Старшина Гор

– А если стрелой? Дед? – спросил я, играть так играть. – Лом! Надо прикрыть Деда.

Твари, видимо, лук уже встречали. Сразу стали серьезными. В Деда полетели камни.

– Ник! Ищи укрытие с одной стороны хотя бы, попробуем пострелять.

– Понял. Есть. Две минуты. Выворотень.

Умные твари, или нам просто повезло.

– Атака! Пика!

Тварь напала. В средней левой и передней правой по дубине – палка. Уворачиваясь от пик, бьет дубинами. Остальные двое кидают камни.

Бам – подставляю я корпус под камень, а щит под дубину. Верное решение. От камня больно, но дубина даже сквозь щит почти отбила руку.

– Маут, Лом, закрываем Деда. Дед, стреляй, – это я хотел сказать, но не успел. Налетели все трое, разбивая единый строй на три части.

Дубина пролетела над головой, я пригнулся, но вторая тычет в живот – прикрылся щитом и тут же его выпустил. Не успеваю за тварью, как и пика, как и топор, тварь перехватила его свободной от дубины левой лапой. Перехватила и захватила. Стоя на трех лапах, тычет и машет тремя. Остались кинжалы – зубочистки. А тут еще и клыки в пасти – щелк, зацепив за ухо. Инстинктивно увернул горло, подставляя ухо, но отмахиваясь, зацепил кинжалом по черепу. Чиркнул, разрезав кожу и зацепив щупальца.

– Ур-рун-чи-да-да-да, – прорычала тварь.

Действия команды стараюсь отмечать краем глаза. Вроде что-то делают. Разобраться, что конкретно, не успеваю, и вообще я сейчас боец ближнего боя.

Тело двигалось само по себе, используя все когда-либо сделанные движения. Мысли, если и были, то не было того, чтобы на них реагировать.

Наши скорости примерно равны, но у твари шесть лап. Две – бьют хорошо, точно и сильно, третья – как вспомогательная, и на трех она стоит, да еще пасть.

Мои кинжалы раз за разом упираются в кость, в лучшем случае разрезал кожу.

Отклоняюсь, пропуская мимо укус, бью лбом в морду, принимая вскользь сдвоенный удар дубинок, приседаю и снизу вверх полосую лапу, держащую топор. Бам – дубина сбоку, несильно, просто тварь дернулась от боли и отмахнулась от меня. Перекат, пытаюсь встать, в голове звездочки и круги.

Четкость потеряна. Вижу только пятно. Синее пятно на белом фоне. Как облако, оно обволакивает меня. Руки действуют самостоятельно, разгоняясь, наносят удары в корпус. С левой руки кинжала нет – выпал, просто бью кулаком. Правая – удар. Отскок. Кость, удар, удар – кость, удар – кость.

Получаю удар в грудь – ха, как неудачно! Сбивает дыхание. Рука, правая с кинжалом, зажата тисками пасти. Металл наруча сминается. Шипы наруча вонзаются, тварь шипит, рычит, но уже не может прекратить сжимать. Удар дубиной в корпус блокирую левой, удар прямой в корпус проходит – в этот раз я еще не успел вздохнуть с прошлого раза, поэтому уже даже не больно. Блокирую левой дубину, лбом бью в голову, ногой пинаю.

Легкие взрываются болью, наконец делаю вдох. Я уже не вижу даже пятен. Только ощущения. Рука разжимается, кинжал падает. Левой рукой схватил и удерживаю лапу, я практически болтаюсь в воздухе, бью ногой куда достану. Тварь машет дубиной, но я слишком близко, а мозг, кажется, уже отключил все болевые ощущения.

Осталось только три движения: выдох – удар лбом, пинок ногой; вдох – удар лбом; выдох – ногой; вдох – лбом; выдох – ногой. Вдох – выдох. Я, наверное, улыбаюсь, а ведь кто-то утверждал, что не может управлять моим телом

Движения, ощущения слились в единый шум, как волны накатывают на берег. Причем уже нет разницы, накатывают или откатывают. Только движение, без направления. Вспыхивают искорки то ли сознания, то ли воспоминания – удар головой, ногой. Для чего – неважно. Это как биение жизни, удары сердца, как волна накатывает на берег. Белая волна на белый берег.

На некоторых планетах царства верят, что человек может раствориться в облаке и путешествовать по всей познанной и непознанной Вселенной.

Когда белые облака грустят, они становятся тяжелее и опускаются ниже, отчего видят и чувствуют жизнь, вбирают ее и становятся серыми, черными. Но потом вспоминают, кто они, и отпускают все мертвое, плотное, чужое, становясь легкими, белыми. И исчезают в одном небе, чтобы появиться в другом.

Интересно, все ли могут стать облаком или это удел немногих, таких, как я? Нескромно. Скромность вообще не то чувство, что сделает тебя белым облаком. Белое облако. Глупая сказка с печальным концом. Впрочем, белая волна набегает на белый берег, и это все, что осталось.

– Задача командира сводного отряда – оперативное управление отрядом, управление достижением целей и задач, – говорит Сойка. Почему Сойка, а не Белка? Интересно, я встречу облако Сойки? Причем здесь Белка? Жаль Белку.

Память – это то, что нужно отпустить в первую очередь, чтобы из серого стать белым. Потому что только белые облака могут путешествовать между мирами.

– Зачем? – спрашивает Сойка. Слегка наклоняя голову, так ее челка съезжает и прикрывает правый глаз.

– Что зачем? – спрашиваю я, обдумывая, зачем она это делает. Всегда, когда внимательно слушает.

– Белым облакам путешествовать между мирами.

– Хм, такова суть облака, его поток жизни. – Я рассказывал Сойке всю суть миропонимания. Если понимать мир с точки зрения облака. Забавно, ведь это именно то, что говорил Торвин, а я не слышал и не понимал. Сейчас все логично и стройно. Одно понятие вкладывается в другое. Понятие со вложенным понятием в третье – места занимают столько же, а суть стала больше. Это как облако. Да это же и есть облако. Понимание подхватило меня, раскрывая мир и его нетайны. Тайны – три раза «ха», нет никаких тайн, есть отсутствие глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать.

– Суть облака? – переспрашивает она.

Глава 25

– Что ты сказала? – Я открыл глаза.

Комната с серым потолком. Серые стены из серых камней, ох – тело болело и очень сильно. В комнате никого. Крохотное оконце, за окном – темнота. Ночь. На стенах пляшут отблески пламени. Шевелиться нельзя, каждое движение – боль. Губы, рот, есть или пить? Нет, ничего не хочу. Закрыть глаза и спать. Живой? Видимо, да. Хорошо? Видимо, да, дальше? Видимо, да, что да?

– Живучий, как скрыга, – говорит скрипучий чужой голос, – он уже очнулся.

Открыл глаза, та же серая комната. За окном светло. Двое: один и другая, Сойка. Первый – гладко выбритый морщинистый старик со старыми белесыми глазами. Растягивает губу в оскал – улыбку. Глаза холоднющие, не моргают, только расширяются – сужаются. Пытаюсь отвернуться от него, перевести глаза на Сойку, но не могу. Немигающие, холодные, мертвые глаза заставляют смотреть прямо в них. Некромант, холодея, осознаю я.