Так завершается карьера сыщика в XIX веке

Поначалу он даже откровенно испугался, добровольно-обязательно оказавшись в жандармерии. Но потом, вникнув в суть разговора, на глазах успокоился.

Нет, внешне это, как бы, никак не проявилось. Та же надменность и чопорная речь. Но говорить он стал чаше и свободнее. Явно перестал думать над каждым словом и переживать над своми ответами.

И бог с тобой! Константин Николаевич понимал, что он более, чем не виноват в этом текущем и очень важным для них уголовном деле. А в остальном… что в потаенных шкафах английского дипломата лежит масса скелетов, это естественно и несомненно даже невинному младенцу.

Согласившись на приглашение, приказом это назвать было никак нельзя, графа Бенкендорфа, Константин Николаевич сам пришел даже уже не на допрос, на приватный разговор со Стюартом. Посмотрел на этого англичанина, типичного дипломата Great Britain.

Деятельные, циничные, не оглядывающие ни на какие авторитеты, такие gentleman бодро ковали славу и деньги для Англии в XIXвеке, в ХХ веке они же бессильно наблюдали закат своей страны. А в XXI веке они, пожалуй, уже исчезли за ненадобностью. Бог с ним, пусть пропадает, тут он с ним не враг и не друг.

Великий князь Константин Николаевич равнодушно посмотрел, как этот господин играет на грани кажущегося испуга и четкой доли надменности.

ИГРАЕТ? Впрочем, черт с ним. Актер из погорелого театра. Он ему в данном случае не нужен и точка.

Историей и дипломатией с ним они, разумеется, заниматься не стали. Поговорили о текущей обстановке. Стюарт получил через них августейший выговор, инструкцию как, каким образом и что можно исследовать в России и на сем высокие договаривающие стороны расстались. Как тогда виделось, навсегда.

А у вас как идут дела в Зимнем дворце? — спросил заключении Бенкендорф, — не нужно ли чем помочь?

Дела там у них были у прокурора, то бишь у императора, который на сегодня к вечеру повелел у него быть.

Он не сказал Николаю Павловичу, но в какой-то момент решил ему не подчиняться, ведь дочь императора великая княгиня Мария Николаевна «повелела» (ласково попросила с очаровательно улыбкой) нечто другое. И он сделает только так, как она скажет!

Заговорил о другом, круто сменив тему:

— «Кстати», Александр Христофорович, осмелюсь вас спросить, как будем с Любавиным-2-м?

Любавин-2-ой, блестящий гвардейский капитан, любитель хорошенько выпить и закусить, но безусловно умный, с некоторого времени потихоньку переходил из гвардию в жандармерию. Ибо в гвардии было здорово, но там практически не было карьерного роста. И хотя гвардейцы откровенно презирали своих коллег из силового блока этих лет — как полицейских, так и жандармов. Однако сам, ничего не говоря, склонялся к ним. Поэтому князь Долгорукий был только ЗА, руководители жандармского управления тоже ничего не имели против.

Аналитик из него, правда был откровенно слабый, однако, как командир отдельного подразделения он проявил себя на все 100%.

Гдавным образом колебался сам Николай I, никак не решавший, где ему лучше использовать этого перспективного сравнительно молодого человека — по гвардии, как запасной вариант, или по жандармерии?

Константин Николаевич, как замначальника, поначалу тоже было не определился, решив, что поначалу ему надо присмотреть деловые и личные качества претендента. Присмотрелся. Любавин-2 в качестве конкретного руководителя охраны Бриллиантовой комнаты очень даже ему приглянулся. Теперь дело было за малым — убедить шефа жандармов. Тот тоже был, в общем-то, согласен, но когда речь шла об императоре, оказывался весьма нерешителен и пассивен! В отличие от него, великий князь был весьма активен:

— Предлагаю на сегодняшней аудиенции испросить согласия государя на перевод Любавина-2 в качестве генерал-майора жандармерии, с прибавкой одного классного чина из-за ухода из гвардии. Очень перспективный и многообещающий молодой человек.

— Хм, — издал Бенкендорф неопределенный звук, который имел в виду, что граф не против, но не слишком ли они спешат, ведь государь еще не решил…

— Я сам буду докладывать императору Николаю I, — обнадежил неуступчивого, а, точнее, нерешительного начальника великий князь, — от вас сейчас только резолюция и подпись.

Чувствовалось, Бенкендорфу очень не хотелось покидать нейтральную позицию стороннего наблюдателя. Но ведьс другой стороны, великий князь, князь Долгорукий тоже был весьма силен и мог принести ему немало вреда.

Вздохнув, он поставил ниже подписи князя на всеподданнейшем рапорте резолюцию «Согласен» и подписался. Рубикон перейден, а теперь поведение государя и покажет, правильный ли был сделан ход.

Через несколько часов, когда зимний вечер уже почти царствовал на петербургских улицах, они отправились на императорскую аудиенцию. Перед этим Константин Николаевич, извинившись, верхом слетал домой. Маша уже собиралась на венчание в церковь он только тяжело вздохнул. Ведь клялся — божился, что вырвется со службы пораньше. В душе даже обещался самому себе, что не придет хоть однажды на августейшую аудиенцию. А вот ноги сами пришли, а разум не воспротивился.

— Я мигом, — чарующе улыбнувшись, пообещал попаданец, — не жди меня здесь, я сразу приду к церкви.

Они условились с Марией, что, поскольку венчание у них тайное, хотя какое тайное, если невеста уже практически проговорилась и маме Александре Федоровне и сестре Ольге. Цесаревич Александр не знал лишь затем, что был занят своей молодой женой.

А вот интересно, император Николай тоже знает о венчание, или еще «не представляет»? Ох уже эти политики, ох уж эти женщины!

В не совсем хорошем настроении он приехал в Зимний дворец. Поэтому и доклад его императору по Любавину-2-му был по-аристократически холоден и представителен. Впрочем, августейшего монарха он не переубедил. Почти.

— Однако, не поторопились ли вы с этим гвардейцем? — с сомнением спросил Николай I, — может, еще обождем сколько-нибудь? Хотя бы годик?

Он сам привык решать вопрос с людьми. А здесь пока он еще не определился, и это его несколько волновало. С другой стороны, просил великий князь Константин Николаевич, человек надежный и знающий. Кому как не ему это решать, кем пополнять жандармерию.

Он положил перед собой рапорт на свое имя, но даже не попытался взять в руку перо-самописку, показывая, что намерен еще просто поговорить с господами жандармами, посмаковать проблему.

Он самовластный император, и ему решать, и отвечать в этом мире и на небесах, перед Господом!

Великий князь заговорил первым, понимая, что раз он был инициатором этого действия, ему нести основную тяжесть.

— Ваше императорское величество, — официально заговорил он, показывая, что видит перед собой прежде всего императора, а уже потом человека, — двукратные проверки охраны и подчиненной ему прислуги, аврал не учебной, а самой настоящей, показали, что служба поставлена не только хорошо, но и блистательно. Вот и сейчас, в случае с Марфой Грязновой — пример не учебный, а реальный, все оказалось замечательно. А то, что с ней самой возникла проблема, то вина уже не Любавина, а следователей, ведущих данное дело.