Стихотворения и поэмы

9. ЛЮБОВНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ

Может быть, ты возникла, Как совесть, лично Опровергла мою правоту. Так моряк отмечает На карте отличной Глубину — по ошибке не ту. Может быть, то любовная Мгла ночей — Садоводов неведомых зов, Обязательно слива — без косточек, Состязание чувств — без призов. Может, это купанье, где издали Только взмахи и пена, и вдруг Узнаешь, если отмели выдали, Белизну опьяняющих рук. Может, август и душно, Гости до дна Иссушили беседу, и, кроме Облаков над полями, Только ты и верна Всем прохладам, Не понятым в доме. Может быть, то легенда — С ума сойти Всем по списку подряд И, опять Безымённо вернувшись На те же пути, Отмелькавший рассказ повторять… 1928

10. ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА «О ЖЕЛЕЗЕ»

…Кроме того, сообщаю вам, Что дом железом пронизан, По всем по кирпичным его рукавам Железо живет, как вызов. Не оттого ль, что в полной мере Им дышат стены снизу до вершин, — Мне снятся битвы, рельсы, подмастерья, Грызущие, как семечки, гроши. Железо то из самых бытовых Металлов, чей состав тягчайший Встречает примесь марганцев седых, Мышьяк лукавый, серу, фосфор… Дальше: Вся почта, все идущие ко мне (А я живу под самой крыши срезом) — Они, взбираясь от стены к стене, Они сопровождаются железом. Железные перила, как болезнь, Раскручивают черную кривую, Теперь поймете, почему я здесь О нежности сугубой не тоскую. Железо ночью стынет на руке, Моя кровать — она железный случай, Не вспомните ль, проверено ль и кем Влияние жилища на живущих? Перед грозой пылинок трескотня Бывает великански ощутима — Поймите! Вздох железного плетня — Он тоже не проходит мимо. Он легкими, как воздух, поглощен, Он в грудь стиха, как пуля в доску, врезан, Не всемогущ, конечно, он еще, Но яблоко беру — и в нем железо… <1929>

11. СОБРАНИЕ ДРУЗЕЙ

Белуга, спящая в томате, вспомните, Хоть вы давно уже без головы, Каких бесед свидетельницей в комнате Лежали вы меж дыма синевы. Вы дрянь в соку, всякой дряни мимо Друг говорит: «Позвольте, я моряк. Шел миноносец как-то возле Крыма, А мины там стоят на якорях, Мы в минном поле, карты нет, черт в стуле, Идем, осадка: некуда деваться, У всех, конечно, студнем ходят скулы, Не знаешь, плакать или раздеваться. Чин чином выбрались. Плясали, как медузы, А все-таки ведь лучше нет красот Воды, сплетенной в этакий вот узел — Яссо!» — Он показал руками узел вод. Но друг второй: «Нет, что же я, простите, Оспорить должен: лишь мотор пошел, Тебе кричит механик: „Слушай, Витя!“ Ну слушаешь — и очень хорошо. Не должен летчик храбрость обнаружить, А так от всех привычек по куску „16-bis-гидро Савойя“ — хоть в лужу Садись — такой неслышный спуск. Коли ты штопором пошел — заело, Не развернуться — ну, понятно, крышка, Без парашюта плохо наше дело, А всё же небо — лучшая страстишка…» Не летчик я и плавать не горазд, Но, третий друг, меня хоть поддержи ты, Что и земля — не кроличья нора И далеко еще не пережиток. Когда мороз дерет тебя со всех Лопаток, вдруг стреляют сучья, И пахнет лес, как закавказский мех, С таким вином, какого нету лучше… Тут сидели женщины. Шурша, Курили и доканчивали груши, И в разговор летела их душа, Насторожив внимательные уши. Казалось, доедая и куря, Сказать хотели длинными глазами: «Нам отдадите все свои моря, И землю всю, и небо с потрохами». Их белых рук открытые вершки Шептали в тон, воспользовавшись мигом: «Вы, боги, обжигаете горшки, Займемся мы самих богов обжигом…» <1929>

