Стигма

Слова Сабин вертелись у меня в голове, смешивались с мыслями, и среди них не было ни одной ясной, за которую можно было бы ухватиться.

Я знала Андраса уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что под его красивой оболочкой скрывается отнюдь не благородный рыцарь. Мало того, он бесконечно далек от всего доброго и прекрасного, что есть на этой земле. Однако, как бы нелогично это ни звучало, если все было именно так, как говорила Сабин, получается, он взял на себя вину за то, чего не совершал.

– Мирея, ты скажешь ему? – В робких глазах Сабин мерцал слабый свет надежды. – Передашь ему, что я очень сожалею о произошедшем?

Если бы у меня были слова, я ответила бы ей, что испытывать чувства сожаления и благодарности способны немногие, а еще меньше способны понимать другого.

Но так как у меня не было этих слов, я предпочла промолчать. Мое молчание Сабин восприняла как согласие – в ее глазах отразилась радость.

Когда я вернулась в зал, в моей голове творился такой беспорядок, что я еле держала себя в руках.

Такой тяжелой была голова и так свербило в груди от странной досады. Непонятно, почему меня так задела эта история.

В тот раз я дала ему пощечину. Конечно, Андрас ее заслужил, но теперь меня мучило неожиданное, нелепое подозрение: а если он вел себя так отвратительно, чтобы убедительнее выглядеть подонком?

Мой напарник что-то напевал себе под нос. Отбросив беспокойные мысли, я состроила свирепую гримасу и пихнула его плечом, заглядывая в лицо в тусклом свете ламп.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – проворчала я.

– Хм?

Его невинный вид вызвал у меня подозрения.

– Ты кому-то рассказал, что Андрас мне тогда помог? Я надеялась, это останется между нами!

Джеймс что-то пробурчал, даже не обернувшись. Я ничего не поняла, музыка играла слишком громко. Он продолжал возиться с шейкером и, казалось, забыл о моем существовании.

– И? – Я требовала его внимания. – Ты скажешь мне что-нибудь?

Лучше оставить его в покое, позволить ему делать свою работу, но, когда он начал встряхивать напиток, я не на шутку занервничала и схватила его за руку, заставив посмотреть на меня.

– Ну, Джеймс! О чем, черт возьми, ты думал? Мы же договорились, что… – Но в следующий момент моя рука напряглась и слова застыли на губах.

У него тускло блестели глаза. Взгляд затуманенный, веки полуприкрыты. Свет от прожектора, скользнувший по его лицу, отразился в зрачках, как в слюдяных окошках. Взгляд призрака.

Мое сердце сжалось. Я смотрела на Джеймса, не двигаясь, пока кипящая лава разочарования накрывала внутри меня все добрые чувства к этому человеку.

– Ты снова выпил.

Джеймс, казалось, не заметил моего едкого тона. Он поджал губы, но, как ни сдерживался, рассмеялся.

Как ни в чем не бывало он перелил смесь из шейкера в бокал и взял для украшения листик свежей мяты. Возможно, он втихаря начал пить еще до того, как я ушла на склад, но я слишком ему доверяла, чтобы заподозрить в таком свинстве.

– Все под контролем, – заверил он меня, давая понять, что речь идет всего лишь о паре рюмок и с координацией у него полный порядок. – Видишь?

Нет, я не видела.

Проблема не в контроле и не в координации. Проблема заключалась в том, что для Джеймса алкоголь – убежище, способ уйти от действительности, отдохновение, в нем он искал ощущений, которых не дарила трезвая жизнь.

Проблема в том, что он не мог обходиться без спиртного, даже когда рисковал многое потерять.

И я не сразу поняла, что за пугающая волна поднялась во мне, что за горячая дрожь охватила сердце.

Я поняла это только сейчас, уже слишком поздно. Это страх.

– Ты сказал, – прошептала я, сдерживая злобу и смятение, – сказал, что больше не будешь этого делать.

– Да ладно, Мирея, Зоры сегодня нет! Мы закрываемся меньше чем через час, расслабься!

– Ты мне обещал! – упрекнула я его, повысив голос.

От беспомощности у меня перехватило горло, внутри защипало от едкой горечи, которая ползла вверх по ребрам, яростно царапаясь, моя душа сплющивалась от боли. Я отступила от Джеймса, как будто он только что воткнул мне нож в спину.

– Ты лжец, – прошипела я.

Мне не удавалось удержать дрожь от гнева.

Джеймс почувствовал, что что-то не так, и протянул ко мне руку, чтобы успокоить. Я уклонилась, посмотрела ему в глаза, и меня охватило отвращение. Внезапно я возненавидела его, да так, как никогда не ненавидела ничего и никого, как ненавидишь только того, кто вошел в твое сердце, пусть и не глубже чем на шаг. Тебя не может разочаровать тот, к кому ты равнодушен.

– Ну чего ты так остро реагируешь?

Джеймс пытался прикоснуться ко мне, но я не позволила. Сердце колотилось, эмоции застилали разум.

– Мирея! Да брось, я же тебе уже говорил, у меня нет проблем с алкоголем!

– Вы всегда это говорите! – Из меня вырвалась лавина гнева. Мне было наплевать на окружающих. Охваченная яростью, я потеряла способность рассуждать и сильно толкнула Джеймса – один, два, три раза. – Вы всегда говорите, что остановитесь, что это в последний раз, и никогда не делаете так! Вы лжецы!

Джеймс отшатнулся, чуть не споткнувшись об мои туфли. Моя ярость пылала между нами огненным столбом. Я продолжала грубо толкать его, мои слова были кулаками, вспышками правды, которую я никому не хотела открывать. Я била словами по его лицу, по его груди с отчаянием, которое разрывало мою душу. Джеймс посмотрел на меня и все понял.

К моему сожалению, он действительно все понял.

Я могла защищаться от мира сколько угодно.

Могла притворяться сильной, продолжать двигаться вперед и не распадаться на части, день за днем живя с болью, которую постоянно пыталась подавить, но я обманывала себя, ведь боль была частью меня.

Я всегда носила ее в себе.

15. В ожидании события

Она облачалась в мрачность, как в красивое платье, – в ыглядела изысканно-соблазнительной и загадочной.

«Меня уволят» – эта мысль стала навязчивой.

Все последующие дни я ходила на работу, ожидая момента, когда меня позовут, сообщат о недопустимости подобного поведения и попросят сдать униформу.

Ничего другого ждать не приходилось – за один вечер я умудрилась облить гостя коктейлем и накричать на коллегу.