Таможня дает добро

Вообще-то, надо признать, что переселенцы неплохо устроились тут, на острове — как, бишь, они его называют, остров Валуэр? Климат поистине райский, коралловый песок, прозрачная лагуна, буйная растительность, никаких кровососов, летающих или ползающих, сбегающие с гор ручьи дают вдоволь чистейшей пресной воды, куда там «Святому источнику» или «Шишкину Лесу»… Полным-полно самых разных фруктов, кокосовые орехи, съедобные растения, плодородная почва — палку воткни, и та расцветёт, — богатейшая рыбалка, не менее обширная охота… А, главное — это не экзотический курорт, не приключенческое шоу с выживанием на необитаемом тропическом острове — нет, вокруг раскинулся нетронутый мир, самый настоящий, ждущий своих первооткрывателей и первопроходцев, мир, который ещё только ещё предстоит освоить, сделать пригодным для людей… Неудивительно, что поток переселенцев, что с Земли, что из Зурбагана, не иссякает — Сергей, помнится, говорил, что ежемесячно на остров прибывает не меньше тридцати новичков, не успевают строить для них жильё…

— Была охота… — ворчливо отозвался Казаков. — Тащить наверх канистры с горючим, заливать в бак, горелку прочищать от копоти — это ж сколько возни! А светило, как видите, и без электричества вполне справляется!

Действительно, полуденные солнечные лучи (или, как называют звезду, дающую острову и всему этому миру свет и тепло?) отражались от многочисленных зеркальных поверхностей все стороны колючими, режущими глаз отсветами, ясно видимыми — Роман имел возможность в этом убедиться — с десятка миль. Именно на таком расстоянии «Квадрант» вынырнул с Фарватера, шевельнул огромными крыльями парусов и взял курс к острову. Случилось это несколько часов назад; на берегу лагуны среди толпы переселенцев гостей встречал нынешний его собеседник, которого Сергей представил как Петра Петровича Казакова, здешнего Маячного Мастера — Именно так, с заглавной буквы следовало произносить оба слова, составляющие его должность. Сейчас Казаков был занят тем, что показывал гостю своё хозяйство. Не сказать, чтобы очень уж беспокойное, отметил Роман — вон, даже керосин в бак ленится залить… Всех забот — протирай время от времени от птичьего помёта зеркала, да проверяй кронштейны, которыми они крепятся к ферменной конструкции башни. Кстати, земная, заводская работа — это он определил сразу, как только осмотрел основание сооружения — доставлено сюда в разобранном виде и намертво вбетонировано в гранит площадки. И ведь не поленились выдолбить целый котлован — метров пять в поперечнике, не меньше! — хотя свободно могли обойтись четырьмя скважинами, по одной для каждой из опор…

— А в непогоду? спросил он. — Или в туман, когда солнца не видно?

— Туман здесь редкость. — ответил Казаков. — Всё сдувает ветром с океана. А в непогоду незачем соваться на Фарватер, стало быть, и Маяк не нужен.

Они обращались друг к другу на «вы» — Роман никак не мог заставить тебя тыкать человеку, вдвое его старше, и Казаков отвечал ему тем же. А вот Сергей обращался с маячным мастером на «ты», как к ровеснику — да они и есть ровесники, припомнил Роман, если, разумеется, считать по записям в паспортах. Согласно им, оба родились в середине шестидесятых, а что один прожил всё это время, год за годом, а другой перескочил три десятилетия разом — так кого в этом винить, кроме законов Мироздания?

— Вы, Пётр Петрович, тут начальство, вам виднее. — согласился он. — И что же, часто здесь появляются гости из Зурбагана?

— По-разному. Иногда через день, иногда неделями ни одного судна. Поселение небольшое, грузооборот скромный, обходимся…

— Где вы там? — раздался голос Сергея. Он стоял на крылечке одноэтажного щитового домика, возвышающегося шагах в двадцати от башни. — Сколько можно ждать? Давайте за стол, пока всё не остыло!

Послышался шорох, негромкое повизгивание, и из-под крыльца выбралась на площадку собака — некрупная, серо белая, с хвостом колечком, как у сибирской лайки. Роман её узнал — Кора, это она вслед за Сергеем перепрыгнула на шхуну с подошедшего «Штральзунда». Собака отряхнулась всем телом, шумно втянула носом воздух. Подошла к краю обрыва и гавкнула раза три — не на кого-то конкретно, чайку там, или шмыгнувшую в камнях ящерицу — а просто так, на окружающий мир. От полноты собачьих чувств. Сергей поморщился.

— Уймись, Кора, и без тебя голова раскалывается…

Вид его, как отметил, Роман, был далёким от здорового — тёмные круги под глазами, бледность и прочие следы вчерашнего застолья и утреннего похмелья.

— Пить надо меньше… — наставительно сказал Казаков. Какой пример молодым подаёшь, вот ему, скажем?

И указал подбородком на Романа.

— Очень ему нужны мои примеры! — огрызнулся Сергей. — И вообще, кто бы говорил… забыл, как сам бухал?

Роман усмехнулся — про себя, разумеется. Он провёл в обществе старых друзей всего-то часа два, и всё это время они непрерывно пикировались — беззлобно, порой весьма остроумно.