12. СТИХИ НА РАССВЕТЕ

Был черновик к заре окончен, Лень трубку жечь, и пепел лег, Примяли пальцы; то, что ночью Мечтой играло, отошло. Окно восстанием теней Клубилось, мысль опережая, За ним слепой метался снег, Дрожаньем крыш сопровождаем. Как бред, в стакане плыл лимон, Он плыл, царапался и падал, Несчастный комик поражен, Как я, стеклянною оградой. Он осложнял собой игру, Он принимал углы стакана, Как я, — за очерк женских рук, За грань волны, за первозданный Фонарь над пьяною поляной Стихов, трезвевших лишь к утру. Они сияли на столе, Как гвозди, свернутые в кучу,— Табак, поднявшись синей тучей, Желал им счастья на земле. В окне восстание теней Исчезло раньше, чем историк Его отметил в полусне,— И солнце хлынуло, как море. Дом превращался снова в лавку, Где предлагают разговор, Посуды дрожь, семейный шорох И зайцев солнечных на шторах. …С этих пор Он шел без пенсии в отставку, Ночных торжеств охрипший хор… Лимон, застывший в чайной пене, Желтел условно, что актер, Упавший в обморок на сцене… 1928

13. ОБЩЕДОСТУПНАЯ ИСТОРИЯ СТИХОТВОРЦЕВ

Пора проверить окрестности, Кончая с неточными толками, В любой населенной местности Стихотворцы пасутся толпами. Они одинаковы, как торцы, У каждого есть, однако, Клей, для особых услуг щипцы, Ведро разведенного лака. Ножницы рядом, под рукой, — Таков арсенал победы; Размеры и рифмы находят легко Щипцами в карманах соседа. Затем из газет имена вождей Стригут и, спутав старательно С метафорой жиденькой вместо дрожжей, Разводят ряд прилагательных. Встряхнув, остыть немного дают И, клеем соединивши, Ставят вариться похлебку свою, От бедности не посоливши. Красного лака пускают тут Застыть на словесной массе. Блестит лакированный пресный пруд, И вот тебе — новый классик. Похлебка в журнальный котел на приход Записана, между прочим: Читатель читает (читатель растет), Читатель читать не хочет. Товарищи! Вывод отсюда какой? Ведь надо по чести взвесить — Не стоит делать приемный покой Из самой веселой профессии… 1924

108–113. ИЗ ЦИКЛА «ЮГ»

1. «Смотри кругом, красавица…»

Смотри кругом, красавица, По щебяным наростам, Здесь, как шакал, шатается Войны вчерашней остов. Пугая племя черепах И развлекаясь заодно, Катает ветер черепа Потерянных скакунов. За жадным держидеревом Ползет, вися на блиндажах. Здесь юг тягался с севером На выбранных ножах. Темнейшее из лезвий У старой балки нами Твоей рукою трезвой Подобрано на память. С кем был он, нож, повергнутый В подгорные луга, Кому давал ответ крутой Некупленный слуга? Кружился ли он пьяный, Прося остановиться, Глядя в глаза сурьмяные Упрямицы станицы? Имел ли подругу проще? Иль с ним плясала тогда Красношелковыми рощами Расшитая Кабарда? …В ржавчину битва упала, Иззубрив огонь и крик, С лохматых стен перевала — Весь мир снова юн и велик. 1923 Матхорский перевал

2. НОРД-ОСТ

М.К.Н.

Смятенные шли перед ним Шорохи, соль, песок, Он, синим холодом тесним, Ударил Севером в висок. Перехлестнул кору, уча Деревья сопротивленью, Упорных ломая, по кротким стуча, Слепых обволакивал тенью. Волну хребтов рукой густой Подбросил, тешась, ближе — Был ястреб, точно лист простой, Сбит сбоку им и унижен. Но птица, решеткой ноги сложив, Скрипела, вниз скользя, Глаза ее — острые ножи — Шипели… Кустарники рвались стаей, Поля сдавались на милость, Он шел, дышать не переставая, Следя, чтобы всё клонилось — Темнообразьями фелюг, Трубами, по трубкам, забытым В зубах, канавами на валу, Бельем, плясавшим в корытах. Шел широко и травил миры, Подпрыгивая, зачеркивал Головы, стекла, карьеры горы И всё ж — недоумевал: Затем, что опять деревья лица Несли, от земли подняв Козьи глаза, острей черепиц Бежали по зеленям. Мангалы дымили, вились усы, Гречанки красили брови, Ненужную рыбу жевали псы От лени с волнами вровень… 1923

