Не встретит ответаСредь шума мирскогоИз пламя и светаРожденное слово;Но в храме, средь бояИ где я ни буду,Услышав, его яУзнаю повсюду.Не кончив молитвы,На звук тот отвечу,И брошусь из битвыЕму я навстречу.
Соседка
Не дождаться мне, видно, свободы, [184]А тюремные дни будто годы;И окно высоко над землей,И у двери стоит часовой!
Датируется мартом – апрелем 1840 г., на основании воспоминаний А. П. Шан-Гирея, который указывал, что Лермонтов писал это стихотворение в ордонанс-гаузе, где он сидел под арестом за дуэль с де Барантом («Русское обозрение», 1890, №8, стр. 749): «Здесь написана была пьеса „Соседка“, только с маленьким прибавлением. Она действительно была интересная соседка, я ее видел в окно, но решеток у окна не было, и она былы вовсе не дочь тюремщика, а, вероятно, дочь какого-нибудь чиновника служащего при Ордонанс-гаузе, где и тюремщиков нет, а часовой с ружьем точно стоял у двери…» По свидетельству биографа Лермонтова П. А. Висковатого, писатель В. А. Сологуб, знакомый Лермонтова, «видел даже изображение этой девушки, нарисованной Лермонтовым, с подписью: „La jolie fille d'un sous-officier“ (Хорошенькая дочь одного унтер-офицера). Поэт с нею действительно переговаривался через окно».
Умереть бы уж мне в этой клетке,Кабы не было милой соседки!..Мы проснулись сегодня с зарей,Я кивнул ей слегка головой.Разлучив, нас сдружила неволя,Познакомила общая доля,Породнило желанье одноДа с двойною решеткой окно;У окна лишь поутру я сяду,Волю дам ненасытному взгляду…Вот напротив окошечко: стук!Занавеска подымется вдруг.На меня посмотрела плутовка!Опустилась на ручку головка,А с плеча, будто сдул ветерок,Полосатый скатился платок,Но бледна ее грудь молодая,И сидит она долго вздыхая,Видно, буйную думу тая,Все тоскует по воле, как я.Не грусти, дорогая соседка…Захоти лишь – отворится клетка,И, как божий птички, вдвоемМы в широкое поле порхнем.У отца ты ключи мне украдешь,Сторожей за пирушку усадишь,А уж с тем, что поставлен к дверям,Постараюсь я справиться сам.Избери только ночь потемнее,Да отцу дай вина похмельнее,Да повесь, чтобы ведать я мог,На окно полосатый платок.
Пленный рыцарь
Молча сижу под окошком темницы; [185]Синее небо отсюда мне видно:В небе играют все вольные птицы;Глядя на них, мне и больно и стыдно.
185
Пленный рыцарь
Печатается по ОЗ (1841, №8), где опубликовано впервые.
Датируется по содержанию предположительно мартом – апрелем 1840 г., когда Лермонтов находился под арестом за дуэль с де Барантом.
Нет на устах моих грешной молитвы,Нету ни песни во славу любезной:Помню я только старинные битвы,Меч мой тяжелый да панцирь железный.В каменный панцирь я ныне закован,Каменный шлем мою голову давит,Щит мой от стрел и меча заколдован,Конь мой бежит, и никто им не правит.Быстрое время – мой конь неизменный,Шлема забрало – решетка бойницы,Каменный панцирь – высокие стены,Щит мой – чугунные двери темницы.Мчись же быстрее, летучее время!Душно под новой бронею мне стало!Смерть, как приедем, подержит мне стремя;Слезу и сдерну с лица я забрало.
Поэты похожи на медведей, которые кормятся тем, что сосут свою лапу.
Неизданное (фр.).
Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших [187] креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.
Журналист
Я очень рад, что вы больны:В заботах жизни, в шуме светаТеряет скоро ум поэтаСвои божественные сны.Среди различных впечатленийНа
мелочь душу разменяв,Он гибнет жертвой общих мнений.Когда ему в пылу забавОбдумать зрелое творенье?..Зато какая благодать,Коль небо вздумает послатьЕму изгнанье, заточеньеИль даже долгую болезнь:Тотчас в его уединеньеРаздастся сладостная песнь!Порой влюбляется он страстноВ свою нарядную печаль…Ну, что вы пишете? нельзя льУзнать?
