Столпник и летучие мыши

— Роднуша, ты — моя ладушка, лебёдушка белая. Ты — краса моя ненаглядная, берегиня. Алый цветик на лугу, прохладный ручей в пустоши, соль моей жизни — это ты…

Столпник, как всегда, помышляя о прекрасном, запнулся, хорошо знакомая войлочная пробка заткнула гортань. Покатились рясные слёзы. Но того праздника, который рождался в минуты мягкотелости, Семён не ощутил. Сомнения камнем висели на душе. Он гладил стриженый затылок любушки и поддакивал. Но сердце было не на месте.

Что ещё ему предстоит испытать? Как выпадут кости? Согласится ли царь отдать ему то главное, ради чего был проделан опасный путь? Успеет ли вернуться в Разумихино, чтобы сразиться со змеем? И, наконец, хватит ли сил зарубить врага?.. Если суждено ему голову сложить, что станется с ненаглядной Фрушенькой? Выдюжит ли она вечную разлуку с милым другом? А сёстры? Когда цвет молодости увянет в золотой клетке, их ждёт доля жалких приживалок — без семьи, без детей, в старости и нищете… А Разумихино?..

Первозданный лес встретил сумраком, непролазными зарослями и таинственной тишиной. Где-то в недосягаемых кронах кипела жизнь. Внизу слышались только слабый шорох и похрустывание. Это охотились уже знакомые цветы-бонбоньерки. Нарядные коробочки смыкались с бархатным шлепком и неспешно перемалывали добычу.

Для прохождения дальнейшей службы группа направилась к новому пункту дислокации. Вооружившись визуализированными мачете, соратники, хоть и не быстро, но весело и лихо прорубали ход в сочном волокне растительности. Ноги увязали в размашистых кущах папоротника и саговника. Головы встревали в перепутанные, как рыболовные снасти, лианы. Крепкие и лохматые, похожие на мамонтят, отпрыски деревьев упрямо вставали на пути. Всё, что попадало в поле зрения, было зелёным и тучным. Впереди шёл Столпник. С весёлым ухарством он вгрызался в гущу, рубил с плеча — тяжёлые пряди Флоры, ухая, опадали. Сёстры подчищали проход короткими ударами, изредка перебрасываясь словами.

По ходу дела Лили скомандовала:

— Отр-р-яд! Приказываю надеть головные уборы!

Тут же на всех возникли панамы, и весьма своевременно, потому что перепуганные многочисленные насекомые, каждое величиной с воробья, вылетая из-под ног, стряхивали на головы порохню…

Вспотев и запыхавшись, друзья вышли к небольшой горе-останцу, испещрённой множеством пустот. Из мшистой отвесной стены бил упругий ручеёк, друзья наперегонки бросились к нему. Пили, брызгались, смеялись, — жизнь казалась прекрасной. Лили устало утёрла лицо рукавом и оглядела стоянку.

— Пришли. Лучшего места и не сыскать.

— Здесь и заночуем?

— Так точно. Располагайтесь.

— Кажется, все пятизвёздочные номера свободны. Хи-хи, — хохотнула Мими, заглядывая в пещеры.

Фру просунула голову в узкий лаз объёмной полости и кошкой проскользнула внутрь. Немного погодя она высунула наружу руку.

— Сюда! Посмотрите, как тут просторно, чисто и, главное, безопасно. Проход для непрошенных гостей заблокируем. Завтра ответственный день, поэтому сон важен как никогда.

— Бу-бу-бу-бу, — отозвалось эхо, точно домовой передразнил.

Расчистив перед пещерой небольшую полянку, соратники решили перекусить «чем бог послал». На траве возникли любимые кушанья. Столпник наворачивал блины с зернистой икрой. Фру выбирала из пиалы палочками щепотки риса. Лили сёрбала украинский борщ, жмурясь от наслаждения. Одна только Мими не съела ни крошки.

