Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Так вот за что Дионисий выпорол племянника – это главное его преступление!
– Пожалуй, - ответила гречанка: она улыбалась шутке подруги, но глаза были очень серьезны.
– Однако теперь эта вещь принадлежит тебе, владей! – произнесла она.
– Аммоний не может потребовать ее назад! Ты заплатила Дионисию ее полную цену!
Потом она положила Феодоре руку на колено; та пошевельнулась от неловкости, но сразу вслед за этим ощутила желание, которое Феофано всегда пробуждала в ней, как бы Феодора себя ни чувствовала. Сколько же страсти в этой женщине!
– А
Феодора покраснела: поняв, когда Феофано могла приметить, чего не хватает у нее на шее, под платьем.
– Нет, - честно ответила московитка. – Я не могу носить крест вместе с… этим, - она показала пальцем в самую оскаленную львиную пасть. И тогда, когда мы… тогда тоже не могла.
Она покраснела еще сильней, глядя в глаза Феофано: царица подняла голову, выражение ее смуглого лица стало очаровательно-торжествующим.
– Ну конечно, моя честная Желань Браздовна, - сказала она.
Потом подумала и прибавила:
– Вот и при них тоже креста не выставляй.
– При Аммониях? Им-то когда увидеть, что у меня на шее! – воскликнула Феодора: но она уже чувствовала, что Феофано строит новые планы, неизвестные и опасные планы на нее…
– Думаю, что тебе не след дальше ехать с нами, - сказала Феофано. – Это тяжело и тебе, и остальным, и дальше будет только тяжелее – ты не успеешь оправиться, это я тебе говорю! Военную жизнь могут вынести только здоровые и крепкие люди; да и детям плохо подвергаться опасностям, которых можно избежать!
Феодора отшатнулась.
– Ты… отсылаешь нас? Куда?.. С кем?
– Дионисий предлагал нам гостеприимство, не так давно, - ответила царица. – Думаю, это обещание еще свежо; а нет, так я ему напомню… Как я сразу не подумала!
Феодора стиснула руки на коленях.
– Мне - и моим детям ехать в дом Дионисия? – воскликнула она, широко раскрыв глаза: точно госпожа предлагала ей самой положить голову в львиную пасть.
Феофано рассмеялась.
– Уверяю тебя, что его юные дочери не кусаются, - ответила она. – А жена уже потеряла свои зубы! Это славное и достойное семейство, я давно их знаю… и тебе если даже не обрадуются, смогут принять как должно. А тебя начинают любить многие, кто узнает поближе, - это свойство русов, подобных тебе…
Она прервалась.
– Да и если сказать серьезно – у Дионисия тебе сейчас будет безопаснее всего, намного безопаснее, чем с нашим войском и в моих владениях!
Феодора осторожно кивнула; она как будто бы понимала. Но царица наверняка имела еще и другие соображения, ей неизвестные.
Потом Феофано обняла ее за плечи.
– Ты очень помогла мне тогда, милая Феодора, - когда встречалась с Леонардом Флатанелосом…
Феодора тихо ахнула и попыталась высвободиться; но Феофано не пустила.
– Я не могу, - начала было Феодора: понимая, что это будет попранием всех законов чести и гостеприимства. Но посмотрела в огромные серые глаза с янтарными отблесками, нездешние глаза, - и замолчала.
Конечно, ни о каком попрании и речи сейчас быть не может: на войне законы свои, а византийские войны имеют особенные законы,
для которых не существует еще русских слов.– Если ты мне прикажешь, василисса, - сказала Феодора: она побледнела, но не запнулась, произнося это.
Феофано улыбнулась.
– Я знала, что ты поймешь меня. И знаю, что ты одна из всех никогда меня не подведешь, - сказала она. – Конечно, я тебе приказываю! Но не тревожься за себя и детей… вы будете в меньшей опасности, чем мы, как бы ни повернулось дело. С тобой поедут твои охранители и еще воины, которых я выделю, хотя большое войско еще не подошло… Дом Дионисия тоже крепко стерегут.
Она подумала.
– Ну как, согласна?
– Согласна. Но цари так не спрашивают, ведь ты приказала! – ответила Феодора со всей серьезностью.
Феофано с удовольствием поцеловала ее.
– Теперь я понимаю, почему так тебя люблю, - сказала она. – Но будь покойна: я не велю ничего, бесчестящего тебя.
Откинула назад волосы.
– Помни, что есть два способа войны, как и два способа правления, – мужской и женский, - задумчиво сказала патрикия Метаксия Калокир. – Мужские войны вспыхивают, сжигая все губительным и очистительным пламенем, и затихают; женские же не столь разрушительны, но не прекращаются никогда: сколько существует человечество. Однако женщин замечают намного меньше, чем мужчин. Это и плохо, и хорошо – все при большом желании можно обратить в свое преимущество!
Она сощурила глаза.
– И помни главное, любовь моя, - что потерять душу легче, чем что бы то ни было другое. Особенно нам, женщинам!
Феодора склонила голову.
– Пиши мне, - попросила она.
– Именно так мы и будем разговаривать. Ты будешь узнавать решительные новости первая, - ласково ответила Феофано.
========== Глава 73 ==========
Конечно, муж отпустил Феодору, - московитка не сомневалась, что это они уладили с Феофано до того, как императрица приступила к ней самой. И Дионисий был согласен, даже рад такому избавлению.
– Я отправлю с вами письмо, госпожа, - сказал он, мрачно поблескивая черными глазами на ее амулет. – Вас примут как почетную гостью и мою родственницу.
Феодора давно заметила за благородными ромеями, имевшими склонность к османам и востоку, эту латинскую манеру возвеличивать собеседника умножением - манеру людей, имевших укоренившийся имперский склад мышления! Это люди, потерявшие свои корни…
Она поклонилась.
– Вы благородный человек, кентарх!
Дионисий улыбнулся, не поправив ее.
– Истинно так.
Прямой нос, словно кистью наведенные брови, грива черных волос, мощные плечи – этот человек был живым подтверждением того, что аристократия есть власть лучших. Но такие лучшие полагали себя в полном праве подминать и потреблять тех, кого считали хуже и ниже… Впрочем, это вообще свойство мужчин, отличающихся породой.
“Неужели этот военачальник когда-то был таким же, как Дарий? Наверное, нет! Дионисий больше македонец, горец, чем перс, - как и Валент; а в Дарии громко заговорила восточная кровь”.