187
Журналист, читатель и писатель
Печатается по сборнику 1840 г. Впервые – в ОЗ (1840, №4). На копии помета рукою В. А. Соллогуба: «С. —Петербург, 20 марта 1840. Под арестом, на Арсенальной гауптвахте».
Эпиграф – прозаический перевод двустишия Гете, из его «Изречений в стихах» («Spriiche in Reimen»).
Подобно «Разговору книгопродавца с поэтом» Пушкина, стихотворение построено как драматическая сцена, характеризующая сложность положения писателя в современных Лермонтову общественных условиях. В словах читателя и писателя выражены размышления, близкие самому Лермонтову. Сатирически очерченный образ журналиста сходен с обликом Н. А. Полевого, превратившегося в 30-е годы в беспринципного официозного критика.
В «Отечественных записках» и в стихотворениях 1840 г. в третьей реплике читателя строка «Живое свежее творенье» печаталась: «Живое светлое творенье». В последних изданиях исправляется по беловому автографу Лермонтова.
Писатель
Да ничего…
Журналист
Напрасно!
Писатель
О чем писать? Восток и югДавно описаны, воспеты;Толпу ругали все поэты,Хвалили все семейный круг;Все в небеса неслись душою,Взывали, с тайною мольбою,К N. N., неведомой красе, —И страшно надоели все.
Читатель
И я скажу – нужна отвага,Чтобы открыть… хоть ваш журнал(Он мне уж руки обломал):Во-первых, серая бумага,Она, быть может, и чиста,Да как-то страшно без перчаток…Читаешь – сотни опечаток!Стихи – такая пустота;Слова без смысла, чувства нету,Натянут каждый оборот;Притом – сказать ли по секрету?И в рифмах часто недочет.Возьмешь ли прозу? – перевод.А если вам и попадутсяРассказы на родимый лад —То, верно, над Москвой смеютсяИли чиновников бранят.С кого они портреты пишут?Где разговоры эти слышут?А если и случалось им,Так мы их слышать не хотим…Когда же на Руси бесплодной,Расставшись с ложной мишурой,Мысль обретет язык простойИ страсти голос благородный?
Журналист
Я точно то же говорю.Как вы, открыто негодуя,На музу русскую смотрю я.Прочтите критику мою.
Читатель
Читал я. Мелкие нападкиНа шрифт, виньетки, опечатки,Намеки тонкие на то,Чего не ведает никто.Хотя б забавно было свету!..В чернилах ваших, господа,И желчи едкой даже нету —А просто грязная вода.
Журналист
И с этим надо согласиться.Но верьте мне, душевно радЯ был бы вовсе не браниться —Да как же быть?.. меня бранят!Войдите в наше положенье!Читает нас и низший круг:Нагая резкость выраженьяНе всякий оскорбляет слух;Приличье, вкус – все так условно;А деньги все ведь платят ровно!Поверьте мне: судьбою нестьДаны нам тяжкие вериги.Скажите, каково прочестьВесь этот вздор, все эти книги, —И все зачем? – чтоб вам сказать,Что их не надобно читать!..
Читатель
Зато какое наслажденье,Как отдыхает ум и грудь,Коль попадется как-нибудьЖивое, свежее творенье!Вот, например, приятель мой:Владеет он изрядным слогом,И чувств и мыслей полнотойОн одарен всевышним богом.
Журналист
Все это так, да вот беда:Не пишут эти господа.
Писатель
О чем писать?.. Бывает время,Когда забот спадает бремя,Дни вдохновенного труда,Когда и ум и сердце полны,И рифмы дружные, как волны,Журча, одна во след другойНесутся вольной чередой.Восходит чудное светилоВ душе проснувшейся едва;На мысли, дышащие силой,Как жемчуг нижутся слова…Тогда с отвагою свободнойПоэт на будущность глядит,И мир мечтою благороднойПред ним очищен и обмыт.Но эти странные твореньяЧитает дома он один,И ими после без зазреньяОн затопляет свой камин.Ужель ребяческие чувства,Воздушный, безотчетный бредДостойны строгого искусства?Их осмеет, забудет свет…