Столпник и летучие мыши
Шрифт:
За тридцать секунд в кабинете мафиози всё было перевёрнуто вверх дном. Вытряхнутые шкафы, тумбы, выдвижные ящики, поддоны диванов и разорённый бар не дали результатов. Спасители в растерянности топтались по полу, заваленному макулатурой и битым хрусталём.
— А это что за сундучок? — спросил Столпник, махнув головой в сторону сейфа.
Об этом никто и не подумал. Ведь в сейфах хранят кэш, брюлики и гроссбухи. При чём здесь ученическая тетрадка? Но она оказалась именно там.
— Ну, наконец-то! Свершилось! — возликовала Мими, прижимая к животу добычу. Заветный код в виде написанной вкривь и вкось строчки был найден. Каждая буква соответствовала порядковому номеру в русском алфавите. Лицо девушки сияло, как у засватанной
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Игра не закончена, — резюмировала Лили.
Игроков охватил зуд любопытства. Ради чего пущены в расход невосполнимые нервы и полсотни ушанов? Оказывается, ради листика в клетку со смешным детским рисунком, точнее подписи под ним «мама папа я". Мама была очень хороша — с жёлтыми волосами и в зелёном платье. На лице у неё красовались двумя голубыми кляксами глаза и одной красной — рот. Розовый лягушонок в синих трусах и с кустиком на голове, — по всей вероятности, автор рисунка, — крепко держал родительницу за руку и улыбался на пол-лица. Разглядывая акварель, миссионеры растрогались. Фру даже чуть было не прослезилась. Столпник, заметив это, обнял её за щуплые плечики.
Мими ткнула пальцем в изображение папы и сморщилась, как от лимонной дольки. Глава семейства никому не понравился. Был он кругл, чёрен, с паучьими конечностями.
— Папаша-то ихний, по всему видать, чёрт, — констатировал Столпник.
— Рогов только и не хватает, — подытожила Фру.
— А чёрт-то сентиментален, как старая дева, — ухмыльнулась Мими. — Хранит рисунки сына в сейфе, как самые настоящие драгоценности. Интересно, сколько отпрыску лет? Небось, уж помогает папеньке в его кровавом бизнесе, — она взглянула на младшую сестру с сочувствием. — Не стоит печалиться. Того маленького мальчика, что изображён на рисунке, давно нет. Да и маменьки тоже, — она покосилась на фото молодой блондинки в чёрной рамке, что валялась на захламлённом полу и улыбалась спасителям через разбитое стекло.
Все на несколько секунд притихли, вдруг осознав, что вместе с шифром раскрыли трагедию семьи.
Вдруг Лили захлопала в ладоши, как птичница на несушек.
— Бегом-бегом-бегом! Некогда расслабляться! С минуты на минуту прибудут костоломы.
***
По приказу господина куратора группа двинулась по проспекту Ленина — самой широкой улице в городе, соответственно её названию. Свирепый ветер на этом участке пути дул, точно в трубу, и, не встречая никакого сопротивления, ещё больше стервенел. Теперь он толкал в спину с бычьей силой, и было не просто устоять на ногах. Кое-где друзья проскальзывали на каблуках по тротуарной плитке, как по льду. Иногда неслись галопом, пытаясь тормозить.
Провода захлёстывало, свет в домах мигал, в уличных фонарях взрывались лампочки, разнося плафоны вдребезги. Деревья размахивали горгоньими головами, деревянные хребты рабски поклонялись. Молодняк раскалывался надвое и валился замертво на асфальт: обломки тащились по дороге.
За углом, на улице Толстого, ураган притих. Направляя основную мощь на верхние этажи, внизу он рассеивался. С подветренной стороны идти стало легче. Но только лишь спасители завернули на Пушкинскую, они были сбиты с ног, точно ударила струя из брандспойта. Парики унесло, косухи вздулись парусами и норовили отправить всю группу в воздушное путешествие. Пока друзья неоднократно падали, барахтались и поднимались, что-то случилось.
