Столпник и летучие мыши

— Сёстры! Я его слышу! Улавливаю слабые волны кристалла! Его кристалла! Лили, дай команду начать поиски! — завопила вне себя младшая и, не дожидаясь ответа, умчалась молниеносным стрижом.

Лили махнула ей вдогон дрожащей рукой и обречённо опустилась на ступеньку крыльца. Но тут же вскочила, потёрла обожжённый зад и, поневоле взбодрившись, открыла страшную истину.

— В нашем распоряжении осталось примерно триста секунд — ровно столько, чтобы эта чёртова дверь сдохла. На этом наш сегодняшний день закончится. И уже не имеет совершенно никакого значения, когда настанет полночь. Ровно ноль часов для нас наступят через пять минут. На всякий случай, Серёжа, прощай.

Посланники по-мужски крепко обнялись. Сейчас они думали о самом худшем, что может с ними случится: об аннулировании их весьма продвинутых и достойных душ. Но прежде им предстоит мучительный и позорный демиурговский трибунал. А может, оправдают? Всё-таки старались и, главное, ни одного землянина не отправили в режим непотения на этой одичавшей от сатанинского засилья планете.

— Ну, что ж, — Мими горько усмехнулась, шмыгнула носом и уронила голову, — по крайней мере, сегодня не было скучно. Никогда я ещё так не веселился. Прощай, Михал Иваныч.

Послышался отдалённый сигнал пожарных машин. Нестерпимый звук быстро приближался. Вскоре он заполнил уши визгом, точно расплавленным оловом. Соратники стояли, оцепенев и ничего не слыша. Они отсчитывали последние секунды своего пребывания на Земле — и не услышали криков друзей.

Фру и Столпник, продравшись сквозь огонь, ветер и толпу, подскочили к месту телепортации, схватили сестёр за плечи, затрясли, крича им в уши что-то — не разобрать. Надежда, та самая, которая умирает последней, воспряла, вселила уверенность в собственных силах и в положительном исходе дела.

Семён дымился, одежда на нём свисала клочьями. По обожжённому лицу и рукам текла сукровица. Было видно, что ему здорово досталось. Спаситель трижды истово перекрестился, разбрызгивая лимфу, и завопил, срывая голос:

— Отче! Спаси и помилуй! Не оставь без попечения Своего! Аминь!

Без лишних вопросов Мими, необычайно хладнокровно, точно анатом в окружении практикантов, принялась надиктовывать код:

— Один, семь… Один, один, семь, один…

Корчась от боли, Столпник погружал палец правой руки в кнопки, как в расплавленную смолу.

— Один, четыре, один, один… — долдонила Мими.

Сцепив зубы, парень продолжал набирать код телепортации уже левой рукой — на правой указательный палец спёкся и облез до кости. И, когда, наконец, Мими произнесла «готово!», Лили скомандовала:

— Тяни ручку! Ну же!

Столпник схватился за раскалённую скобу. Ладонь зашипела, пригорев к металлу. Потянуло жареным мясом. В этот миг трёхсотая секунда, соединяющая настоящее с будущим, отлетела, как скрепка. Дверь потекла под ноги горячим пластмассовым сиропом. И вдруг из подъездной дыры с шипением и свистом вылез гигантский огненный язык. Он по-коровьи причмокнул и слизал спасителей.

____________________________________

* окрест — вокруг.

* вдрызг — прост. на мелкие части, вдребезги.

* померклый — тёмный, чёрный.

* булавица — булава.

* ажно — аж.

* шиша — вор, бродяга.

* беспроторица — бедность, отсутствие средств.

* злыдни — в восточнославянской мифологии злые домовые.

* грустко — тяжко, грустно.

* укупити — собрать, составить.

* алчба — пост.

* книгоположница — книгохранилище, библиотека.

* Лапитуп — цирковой силач (из сказки «Три толстяка» Ю.Олеши)

Часть 3. Глава 3

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Уж как светлы ратники* умчали на огненных крылах туда, куда Макар телят не гонял. Да уж как стали они рядком на поле луговинном, на лужайке изумрудной. И вот — впереди чудно озеро лежит, что камень лазуритовый. Над водою бусые* облачка парят* в небо белое, небо белое, что льняная скатерть святочная. За озером зелены холмы, что перси* девичьи, — круглы. Дерева-исполины кроны в небо прячут. Баты* — и руками не объять, и в сто шагов не обминуть.

Молодь дерзкая* стоит, во все стороны глядит. Как по праву руку лес, и по леву руку лес. А позади — острия грозные. То не ратных копий наконечники — то высоки горы посребрённые. Не слыхать ни гомона птичьего, ни ветерка. Ни вейя* не хрустнет, ни былинка не шелохнется. А воздух паркий, что в баньке.

Вои* дивуются, слова не вымолвят, только «ох!» да «ах!». Помышляют ясны светики, куда им податься, как сыскать Тридевятое царство, Тридесятое государство.

— О-го-го-го-о-о! Кто тут есть, выходи да на нас погляди! Честны молодцы, красны девицы, отцы-матери, малы детушки да со старцами, ждём-пождём вашей милости. А уж мы на вас порадуемся, стренем с почитанием, с поклонами — до земли перстами! Наш был важный* путь в Тридевятое царство, Тридесятое государство. Мы с добром пришли, привечайте нас со человеколюбием и со всею широтою души русской! Ко царю-государю вы ведите нас под белы рученьки! Слово есть для него дорогое — дороже злата-серебра! — зычно прокричал Семён, приложив ладони лодочкой ко рту и поворачиваясь во все стороны.

На его призыв никто не отозвался. Но абсолютная тишина была нарушена едва заметным шорохом в траве, казалось, по буйной растительности пробежал короткий ветерок. Фру покружилась на месте, осмотрелась и, не сказав ни слова, помчала по густой опушке леса, повизгивая. Она точно плыла по зелёным водам реки, то погружаясь в неё с головой, то выпрыгивая с возгласами и смехом. Мими ринулась за ней, и вскоре две ершистые головы заметались нырками в зелёной пучине.

Лили закричала им вдогонку строго: