Стигма
Шрифт:
Я дрожала, пока его взгляд продолжал шарить по мне, пытаясь найти способ поставить меня на колени, заставить меня увидеть реальность, которую я не желала видеть.
– Ты чувствуешь себя одинокой. Но ты не любишь тех, кто тебя жалеет или относится к тебе с сочувствием. Тебе нравятся те, кто первые нападают на жизнь, сминают ее своей силой, о которой ты сама всегда мечтала. Ты хотела бы, чтобы такой человек был рядом с тобой, чтобы он заботился о тебе и защищал тебя так, как никто никогда не делал. Разве это не правда? Разве это не то, чего ты хочешь?
Воспоминание о чувстве облегчения, охватившем меня накануне вечером, когда
Мой дух восстал. Я отступила назад, покачав головой, и почувствовала, как глаза наполняются слезами. Я дрожала от злости – злости, которая не могла и не хотела признать, что мне кто-то нужен. Злости человека, который видел, что такое настоящая зависимость, который знал, что значат для семьи непредсказуемость в отношениях и зыбкая привязанность, способная исчезнуть в любой момент. Эта злость росла во мне из-за потребности быть самодостаточной, рассчитывать только на себя, потому что больше не на кого положиться.
Я никогда не буду ни от кого зависеть. Не позволю чему бы то ни было меня искалечить, потому что я видела, как зависимость разрушила ту, кого я любила. Я жила, пытаясь спасти маму, и не собиралась тратить время на спасение себя.
– Ты даже не знаешь, что значит любить, – сквозь слезы прошептала я с отвращением. – Ты не способен испытывать столь чистое, искреннее и пронзительное чувство.
Ответом мне было его молчание. У его ног терлась маленькая девочка – свидетельница привязанности и ответственности, которые он нес в себе втайне от других. Андрас ничего не делал, только стоял и смотрел на меня.
Он смотрел на меня из бездны, которая оставалась для меня загадкой.
Он смотрел на меня с незнакомого неба, с неба, которого я никогда не видела, если не считать иллюстраций к истории о конце света.
И пока он смотрел на меня оттуда, где не было ни рассветов, ни радуг, ни звезд, моя реальность дрожала, и я пыталась сохранить равновесие, не зная, что меня ждет.
Но однажды я разгадаю эту бездну, как и сказала Зора.
Возможно, скоро…
Я сделаю все, чтобы у меня это получилось.
18. Снова рядом
Вот как действует любовь: ты отдаешь ей свое сердце, а она лишает тебя разума.
Вечером я пошла на работу с ощущением холода и онемения в костях.
Волшебная атмосфера последнего воскресенья перед Рождеством наполнила праздничным настроением каждый уголок города. В воздухе витал запах жареных каштанов и горячего шоколада, он проникал в сердце, наполняя его радостью. Огоньки гирлянд тянулись по улицам-артериям вплоть до парка Любви с его рождественской ярмаркой. А там – сахарная сказка: вкусные сладости, разноцветные вещицы, приятные запахи и смех. В пульсирующем центре города огромная елка перед мэрией тоже создавала сказочное впечатление, по вечерам сверкая, как ослепительная звезда, при взгляде на нее перехватывало дыхание.
Приближался самый ожидаемый день года, но я была перегоревшей лампочкой. К тому же я стала болезненно реагировать на окружающий мир, как если бы обгорела на солнце и вздрагивала от малейшего дуновения ветра.
Взглянув на меня, Джеймс сообщил, что у меня нездоровый вид. После работы он посоветовал мне поехать домой на такси, так как, если бы он повез меня на скутере по морозным ночным улицам,
ситуация, скорее всего, ухудшилась бы.Я последовала его совету только потому, что по ночам в декабре особенно морозно, и сегодня мне было бы трудно бороться с холодом, да и бежать на последний поезд метро нет сил. Вдобавок ко всему телефон почти разрядился, и идея отправиться домой по темным переулкам в такое позднее время совсем не прельщала, несмотря на мое бесстрашие.
Я не боялась пустынных ночных улиц, потому что имела высокомерную склонность верить, что со мной ничего не случится, и опасную уверенность в том, что я смогу выжить в любой ситуации. Однако на этот раз я прислушалась к голосу разума или, скорее, к Джеймсу.
Я позволила ему вызвать мне такси. Сидя в машине, я следила за маршрутом по навигатору в телефоне, чтобы убедиться, что водитель не пытается меня обмануть, удлинив маршрут. Его, наверное, возмутило такое недоверие со стороны клиента, потому что, когда пришло время платить, он молча взял деньги и даже не попрощался.
Я вошла в квартиру с болью в горле и заложенным носом. Лоб был горячий, чувства – притупленные. Озноб пробирал до костей, хотя я и нашла в себе силы переодеться в теплые штаны и свитер.
Забравшись под одеяло, я положила голову на подушку, глубоко вздохнула и увидела, как белое колесико моего мобильника на секунду озарило темноту, оповещая о том, что батарея окончательно разрядилась.
А потом отключилась и я.
На следующий день проснулась с температурой.
Я поняла это, еще даже не открыв глаза: слабость, ломота, жжение под веками и дрожь не оставляли места для сомнений.
Я ненавидела это состояние. Мне всегда было трудно его терпеть, с детства. Несмотря на то что термометр показывал не очень большую цифру и любой другой мог бы с ней легко справиться, я чувствовала себя ужасно: кости ныли, кожа горела лихорадочным жаром, и с каждой минутой моя энергия истощалась из-за бесполезных действий, предпринятых нагревающимся организмом для борьбы с инфекцией. Ломота и нудная боль в голове не давали возможности хорошо выспаться и отдохнуть.
Если в повседневной жизни я проявляла отвагу и решимость, способные сдвинуть горы, то, заболев, не могла даже встать с постели.
С тяжелой головой, слабая и оцепеневшая, я свернулась в позе эмбриона и сумела сформулировать только одну безрадостную мысль: в доме нет жаропонижающего. Я могла бы одеться, выйти на пробирающий до костей холод и, пройдя два квартала, доплестись до аптеки, но у меня не было сил даже высунуть руку из-под одеяла.
К счастью, сегодня был понедельник – выходной. По крайней мере, у меня есть день, чтобы попытаться встать на ноги и не просить у Зоры отгул.
Сонливость придавила меня к кровати, как каменная плита, поэтому я не стала обедать и продолжала лежать в постели, пока не раздался звонок в дверь.
С растрепанной косичкой, в старом спортивном костюме я поплелась в прихожую открывать.
На пороге стояла Кармен. Она собиралась забрать Олли из яслей, где иногда оставляла ее до полудня, а потом погулять с ней в парке. Кармен приготовила свои фирменные тортильи и принесла мне несколько лепешек, завернутых в фольгу. Протягивая угощение, она обратила внимание на мой измученный вид: темные круги под глазами, нездоровая бледность. Я сказала, что температурю и жду, пока полегчает, чтобы сходить в аптеку за каким-нибудь лекарством.