Стихотворения и поэмы

442. ГОРОДОК ПИСАТЕЛЕЙ

Дома точно спали рядами, Был день уж на отдых влеком, Был пепельный вечер, когда мы Писательским шли городком. Кой-где сквозь темнеющий ельник Мигал огонек средь ветвей, Какой-то прозаик-отшельник Дремал над страницей своей. Иль сверхизощренною строчкой Терзал себя модный поэт, И где-то, залязгав цепочкой, Собака ворчала в ответ. И где-то читатели спали, Густела вечерняя мгла, Как будто меня окликали Прошедшего тени с угла. Не люди вставали навстречу, Напомнивши прошлого дни, Которым молчаньем отвечу, О чем ни спросили б они… То тени деревьев богато Вставали на нашем пути, Былое ушло без возврата, Дорогу к нему не найти! «Подумать, — сказали вы тихо, — Ведь скольких судьба унесла, Какая при жизни шумиха При имени каждом жила! Стихов сколько было крылатых, И прозы какой был поток! Ведь был не таким он когда-то, Писательский ваш городок?» «Да, шумным он был, и веселым, И полным и драм, и утех, Сегодня его новоселы Совсем не похожи на тех… Вы правы, моя дорогая, Всё было — и смех и тоска, И друга ли видел, врага я — На свете уж их не сыскать…» Пусть сгинут все времени Вии, И сам городок — нам не страж, Мы с вами идем… Мы — живые, И вечер весенний — он наш! Пусть в жизни всё сложно и мудро, Смиряйся пред ней иль пророчь — Мы верим в грядущее утро, Как в новую творчества ночь! В ту ночь вы, как жизнь, непростая, Как жизнь, вы зажжете сердца, Пусть пепельный вечер растает, Но песне не будет конца! Ценою нездешнего торга, Оценим ценою иной Несчетные строки восторга, Рожденные песней ночной!

443. «Когда в осенней…»

Когда в осенней Радуге бреду, Средь зимнего Иду я ералаша, Я помню лишь, Как и весной в саду: «Вы молоды, И в этом сила ваша!» Когда в годах, Что отданы на слом, Плуг времени В словесном поле пашет, Я вижу — строки Светят серебром: «Вы молоды, И в этом сила ваша!» Я верен чувств Вскипевших мятежу, Что вами И возглавлен и украшен, Я благодарно, Видя вас, твержу: «Вы молоды, И в этом сила ваша!»

444. ПРЕДПРАЗДНИЧНАЯ УБОРКА

Когда уборка Завладеет домом, Как будто вихрь Идет по головам, Всё то, что было Так давно знакомым, Свою изнанку Предъявляет вам. И чувства, Как изношенные вещи, Вдруг обнажают Духа нищету, А вещи вид Приобретают вещий, Их надо изгонять Начистоту! Заметки, письма, Рукописи тоже Летят в огонь, В корзину, в перебор, Я становлюсь На Плюшкина похожим, Мне жалко вдруг Весь этот жизни сор. Но представляю Вашу битву дома Со всею пылью, Ветошью, старьем. Как беспощадно В старые хоромы Вы входите Со щеткой и ведром. Душа и сердце Здесь в работе дружной, Творят свой суд. Я понимаю вас, Щадить — зачем? Жалеть — нельзя, не нужно, Вы правы — в этот Неизбежный час! Души моей Печальные конюшни, Где скакуны состарились давно, Где от видений Прошлого Так душно, — Мне нужно чистить, С домом заодно! «Давайте бросим пеший быт!» — Кричал я В горах, в дорогах, В песне и в бою. Чту новой жизни Ныне я начало, А прошлое — Преданью отдаю! Я в путь беру Властительное слово, А вы, Весь мусор прошлого топча, А вы рукой, Стряхнувшей пыль былого, Легко коснетесь Моего плеча!

445. О ПОЛЬЗЕ РАДИО

Я слышал голос Времени на дне, Как будто голос Диктора-всезнайки: «Вот микрофон! Ты с ним наедине — Всё говори, что хочешь,— Без утайки!» И новый голос мне шептал: «Держись! Скажи о всем, О чем молчали годы!» …Кому-то я Рассказываю жизнь, И кажется, Что слушают народы! Я говорю о страшном И смешном, Уж нет друзей, Которых называю, Глотаю гнева, Грусти горький ком, Со смехом вдруг К далеким дням взываю! Как будто стал я Сжат и невесом, Лет колесо Гремит над головою, Я кувыркаюсь С этим колесом, Как времени Положено ковбою. И слово рвется Молнией, пращой, И вы, в каком-то Пламенном зените, Всё говорите мне: «А ну еще, Еще своею Жизнью позвените!» И метроном звучит За разом раз — И наконец Исполнилось желанье, У ваших ног Сложил я, как рассказ, Всю жизнь мою! Спасибо за вниманье!