3–5. МОРЕ

I. «Я гостем прошел перед тобой»

Я гостем прошел перед тобой, Ветрами земли качаем, Дыханья твоего прибой Вздымался, неисчерпаем. Гремя своим ростом и голосом, Выбрасываясь из тумана, Ты гнев высылало на вал, Он свинчивал в белые полосы Бежавшие рыхло поляны И вдребезги разбивал. Когда не служат кровлей горы, Постелью — степи, мосты — Петля, беглец кончает спорить, К тебе приходит он, чтоб ты В размахах синего предела Его обуло и одело. Когда не спалось им, а песни истлели, Ты солью кормило их и стыдом. Ты отдало черной беде в Марселе Людей, оставивших дом. Сломавших винтовки о выступ Твой разный размах зашвырнул Туда, где выходит на выстрел Пустынь длинный гул, И свергнул легших не в песке — На дно Босфорово плавать, Вещать на мертвом языке Про добровольческую славу. Ты право, судилище, ты хохочи, Законы пишут на воде, Все побежденные ручьи Всегда глотал водораздел. Чалма ли правит или фуражка На берегах тебе под стать, Твоим рукам не будет тяжко Надменной ночью клокотать.

II. «Но, одеяло расстелив…»

Но, одеяло расстелив С затасканным концом, Я смею на старом отрыве земли Лежать к тебе лицом. Вот я в горло времени дую, Сабель горят чеканы, Трясут твою руку, руку седую, Днепровских папах атаманы. Летает пламень на курень, От качки страны рушатся, Как груши в сломанный плетень, Под свистами свинца, И сыну статному не лень Переиграть игру отца. Склони рога, о берегах Забота новая строга, Стучит московская нога Теперь о берега. Как в годы год, как в волны лот, Как сталь между углей, Гудел ямбический полет На пушкинской земле. Среди колодников, колод, Усмешкой распечатанных, Среди колодцев и полей, Неравных и заплатанных, Быть надоело одному, — Он поднял кольца побережий, Грозы и скуки на краю, Пустил гулять отвагу, Ударил в связанную тьму, В Россию перезвоном свежим Громадных песен — про твою Про зеленеющую влагу.

III. «Через дебри, года, оды…»

Через дебри, года, оды, Из домов, где камень затих, Из лесов, где зеленая одурь, — Я расстелил одеяло на отдых У звучных честно ног твоих. Дымом трубки я буду петь — Дыши и вздымайся гуще — Тебя, цветущее, как медь, Как слово, в ночь бегущее. Проникнись табака Революционным дымом, Он безбандеролен, как и рука, Как ты — неукротим он. Буря жиреет на якоре. Чем пахнет твой горизонт? Вчера еще маяк горел, Сегодня слеп и он. Чайка причаливает, ждет На теплых плечах громад, К седым чанам в садах идет, Восходит виноград. Лодка ступает на лотки, Шипя по ракушек резьбе,— Ворот ворчит повороту руки, Ворот выносит корму на себе. Колебля загар усов, Мачты шатают тени, Республика ищет парусов Для тысячи направлений. Покатый, короткий узел, Упорство игры изучив, Мыс возится с морем, он сузил Размытые солью зрачки. Светлеет вдруг, подняв из пены Лицо свое береговое, Без времени, без перемены, Но берегись: оно — другое! 1923 Суджук-Кале

6. ПЕРЕХОД В НОЧЬ

Закат согнул свой желтый стан, Снимая с веток птичью речь, Чтоб в смуглоту упала та, В прохладу смуглых плеч. Он мачты застеклял в порту И выдувал из волн огни — Не ты ли властвовала тут С ним вместе и над ним? С любезностью всех негордых У сада, у бревен сарая Ты тени сгоняла на отдых, Шагами тишь проверяя. Постелена козам солома, И куры в курятне отменной. У нас ни постели, ни дома — Ничего, кроме старой вселенной. Ничего, кроме радости зрячей, Так о ней одной говори. Волна, бездомная рыбачка, Волочит звезды-козыри. Зеленые, желтые — пачками — Всплывают, тонут, и опять Ты можешь, платья не запачкав, Их с камня подобрать. Светляк, приплывшая звезда, Дождь капель радуг рябей — Они идут твоим сандальям, Как эта ночь тебе. Возьмем живущего дары: Что, если все богатые Нам в руки козыри сданы Ночами, вихрями, закатами? И мы обречены играть, Тасуя жизнь без берегов, А им заимствовать пора От наших песен и шагов — Еще играть, еще южней Сияньем шеи, губ, как пеной Волн, бесхитростных на дне И наверху таких надменных. 1923 Новороссийск