В ближайшем квартале, с левой стороны вспыхнула зарница. Внезапно в окне третьего этажа хрущовки выставил наружу рваные лозы огненный куст. За ним другой, третий, десятый. На ветру они быстро разрастались, захватывая новые окна и площади. Вскоре весь этаж пылал. Ветер трепал пламя, как пеньку, разбрасывая повсюду полыхающие клочья. Загорелся,
затрещал шифер. Пластиковые лоджии зачадили, как коптильни. Деревья запылали фаерами. Пожар переметнулся на соседние строения. По левой стороне Пушкинской на исполнителей полз неудержимый, всё пожирающий монстр.Люди высыпали на дорогу, приплясывая и горланя интернационал. Те, чей вес не превышал жокейского минимума, падали, ехали юзом вдоль дороги с безумным хохотом и обильным матом. Другие пытались удержаться, хватаясь за фонарные столбы. Непонятная, дикая радость захлестнула улицу. На противоположной стороне, ещё не тронутой пожаром, танцевали ликующие тени. Казалось, это сам многорукий Шива празднует приближающуюся кончину безумного дня, безумного мира и сто тридцать второго штамма бараносвинтусной инфекции. Через минуту уже вся улица заполыхала, и Шива исчез, — улетел в ночное небо наблюдать за трагедией с безопасной высоты.
Лили закричала, тряся ладошкой перед лицом:
— Господин куратор, мы в опасности! Пожар! Назначьте портал на другой улице! Прошу вас!.. Что вы сказали? Весь город в огне?! Боже мой!.. Что нам делать?! Господин куратор! Господин ку…
Старшая опустила руку, глаза её вылезли из орбит и остекленели.
— Обойдём! К порталу ведь можно подойти с подветренной стороны, — протараторила Фру.
Она метнулась за угол — взглянуть, что делается на Толстого, и тут же была сбита с ног людским потоком. Женщины, мужчины, старики, дети, мамочки с колясками — все в один голос скандировали знакомый лозунг:
— Россия будет свободной! Россия будет свободной!
Река из плоти и крови текла между двух огненных берегов. Лихие парни на кровлях швыряли самодельные взрывчатки. Бутылки летели в окна, на балконы, на крыши. Они разбивались вдребезги и разливали огонь. Квартиры вместе с нажитым скарбом гибли в пожаре. Освобождалось нетленное — человеческие души.
Стоящие на тротуарах омоновцы не знали, что предпринять. Локдаун был сорван самым наглым образом. Приказ никого не выпускать из домов вдруг оказался невыполним. Загонять людей в горящие здания было противозаконно. Когнитивный диссонанс сломал в черепных коробках чипы. Застыв с оружием в руках, служивые молча и неотрывно наблюдали массовый исход народа.
Фру вернулась обратно, и по её лицу всем всё стало ясно. На несколько секунд отважная четвёрка выключилась. Мозги коротнуло. Никто не знал, что делать. Оружие, спасающее от врага, было бессильно против природной стихии.
Первым очнулся Семён.
— Сёстры! Нету часу думу думати, надобно бегти! Смелого пуля страшится, а труса и в кустах сыщет!
— За мной! Скорей, пока всё не сгорело к чёртовой бабке! — закричала Лили не своим голосом.
Конечно, проще простого было бы преодолеть мучительный путь на крыльях. Но Столпник… Следом за Лили все бросились наперекор огню и ветру, спотыкаясь, падая и задыхаясь. Гигант, разросшийся до небес, протягивал навстречу светлым воинам руки убийцы, готового схватить и тут же испепелить.
Когда они, наконец, добрались до назначенной двери, она была горяча, как сковорода. Казалось, ещё немного. и её идеальная виниловая красота с тиснениями и искусственной патиной поплывёт расплавленным воском. Справа и слева, спереди и сзади полыхало пожарище. Могильными мухами летала сажа. Воздух жёг лёгкие. Мими тёрла глаза, пытаясь в чаду разглядеть страшную действительность.
— Столпник, ты где там?! Набирай код! Жми на кнопки! Живо! Один, семь, один…
И тут вдруг сёстры обнаружили, что спаситель исчез. Как сквозь землю провалился. А может, сгорел заживо? Сёстры остолбенели. Всё пошло прахом. Провал операции пахнул на девушек вечной смертью и распылением личности. Мысленно они уже отправились на небеса в сопровождении дыма и глубокого чувства вины. Так они простояли долгие пять секунд. И вдруг Фру подпрыгнула, как молодая козочка на весеннем лугу.