Страхолюдие

– Мисс Морлей вам приходилось бывать в Японии?
– Ответил Ломонарес вопросом на вопрос.

– К сожалению нет.

– Тогда охотно верю, что такой телятины вам еще пробовать не доводилось. Видите ли, на нашем скотоводческом ранчо крупный рогатый скот выращивают по старинному японскому методу. Представьте себе: наши телята, помимо обычных кормов, каждый день пьют пиво.

– Пиво!?
– В два голоса вскрикнули писатель и критик.

– Да, вы не ослышались. Ежедневно каждый выпивает немножко пива, и раз в неделю фермеры парят их в парилке.

– Черт побери!
– Старушка восторженно всплеснула руками.
– Ничего такого мне и слышать не доводилось.

– А вот я о чем-то подобном читал.
– Кортнер выглядел более сдержанно.

– Кстати граф, вы что же, специально для этого возите с материка пиво?

– О, мистер Кортнер, вы загнули. На острове есть небольшая пивоварня, как раз рядом с фермой. А все необходимое сырье растет на полях.

– Да уж, не остров, а рай земной.

Ломонарес сладко потянулся.
– Вы попали в точку.

– Вот, "попали"!
– Оживилась Морлей.
– Все утро думаю; что же я хотела уточнить.

– И что же?
– Спросил граф.

– Мне вспомнился один сюжет.
– Речь дамы обгоняла мысль.- Даже не сюжет... скорее... ну, в общем: как тогда объяснить тот эпизод, когда ваш боцман, кажется Хэнк, гарпуном проткнул насквозь живого человека.

– Вот именно!
– Вмешался писатель.
– Ведь мы ту трагедию созерцали воочию. Погибло живое существо, человек. Даже кровь хлынула настоящая. О, граф, даже не пытайтесь нас убедить, что мы тоже видели муляж.

– Ни в коем случае.
– Спокойно отвечал Ломонарес.
– Вы совершенно правы, на судне имел место факт умерщвления живого человека.

Кортнер и Морлей немо таращились на Ломонареса в изумленном возмущении.

– Да вы так не пугайтесь. Уверяю; ничего противозаконного.

– Что!?
– Пожилая дама подскочила на ноги; от негодования ее распирало.
– Имело место натуральное убийство! Господи, какая же я наивная, что согласилась на эту авантюру! И вы еще имеете наглость заявлять - "ничего противозаконного"?

– Мисси Морлей, - граф по-прежнему пребывал в спокойствии, - если вы успокоитесь, что я настоятельно рекомендую, и проявите хоть минимум терпения, то все поймете и со мной согласитесь. Прошу вас, выпейте апельсинового сока.

Недовольно фыркая и отдуваясь, Морлей все же последовала предложению Ломонареса. Она взяла стакан сока, и вернулась на лежанку. Кортнер же, видимо тоже ощутил некоторую сухость во рту. Он молча встал, взял себе сок, и так же молча вернулся на место.

– Согласитесь господа, - начал граф с запальчивым энтузиазмом, - увидеть смерть живого человека, своими глазами, в непосредственной близости, в соответствующей обстановке - зрелище впечатляющее. И для моего проекта, весьма чудесная находка.
– Морлей недовольно фыркнула.
– Я не оговорился, именно чудесная.

Морлей фыркнула вторично. Теперь, осушив стакан апельсинового сока, к писателю вернулся дар речи. Нервно помигивая, заплетающимся языком, он спросил:

– Граф, вы желаете сказать, что при каждом, вот таком вот коммерческом спектакле, намерены убивать живых людей? Безжалостно лишать жизни человека?