Поужинав, друзья растянулись на земле и закрыли глаза. Мягкое одеяло умиротворения укутало расслабленные члены. Мими уселась в позу лотоса, зажмурилась и попыталась уладить разногласия с собственным организмом. Договориться не удалось: живот урчал, требуя свежих насекомых.

В обстановке абсолютного покоя неожиданно запульсировал красный огонёк. Лили, преодолев дремоту, приблизила кристалл к уху.

— На связи, — просипела она, и по мере того, как вслушивалась в голос наставника на том конце вселенной, лицо её менялось. Веки расплющились, лицо вытянулось, глаза страшно выпучились: казалось, вот-вот они выпрыгнут из орбит и повиснут на ниточках, как у рака.

Но этого не случилось. Девушка вскочила, лихорадочно забегала сама не своя, спотыкаясь на ровном месте. Она то сгибалась в три погибели, то выпрямлялась и запрокидывала голову, скорбно глядя в небо и, видимо, ища в нём поддержку. Она билась, точно рыбина, выброшенная на песок, а её подчинённые стояли в оцепенении, глядя на картину буйного помешательства.

— Что-о-о-о?! Не может быть!.. Не разыгрывайте меня, господин куратор! Хватит! Мы устали так, что дальше некуда, и ваши шутки мне слушать не смешно!..

Тут Лили прекратила сумбурное метание, сжала в горсти рубаху на груди и со звериным рычанием рванула так, что материал с треском разорвался.

— Будь проклят тот день, когда я согласилась иметь с вами дело! — бешено заорала Лили, не замечая, что под клочьями ситца оголились плечо и грудь. Она то хваталась за голову, то потрясала кулачками, угрожая неизвестно кому. Потом притихла и промолвила безысходно:

— Задача ясна… слушаюсь… есть…

Вид у Лили был такой, как будто её убили, но не до конца, а ровно настолько, чтобы она успела при последнем издыхании сказать самое важное. Глаза у неё смежились, голова упала, точно из шеи выдернули позвонки. Коллеги подступили с вопросами. На несколько минут девушка потеряла дар речи. Потом, покачиваясь и шмыгая носом, она по-бабьи запричитала:

— Охо-хо-хо-хо… За что мне это наказание?..

Фру пришлось плеснуть на начальницу водой, чтобы привести её в чувство. Наконец, Лили собралась с силами и, теребя обрывки рубахи, объявила:

— Итак, коллеги, довожу до вашего сведения, что мы дали промашку.

Старшая снова замолчала.

— Сестрица, не таись. Семь бед — один ответ, — подбодрил её Семён. — Только не блазни*, кажи как на духу.

— Хорошо же, выслушайте горькую истину, если у вас хватит на то мужества… Вместо того, чтобы переместиться в будущее, мы улетели в прошлое, причём чрезвычайно далёкое.

— Это куда же? — Мими вытянула шею, как гусыня, и усиленно заморгала. — Ты о чём?

Последовала долгая пауза.

— Мы ошиблись: набрали код телепортации неправильно и сиганули не в двадцать второй век, а… в мезозой, поздний юрский период, — горестно прошелестела Лили и обессиленно прислонилась к каменному массиву.

— Сёстры, я никак в ум не возьму. Растолкуйте мне, Христа ради, это что? Не Тридевятое царство, не Тридесятое государство?

— Нет…

— Брось, Лили! Хорош прикалываться. Не ломай комедию.

— Поверь, подруга, это факт. Мне сейчас так тошно, что хоть волком вой. Это мой личный прокол. Не доглядела.

— Ты ни при чём! Это всё он! Он неправильно нажал кнопки! Болван! — Мими бросилась с кулаками к Столпнику.

Фру выскочила ей наперерез, ударила локтем, сшибла с ног.

— Сама болванка! Это ты всё напутала!

Лили проскрипела, как старая арба на бездорожье:

— Постой-постой… я вспомнила… «один, семь, один, один, семь, один»… были названы именно такие цифры.

— А? Что я говорила?! Ты диктовала: «папа мама я»! А надо было — «мама папа я»! И кто же виноват?! Сёму не тронь, а то я тебе глаз выбью!