамаз недовольно покачал головой, бросил трубку на рычаг телефона и спросил Лали: — Сколько времени?

— Начало первого. Кто звонил?

— Вставай, одевайся. Тебе пора домой. Проводить не смогу. Надо кое-какие дела уладить.

— Среди ночи я одна пойду? — вскинулась девушка.

— Можно подумать, что тебе это впервой!

— Что это еще за тон? — возмутилась Лали.

— Ладно, будет тебе, извини. Знаешь же, я не люблю рассусоливать. Одевайся и ступай!

Оба встали.

Рассерженная девушка пошла в ванную. Коринтели быстро оделся и через пять минут был готов. Подошел к окну, выглянул. Дворик, стиснутый четырехугольными бетонными коробками, заполонили машины.

Прошло еще минут пятнадцать. Лали не спешила покидать ванную. Нервы сдавали медленно, но основательно. Больше всего его бесило то, что из ванной не доносилось ни звука. Он не мог понять, что там делает Лали.

Посмотрел на часы. Машина неизвестного вот-вот подъедет.

— Ты что там застряла? — закричал он, стуча в дверь ванной.

— Да выхожу я, не бесись!

— Давай, давай! Делать нечего, я тут ни при чем, прости меня! Позвони завтра утром, я тебе все объясню.

На пороге Рамаз поцеловал Лали в шею, быстро захлопнул дверь и бросился к окну, выходящему на улицу.

Внизу никого не было. До появления машины ему не хотелось выходить из дому и дожидаться неведомого Сосо внизу.