Столичный доктор. Том VIII

— Виноват, — тихо сказал он, глядя в пол. — Бес попутал… Больше ни-ни… Честное слово…

— Я вам верю, Александр Васильевич. Верю, что вы осознали. Но оставить это без последствий я не могу. Вы — мой заместитель по медицинской части, пример для остальных. Поэтому… штраф. Десять рублей из вашего жалования. И официальный выговор с занесением. Если подобное повторится — отстранение от операций и отправка в тыл. Без разговоров. Вам все ясно?

Михеев поднял на меня глаза. В них была не обида, а скорее… стыд и горькое понимание.

— Ясно, Евгений Александрович. Справедливо. Спасибо… что так.

Он встал и вышел, не сказав больше ни слова. Мне было тяжело. Михеев — прекрасный специалист, работяга, человек, на которого я во многом опирался. Но дисциплина есть дисциплина. Сегодня одна рюмка, завтра две, пошло-поехало. Потом кокаин для бодрости. И финиш всё ближе.

Я остался один в своей палатке. За ее тонкими стенами продолжалась госпитальная жизнь — тихие разговоры, шаги санитаров, стоны больных, редкий смех. День был тяжелым. Но дальше будет только хуже. Это я знал точно.

Глава 12

Отъ редакціи «Новостей Дня»

Нашъ изв?стный писатель Н. Гаринъ, авторъ ярко-талантливыхъ произведеній — «Д?тство Темы», «Гимназисты», «Студенты» и др. отправляется на Дальній Востокъ, въ главный центръ военныхъ д?йствій. На столбцахъ нашей газеты Н. Гаринъ будетъ пом?щать свой «Дневникъ войны», въ которомъ будетъ постоянно д?литься съ читателями «Новостей Дня» своими впечатл?ніями и наблюденіями на театр? войны, отраженіемъ вс?хъ перипетій, которыя пройдутъ передъ его глазами.

Генералъ Куроки

«Daily Telegraph» приводитъ изв?стную въ общихъ чертахъ біографію ген. Куроки и зам?чаетъ: «довольно любопытно, что ген. Куроки получилъ свое военное образованіе въ Россіи». Сколько изв?стно, японцевъ въ нашихъ военныхъ заведеніяхъ никогда не было.

Когда устаешь, кажется, стоит только прикоснуться к подушке, и вырубишься мгновенно. Как бы не так. Голова гудит, очищая любые мысли за ненадобностью, а сна нет. Ворочался, пытаясь найти такое положение, в котором будет удобно, но успеха не достиг. Согнешь ноги — не то, выпрямишь — через десяток секунд колени сами начинают подтягиваться к животу. Еще и пытаешься при этом не побеспокоить Агнесс, сопящую рядом. Когда нашел ту самую позу, в которой было наименее неудобно, начал считать. Не баранов, прыгающих через кустик, а швы. А что, знакомое дело: вот она, культя бедра конечности, уровень ампутации — нижняя треть, рутинная процедура. Формируем культю, и… один, два, три, укол, выкол, узелок, второй, повтор через пару сантиметров… Что-то умное мелькнуло в голове, но мозг быстро уничтожил чужеродное явление, и я уснул. Вернее, выключил сознание.

И почти сразу мягкий толчок в плечо вырвал меня из забытья. Перед глазами плясали мутные пятна, в ушах еще стоял тихий гул лампы, тщетно пытающейся разогнать темноту в операционной.

— Ваше сиятельство! Срочно! Поднимайтесь!

Голос Михеева, хриплый и тревожный, резал слух. Я сел, автоматически нашаривая одежду.

— Что стряслось? — Агнесс тоже проснулась.

— Опять прорыв? — поинтересовался я. — Везут раненых?

— Хуже, Евгений Александрович. Поручика привезли. Из Седьмого Сибирского. Разведка напоролась на засаду. Тяжелое ранение в голову. Без сознания. Капитан, что его доставил, говорит — почти не дышит. Нужна трепанация, я княжну тоже поднял.

Ясно. Все, что связано со вскрытием черепа — это тушите свет. Нейрохирургия — самая сложная сфера в медицине. А сейчас и вовсе в зачаточном состоянии.

