Сын детей тропы

— Что случилось, мать? — спросил её Клур, останавливаясь.

— Бросили меня, паршивцы! — забормотала старуха, глядя в сторону. — Меня бросили, оставили меня!.. Ай!..

Она подняла глаза.

Кто знает, что её испугало — Клур, охотница с луком за его спиной или белые рогачи, только старуха заскулила, вскидывая узловатые руки, попятилась и бросилась прочь. Запнувшись о жёсткие стебли, упала и поползла по траве, воя.

— Нужно ей помочь! — воскликнула дочь леса.

— Как, если она боится нас? — возразил Клур. — Будешь гоняться за ней по полям? И чем поможешь? Едем дальше.

Они тронулись.

Шогол-Ву свистнул, подзывая нептицу — та уже влезла на телегу и рылась в чужих припасах. Пёс тоже что-то подъедал, сунув морду в корзину. Эти двое неохотно, но послушались, с сожалением оглядываясь на брошенную добычу.

Впереди лежала река, алая под алым небом. Мост, потемневший от влаги, соединял берега, и чёрная его тень плясала в неспокойной воде.

Ветер был здесь. Он плескался под аркой, гудя, и поднятые им волны с шумом разбивались о каменную ногу моста.

К мосту тянулись люди — кто пешком, налегке, кто верхом. Чуть поодаль грузили лодку. Две телеги на той стороне застряли, сцепились колёсами. Рядом стояли трое, махали руками — видно, ругались.

Город лежал впереди тёмным холмом, и дым клубился над ним.

— Что в городе? — спросил Клур у мужика, спешащего по обочине.

Тот кренился под тяжестью узла и откликнулся, не поднимая головы:

— Храмовники шибко лютуют... Если дело ваше не больно важное, поворачивали бы!

Он крякнул, перехватывая груз удобнее, и продолжил путь.

Следом за ним ехала женщина, молодая, напуганная. Она удерживала перед собой девочку, видно, дочь, а та плакала. Их рогач, безрогий, с седой мордой, храпел, косясь на всадниц большим тёмным глазом, и то и дело пытался повернуть назад. Женщина выбивалась из сил, пытаясь удержать дитя, поводья и спадающую с плеч накидку.

— Стой! — воскликнул Клур, вытягивая руку.

Старый рогач послушал, замычал испуганно, замотал головой и попятился. Всадница, не понимая, глядела, расширив глаза, и дёргала поводья.

— Дай свою накидку. Дай, я заплачу тебе!

Он рванул одежду с плеч, и женщина закричала, отстраняясь:

— У меня ничего нет, ничего! Отпусти!

— Мне нужна только эта вещь, ты, дура! И я не краду, а покупаю. Стой...

Накидка осталась в его руке. Женщина заплакала. Она била рогача коленями, заставляя его отъехать, но тот лишь мычал и мотал головой.

— Мама, мама! — испуганно закричала девочка.

Клур дёргал пояс непослушными пальцами.

— Да уймитесь! — сердито прикрикнул он. — Ашша, возьми эту тряпку!.. Подожди же, сейчас я расплачусь с тобой...

— Молю, не трогай нас, молю! Отпусти! — зарыдала женщина, прижимая дочь к груди. — Молю, отпусти...

Пёс завыл.

— Да что ты за человек! — не выдержал Нат. — По-людски не можешь?.. Не бойтесь, мы вас не тронем!

Клур обернулся к нему, его рогач ушёл в сторону, всадница хлестнула своего и проехала мимо.

— Куда ты, стой! — воскликнул Клур, протягивая руку.

Серебряные половинки рассыпались, упали в грязь. Женщина оглянулась, заплаканная, испуганная, но не остановилась.

— Тьфу! — сказал Клур и бросил под ноги всё, что держал в ладони. — Будто слов не понимает... Ашша, лук на телегу, возьми накидку, укрой лицо!

— Ты слышал: в городе неспокойно. Я не стану прятать оружие!

— Нет, ты станешь! Если что-то пойдёт не так, ты всё равно не продержишься долго, с луком или без лука.

— Что должно пойти не так? Ты сказал, что проведёшь нас. Сказал, нам безопасно с тобой! Обещал, что Косматый хребет будет возвращён детям тропы, и никто не возразит. Что должно пойти не так?

— Я не знаю, что там! — ответил Клур, сердясь. — Я могу обещать за себя и за тех, кто мне верен, но говорить, будто он справится с чем угодно, может только глупец. Так укройся! Лучше всего, если нас не заметят.

— Нас или меня? Ты больше никого не просишь таиться. Но я не слаба! Я могу постоять за себя, и я не стану прятаться...

— Ашша! — зарычал Клур, и нептица крикнула тонко и пронзительно. — Ашша, я говорю, ты выполняешь. Видят боги, проще управиться с отрядом мужчин, чем переспорить одну бабу! Убирай лук!

— Прикажи мне умереть, защищая тебя, и я умру. Но трусостью пятнать себя не стану!

— Я проткну своё сердце, и идите дальше как знаете! Вижу, вы все достаточно умны, чтобы обойтись без моих советов.

Он сполз с рогача и протянул руку.

— Решай, ты даёшь мне лук?

Мимо проскакали ещё двое, нахлёстывая рогачей и не глядя по сторонам.

Пёс сел и принялся чесать за ухом.

Ашша-Ри смотрела, стиснув зубы и сведя брови. Наконец, уступила, сняла лук и отдала Клуру. Тот положил его на телегу, под полотно.

— Телегу бы лучше бросить, — сказал он, глядя вперёд, где двое за мостом, наконец, кое-как разъехались.

Лицо Ната тут же стало хмурым и злым, и Клур вскинул ладонь.

— Посмотрим, как пойдёт. Ты, сорви перо, сойдёшь за человека. На избитой роже пятен не заметят. Чуть что, резать ремни и уходить верхом, это ясно?

— Я не оставлю тётушку, ты...

— А что, думаешь, городские её бросят гнить на улице? Уж снесут на упокоище, как положено. Вы с камнем должны проехать, а мёртвым уже всё равно. Теперь ты, дочь вождя...

Он посмотрел на Хельдиг.

— Садись на моего рогача, вперёд.

— Я не брошу Гаэра и Броку!

— Кто говорит бросать? На твоём звере поеду я. Надеюсь, на двух женщин не поглядят, а к белой твари и её всаднику присмотрятся, так лучше уж это буду я. Скажу, зверь Вольда. О звере они, должно быть, уже слышали, а о судьбе Вольда пока некому было рассказать. Вы двое едете первыми...

— Я не поеду с ней! — воскликнула охотница. — Хочешь отдать ей своего рогача — что ж, отдай, но тогда я сяду на телегу. И лук будет под рукой.