Столичный доктор. Том VIII
Шрифт:
Я прошелся глазами по лицам. Кто-то заерзал. Кто-то насупился.
— Это не теория. Не мнение. Факт. И он говорит нам вот о чём: когда вы экономите на стальной каске, вы убиваете солдата. Не метафорой — по-настоящему. Разрушенный череп, быстрая смерть, или тяжелые увечия в лучшем случае. А каска…
Повисла тишина. Кашталинский тяжело вздохнул, отставил чай:
— Продолжайте князь. Вижу это еще не все.
— Не все. Позвольте напомнить о белых гимнастерках. Прекрасно смотрится на строевых смотрах, согласен. Но на позициях… Господа, солдаты уже начали мазать форму грязью, красят ее какими-то самодельными красителями. Потому что понимают, какую удобную цель представляют.
Где-то в углу закашлялся кто-то из интендантов. Один из молодых штабистов опустил глаза. Они что там, уже начали подсчитывать, сколько будет стоить окраска гимнастерки и какая сумма после этого мероприятия двинется в направлении их карманов?
Кашталинский сидел спокойно, почти равнодушно, будто речь шла не о спасении тысяч людей, а о выборе вина для пикника. Потом тихо сказал:
— Ваша позиция принята, князь. Я донесу её до командования.
До Куропаткина? А почему его нет тут с нами? Так-то мне и в Мукден не тяжело скататься. После того как побывал под артиллерийским обстрелом, невысокий уровень чинопочитания у меня еще больше упал. Так и дно пробью — аккурат к высочайшему визиту. Но Кашталинскому хамить не стал, коротко поблагодарил за внимание, сел.
Возвращаясь с совещания, я поймал себя на странном ощущении: злость ушла, а усталость осталась. В голове лениво крутились обрывки мыслей. Я вспоминал грустный доклад подполковника Данилова — мы с ним пересеклись уже за чаем.
Говорил командир полка об атаках японцев. «Как заведённые, князь, — сокрушённо качал он головой. — Без воплей, без размахивания флагами. Просто молча идут. Иногда кричат „Банзай“. И ведь не остановишь. Пока половину не выбьют, не повернут. Переступают через своих, и дальше прут. И ведь если взять каждого отдельно — соплей перешибить можно. Крестьяне в основном, всю жизнь на рисе и водорослях каких-то. А вместе соберутся, хоть караул кричи».
Я тогда спросил, наивно:
— Что, и пулемета не боятся?
Подполковник горько усмехнулся:
— Невозможно проверить. В нашем полку нет ни одного. У нас и артиллерия — две старых трёхдюймовки, от переплавки спасли, наверное. Зато у японцев по штату семнадцать пулеметов! — тут Данилов поднял палец вверх, призывая меня оценить степень огневой мощи противника. — На дивизию. Что остается? Только надеяться на трофеи.
Вот вам и «великая армия». Вот вам и подготовка к войне. Пролюбили все полимеры. А я ведь в «колокол начал бить» уже давно, пилил мозг Сергею Александровичу. И все без толку. «Да с кем там воевать-то, дикари». А ничего, что первый японский император сильно подревнее наших всех помазанников будет?
Наверное, я очень уж глубоко погрузился в медитацию, чуть не сполз с седла, меня успел толкнуть Жиган.
— Вот, Евгений Александрович, говорю, железку строят. Вот те на! Вот думаю, это же от Мукдена тянут?
— Какую железку?
В голове у меня, видать, из-за дремы, возникла сцена из фильма про Павку Корчагина, где комсомольцы, вместо того, чтобы тянуть узкоколейку в Боярку и спасать киевлян от неожиданно наступившей зимы, начали собирать митинги по поводу первой шпалы. Позже какой-то злопыхатель стройку века раскритиковал, мол, вредители и дураки, зачем-то насыпь делали, времянку можно просто на землю бросить.