446. ВСЁ ВОЗМОЖНО…

Начитался книг о сновиденьях, О загробной жизни чудесах И поверил я в перерожденья… Был я греком — помню паруса. Плыл на корабле я в море древнем, То ли я Европу открывал, Что Эребом звали на последней, Той стоянке, где я ночевал, То ли, путешествуя немало, Я морские изучал поля, Помню только — женщина стояла На носу ночного корабля. Без копья стояла и без крыльев, Нас хранила в этот темный час, И знакомы очертанья были, Так она напоминала вас. Тут луна взошла и осветила Нежный профиль гордой головы, Нас несла неведомая сила, Но хозяйкой силы были вы. Плыли мы на счастье, иль на горе, Плыли мы наперерез волне… «Как зовут ту женщину над морем?» — «Мы не знаем», — отвечали мне.

447. «Пускай меня…»

Пускай меня Ославят сумасшедшим За то, что жить Доселе не устал, Что на границе жизни Всей прошедшей Для вас одной Жизнь новым книгам дал! Они рождались, Пестрые страницы, В бессоннице, Среди тревог за вас, Я рад, что вы Не стали им дивиться, Хоть был Неиссякаем их запас. Смеялись им, И с ними же грустили, И верили Искрящимся словам, И те стихи, Что с вами вместе жили, Они безумно Радовались вам. И я не мог Не радоваться с ними, Единым сердцем С этою ордой, Что гордо так Носила ваше имя, Знак красоты И воли молодой!

448. «Мне хочется вас…»

Мне хочется вас Нынче посмешить. Чего-чего Со мною не бывало. Раз в детстве мне Вдруг расхотелось жить, Я школьник был, И лет мне было мало. На станцию пошел — Кончать с собою, Был перерыв — И поезда не шли, Паук ел мух, Блестя спиной рябого, Я загляделся… И меня нашли. Потом мечтал Талантом стать военным И, как Суворов, Возвеличить Русь, А стал писать Стихи самозабвенно И до сих пор В их власти нахожусь. Потом увлекся Индией, И всё же, Ни йогом, ни ученым Я не стал. До старости Я незаметно дожил, Не поумнел, не вырос, Не устал. Я клоуном Хотел быть на арене, Чтоб у ковра Смешить простой народ, Мне не хватало Этого уменья, Сложилась жизнь Как раз наоборот. Не я смешил, Меня как раз смешили Дела и дни, Игравшие со мной, Но вы тогда Еще далеко были, За многих лет Туманной пеленой. Зато сейчас Не властны расстоянья, И вам, и мне — Нам некуда спешить. Порассказав о прошлого Мечтаньях, Я вас хотел Немного посмешить. Ваш тихий смех Особенно люблю я, И вновь прошу: «Посмейтесь надо мной, Перед лицом Грядущего июля, Со всею вашей Радостью земной!»

449. ПТИЧЬИ БАЗАРЫ

Вниз по горе, в запутанном провале, Ища упор, скользила вдруг рука, Как хлопья снега, птицы налетали И прядали обратно в облака. Тумана клочья, точно мягким пухом, Слепили взор, крик птичий оглушал, И каменная, черная разруха Вас вниз вела, на выступ голых скал. И, став хозяйкой птичьего базара, Отштурмовав над морем высоту, Вы любовались пенных волн ударом, На львиную летевших высоту. Потом, в палатке, где в тепле убогом В тиши дышали радостью одной, Как будто с каменным полярным богом Вы обручились ночью ледяной. И много лет средь сновидений сладких Являлся вам полярный этот блеск, Вдруг среди ночи грезилась палатка И птичьих крыльев белый переплеск!

450. «Путешествие на „Фраме“…»

«Путешествие на „Фраме“» — Эта книга золотая. Фритьоф Нансен, викинг снежный, Звезды Севера читая, Написал почти что нежно, Эту книгу заключая: «Если жизнь лишить мечты, Чем она для нас была бы!» Он, что с жизнью был на «ты», Вечный спутник высоты, Презирал ничтожность слабых! Фритьоф Нансен кончил труд «Путешествие на „Фраме“», Кончил этими словами, И сейчас они живут И сияют, словно в раме: «Если жизнь лишить мечты, Чем она для нас была бы!» — Эта сила слов простых Быть девизом нам могла бы! Чтоб закончить нам свое «Путешествие на „Фраме“» Вот такими же словами, Подытожив бытие, Честно прожитое нами!

451. О КНИГЕ ГЕНРИ ДЭВИДА ТОРО «УОЛДЕН, ИЛИ ЖИЗНЬ В ЛЕСУ»

1

Этот Генри Торо — мудрец, Сам в лесу себе домик построил, В тишь вошел наконец, Городские забросив постои. Он мотыжил бобы, Слушал сов, серенады природы И часами любил Упиваться хорошей погодой. Лес был полон красы, Он блистал, как зеленая зала, И в такие часы Чувство времени исчезало. День был солнечен, прост, На душе ни заботы, ни груза, Он писал, «что он рос, Как растет по ночам кукуруза». И что птицы и даже цветы Его мысли делили неспешно, И сердечный закон простоты Одобряли дубняк и орешник.

2

Вспоминал между тем Он о людях обычного круга: «Мы живем в тесноте — Спотыкаемся мы друг о друга. А ведь каждый из нас — он упрям, Он — творец величайшего храма, Наше тело — тот храм, Каждый служит в нем службу упрямо. Наше тело, и кости, и кровь — Материал, Мастера же — мы сами, Чище мрамора, света и слов Создаем мы себя в этом храме!»