Я потер лицо ладонями, пытаясь стряхнуть остатки сна. Голова гудела. Поручик… Волков номер два.

— Ждите, сейчас буду! Дорогая, спи, — я повернулся к привставшей Агнесс. — Это надолго.

Через пять минут, наскоро умывшись ледяной водой и натянув чистый, хоть и неглаженый халат, я уже стоял в смотровой. На носилках лежал молодой парень, лет двадцати двух, не больше. Бледный, с шумным и неритмичным дыханием. Не удивительно, что сопровождающие решили, будто он уже умирает. Остатки окровавленной повязки лежали в тазу. В правой теменной области овальная рана, с сантиметр диаметром, из которой сочилась темная кровь. Зрачки разного размера, правый расширен, реакции на свет почти нет. А левый ничего, без изменений. Классика внутричерепной гематомы с компрессией мозга. Ну, погнали.

— Докладывайте — обратился я княжне, которая сама держала тонометр.

— Пульс нитевидный, сто тридцать. Давление шестьдесят на сорок. Падает, — доложила Гедройц. — Шансов… Стоит ли его мучить, Евгений Александрович?

Ну да, трепанации нынешние хирурги не любят. Слишком малы шансы у больных. Вот бы включить машину времени, перенестись лет на тридцать пять вперед, и пригласить оттуда Николая Ниловича, только повзрослевшего и с опытом. Я бы при таком раскладе спокойно ушел спать. Но чего нет, того нет.

Интересно, где санитары? Врач Лихницкий бреет голову поручика, будто ему заняться больше нечем.

— Шансы будем создавать сами, Вера Игнатьевна, — оборвал я. — Наркоз не давать, бесполезно. Местная анестезия кокаином по линии разреза. Готовьте стол. Срочно! Мыться, раненого на стол! Будем проводить декомпрессионную трепанацию! Гедройц, Бурденко — ассистенты, оперирую я. Что с инструментами?

— Трепан, распатор Фарабефа, костные щипцы, все стерилизуется, — доложил Михеев. — Через пять минут, пока вы помоетесь, будет готово.

Трепан… даже название тяжеловесное. Массивная ручная коловоротная дрель с набором фрез. Неудобная штука, громоздкая. Пока просверлишь отверстие, можно состариться. Тем более, что у нас для него всего две фрезы, одна из которых наверняка тупая. Распатор я взял с собой по наитию, его сейчас редко применяют в полевых условиях. Но вот так бывает, где подручными материалами обходимся, а где по высшему классу работаем. И тут я вспомнил, какая умная мысль мелькнула в голове перед засыпанием. Проволочная пила Джильи! Они ведь лежат где-то в коробках, я сам туда положил сверток с ними! Ампутации можно проводить в два раза быстрее!

— Александр Васильевич, пока не забыл, запишите: пила Джильи, найти в грузе, заказать ручки, ввести в практику. Большими буквами и подчеркнуть трижды! Готовы инструменты? Начинаем!

Обработали поле, теперь крестообразный разрез. Быстро накладываем лигатуры — на волосистой части головы сосуды не спадаются при кровотечении, будет кровить, пока не закроешь. Распатором отделил надкостницу, быстро, будто масло на хлеб намазал. Аккуратно сверлим отверстие в области теменного бугра справа от раны. Скрипнула фреза, врезаясь в кость. Пошла белая костная пыль. Осторожно, чтобы не повредить твердую мозговую оболочку. Тем более, что кость в области ранения истончена, явный признак перелома. Еще немного… Есть! Отверстие готово… Расширяем его кусачками.

— Горячий воск! — скомандовал я.

Этого добра хоть вполне достаточно. С помощью воска будем останавливать кровотечение из кости. Теперь убираем костные отломки, пытаясь не повредить сосуды. Это вам не армейские развлечения с мытьем полов зубной щеткой, тут уровень повыше. Ну вот и очистили твердую мозговую оболочку — напряженную, синюшную. Гематома там, сомнений нет.

— Скальпель! Осторожно крестообразным разрезом вскрываем твердую мозговую…

Из-под разреза хлынула темная, густая кровь со сгустками. Гематома. Большая. Субдуральная, скорее всего.