Я огляделся. И действительно, рельсы тащат, шпалы кладут, рабочие энтузиазм проявляют…
—
Говорят, только по секрету, — Жиган наклонился ко мне, понизил голос, хотя рядом никого и не было, — это для того бронепоезда, что вы с генералом Чичаговым в Харбине смотрели.— Тит, тебе в шпионы надо, все тайны узнаешь за секунду.
— Не, лучше я возле вас, всяко интереснее.
В госпиталь кто-то приехал. И это не раненых привезли — повозка на четверых. Гости какие-то. Я начальства не боюсь, пусть молятся, чтобы им не пришлось меня бояться. Так что встретимся, поговорим, может даже и поругаемся. Дальше передка не пошлют, а я уже здесь.
А вот и тот парень, что хуже татарина, стоит, ведет светские беседы с Гедройц. Княжна с ним, наверное, знакома раньше была, потому что с чужаками обычно только здрасьте-прощайте. А тут жестикулирует, машет во все стороны папиросой, будто сигналит кому-то. Увидев меня, сказала об этом незваному гостю, и они пошли мне навстречу.
Среднего роста, плечистый, лысоватый. Лицо смутно знакомое, может, просто похож на кого-то. Очки, профессорская бородка. Даже если на мундир не смотреть, понятно — наш человек.
Я стоять столбом не стал, двинулся навстречу. Раз уж Гедройц с ним накоротке, вряд ли он гад какой-то, перед которым надо князя отыгрывать.
Незнакомец улыбнулся и протянул руку:
— Позвольте представиться, Евгений Сергеевич Боткин. Заведующий медицинской частью Российского общества Красного Креста в Маньчжурской армии. Я здесь, собственно, почти неофициально. Считайте, мимо проезжал и решил познакомиться. Официальный визит тоже состоится, но позже.
И я сразу понял, почему так мучительно вспоминал, где я его видел. Просто обычно в ходу были фотографии, на которых он почти на пятнадцать лет старше, и лицо чуть похудее. Врач, который добровольно принял смерть со своим августейшим пациентом и его семьей. Блин, вот это встреча!
— Князь Баталов Евгений Александрович, заведующий вот этим вот недоразумением, — улыбнувшись, я показал на палатки вокруг нас.
— Ну вы в представлении не нуждаетесь, — улыбнулся в ответ Боткин. — Наверное, нет в России врача, который бы вас не знал.
— Бросьте! У меня от таких комплиментов крылья прорезаться начинают, — пошутил я. — Оперировать потом неудобно будет.
Все вежливо посмеялись.
— Впрочем, что мы стоим? Прошу вас в мою палатку, сейчас чай сообразим. А потом и поговорим.
Почему-то Боткин меня сразу очаровал. Бывает, что встретишь человека, и моментально понимаешь, что ничего плохого в нем нет, улыбка искренняя, и смех настоящий. Даже не зная его судьбы, всё равно бы считал его своим. У меня появился еще один сильный аргумент попробовать остановить тот революционный ужас, который надвигается на Россию. Просто, чтобы труп вот этого конкретного доброго доктора не растворили кислотой в Ганиной яме.
— Признаться, думал, что встречу вас в Мукдене, — сказал Евгений Сергеевич за столом. — Каково же было моё удивление, когда я обнаружил вместо вас ее императорское высочество Елизавету Федотовну. Странно, что врача такого уровня отправили практически на передовую.
— Так мы еще и в отступлении с Ялу поучаствовали. Всем коллективом.
— Какой ужас! — вздохнул Боткин. — Были погибшие в госпитале? Раненые?
— Нет, Бог миловал. Пара фельдшеров дизентерию подхватили. Борюсь с ними, борюсь, чтобы только кипяченую воду пили, все без толку. «У нас в деревне колодезная вода завсегда чистая была…». Представляете? Теперь штрафовать буду.
— Это правильно, — согласился Боткин. — Но раз были под обстрелом, да и тут, как я слышал, геройски себя проявили…