– И возможно не одного.
– Добил их Ломонарес окончательно. Впрочем, наблюдая полное оцепенение гостей, сжалился.
– Миссис Морлей, мистер Кортнер, я вас умоляю: все не так, как вам кажется. Вы немедленно получите удовлетворяющие пояснения. И, если вам угодно; то, что я делаю, проявление гуманности и милосердия. Понимаю, понимаю!
– он интуитивно уловил зреющую истерику, поэтому спешно продолжал: - Понимаю, мои слова могут показаться кощунственными, циничными, ненормальными. Но я вас уверяю, лишь на первый взгляд. Сейчас сами все поймете. В Лос-Анджелесе есть тюрьма; страшное доложу вам место. Там содержат преступников, которые всю свою жизнь только и делали, что убивали, грабили, насиловали; за это постоянно попадали за решетку; потом выходили, все повторялось; их ловили, и вновь бросали в тюрьму. Так же, в этом закрытом учреждении строгого режима, есть сектор "Б", где свои последние дни отбывают смертники. Представьте: Узник томится в темнице в ожидании конца. Он боится. Он страдает. Он мучается. Человек, хоть он и преступник, претерпевает немыслимый страх. А когда к нему в камеру входит священник, обреченный понимает, что скоро произойдет. Так вот, я заключил контракт с федеральной службой штата. Опуская все мелочи, изложу суть: Я беру на себя заботу об осужденном, и саму казнь. Точнее - ее исполнение. Чем, к вашему сведенью, сокращаю расходы тюрьмы, и продлеваю человеку жизнь. И, в отличие от тамошних условий, у меня узник не знает когда умрет; до последней минуты. А я, со своей стороны, даю ему гарантию, что лишение жизни произойдет неожиданно и быстро. Да что там говорить! Дополнительно ко всему сказанному; в глубине души преступники надеются на побег. Но сами понимаете, в открытом океане...

– А этот, которого вы казнили, его за что приговорили?

– О, мистер Кортнер, тот негодяй успел четыре раза побывать за решеткой. Но пятый раз должен был стать последним. Собственно, уже стал. Убиенный был редчайшим чудовищем. Он вырезал две семьи в Сакраменто, и при задержании, в Сан-Диего, заколол вилами помощника шерифа. Представляете, в Сакраменто, в один день, пятеро взрослых и четверо детей. Они, видите ли, скверно с ним обошлись.

Американец скривился. Он вспомнил, как тот верзила, с огромным ножом, мчался прямо на них.

– Ну что, теперь вы переменили свое мнение по этому поводу?
– Оппоненты пока упорно молчали.
– И к слову: Там, в тюрьме, убийца сам, охотно согласился на эксперимент. Он признался, что для него лучше встретить смерть в открытом океане, под солнцем, нежели в застенках душной камеры.

Морлей напряженно вздохнула.
– Честно говоря, я пока воздержусь от комментариев. Чтобы переварить услышанное, лично мне нужно время.

– А я вам вот что скажу: - Отозвался Кортнер.
– Вы граф, либо человек неслыханно умный, либо несказанно сумасшедший.

– Скорее и то и другое!
– Весело рассмеялась Мадлен. Она схватила полусонного Уоллеса за руку.
– Бернард я хочу купаться.

Все проводили взглядами парочку. Ломонарес немного полюбовался, как весело плескались сестра с офицером, затем перевернулся на бок. Морлей с Кортнером сидели молча.

– Ну что, господин писатель, может вас интересуют еще какие подробности?

Кортнер уже открыл рот, но Морлей его остановила.

– Одну минуту мистер Кортнер.
– Она посмотрела на Ломонареса.- А, как вы отчитываетесь?

– Вы о чем?
– Не понял граф.

– Я имею в виду в тюрьме. Вы забираете из тюрьмы преступника, обещаете его казнить, но, вдруг вы его просто отпустите?

– Теперь я понял ваш вопрос.
– Ломонарес провел ребром ладони по шее.
– По возвращении, я обязан предъявить начальнику тюрьмы его голову. Рахма Маруп ее уже надлежащим образом законсервировал.

Морлей ощутила легкое головокружение. Она достала из сумочки веер, и принялась интенсивно обмахиваться.

– Итак, мистер Кортнер, что вы хотели спросить?

– По чести признаться, меня интересует буквально все: профессиональная любознательность.

– Ну-ну, смелее.

– Хотя бы вот, к примеру: Когда утром мы обнаружили дезертирство команды, куда все подевались? В открытом-то океане. Они что, действительно уплыли на лодках?

Граф рассмеялся.
– Конечно же, нет! Я не мог пойти на такой рискованный шаг. На шхуне оставались гражданские лица, и случись, например, шторм... Вы меня понимаете?

Морлей передернула плечами.
– Представляете, мистер Кортнер, мне пришлось со всей командой прозябать в отвратительном, потайном, темном, крайне неуютном трюме. А какой там был запах!
– Старушка сморщилась так отчаянно, что сделалась похожей на сушеный урюк.