— Так, то когда было! — принялся оправдываться Маячный мастер. — И к тому же не здесь, не на острове, и не в Зурбагане даже, а дома, в Москве! Там, если не бухать — свободно с катушек можно съехать…

— Можно подумать, сейчас завязал! — хмыкнул Сергей.

— Да, завязал! — Казаков выдвинул вперёд нижнюю челюсть, отчего физиономия его приняла каменно-непреклонный вид. — А если и употребляю — то исключительно здоровья для… ну, или по подходящему поводу.

Сергей ехидно сощурился.

— Так сегодня у тебя что, проблемы со здоровьем? Или повод имеется? Покетский-то, как я погляжу, заранее выставил. Это ром такой, чёрный, лучший в Зурбагане сорт, его из сахарного тростника гонят. — добавил он, обращаясь к Роману, будто тот попросил объяснений.

Казаков задумчиво потёр подбородок.

— Ну… будем считать, что и то и другое. И вообще, что за гнилое морализаторство? Не нами сказано: спиртное в малых дозах полезно в любых количествах!

— Да ты, брат, философ! — насмешливо отозвался Сергей. Это слово «Философ» он произнёс с ударением на второе «О», что придало ему насмешливый, даже глумливый оттенок.

— А ты что, не знал?

— Да всё я знал, просто отвык. Ладно… — он отступил от двери и сделал приглашающий жест правой рукой (в левой, как заметил Роман, он сжимал большую, не меньше полутора литров ёмкостью, пузатую бутылку. Сергей держал её за длинного горлышко; за матовым стеклом едва различимо плескалась тёмная жидкость — надо полагать, обещанный покетский ром. — Пойдёмте за стол. Разговор предстоит долгий, а беседовать на пустой желудок, тем более, насухую — это увольте, это вы как-нибудь без меня…

Кора залаяла снова — на этот раз громко, заливисто, настойчиво. Роман обернулся — и увидел милях в трёх от утёса судно, идущее к острову. Парусов на двух его мачтах не было; из чёрной, с поперечной жёлтой полосой, трубы над волнами стлался чёрный угольный дым. Угля кочегары явно не жалели — даже с такого расстояния ясно различался высокий белопенный бурун у длинного, угрожающе вытянутого вперёд таранного форштевня.

— Это «Латр»! — уверенно определил Казаков. — Серёга, слышишь — Дзирта пришла! Давайте-ка по-быстрому перекусим, и пойдёмте вниз, к лагуне, встречать! А бутылку припрячь, теперь нам точно будет не до выпивки!

Это ещё почему? — возмутился Сергей. — Кто только что говорил — спиртное в малых дозах полезно в любых количествах? А за Дзирту не беспокойся — пока в лагуну войдёт, пока на якоря встанет, пока съедет на берег, часа полтора пройдёт, не меньше. Свободно успеем и выпить, и закусить — а её, если что, Бонифатьич встретит. Пошли уже, хватит болтать — а то, и правда, дождёшься, остынет!

* * *

Вдалеке одиноко хлопнула пушка. Звук получился какой-то несерьёзный, игрушечный — как от откупоренной бутылки с шампанским. Ему ответил сдвоенный выстрел, гулкий, солидный — словно какой-то великан два раза подряд хлопнул в ладоши. Грохот залпа докатился до маячной площадки, произведя переполох среди гнездящихся в трещинах и выемках скалы крачек. Птицы взмыли над утёсом пернатым, бестолково гомонящим облаком и долго потом не могли успокоиться, оглашая окрестности своими пронзительными криками.

— Первый — салют с «Латра». — уверенно определил Сергей.

— Точно, её баковая мелкашка. — согласился Пётр. — А второй — это «Квадрант», Бонифатьич развлекается.

— Он, больше некому. Дзирта-то понятно, ей морской устав предписывает производить салютацию при входе в иностранный порт — а старику-то что неймётся? Уж седьмой десяток разменял — а всё никак не наиграется в войнушку…

Пётр при этих словах помрачнел, насупился и, желая видимо, скрыть эмоции, единым бухом отправил в рот полстакана рома. «Ну да, конечно, — вспомнил Роман, — ведь и Маячному Мастеру пошёл седьмой десяток, и отнюдь не только по документам, как у старого его друга. И тоже, судя по всему, не наигрался… А вот Сергей — Мастер Серж, как его именуют зурбаганские коллеги по Лоцманской Гильдии, — явственно кривит душой. Он ведь и сам в восторге от всех этих военно-морских церемоний с пушками и салютами, невооружённым взглядом видно, сколько не прячься под маской иронического цинизма… Врунгель на самом деле, оживился, когда с берега доставили пушки с поворотными тумбами — для них на 'Квадранте» ещё при постройке были предусмотрены специальные подкрепления палубы и погреба для боезапаса. Два морских орудия — четыре дюйма, ствол длиной в двадцать шесть калибров, нарезное, заряжаемое с казны, с поршневым затвором, способное забросить чугунные, начинённые пироксилином бомбы на дистанцию в три с четвертью мили — были заказаны на оружейной фабрике в городе Аламбо, переправлены в Зурбаган, а оттуда, в трюме «Клевера» попали и на остров. Здесь их вместе со боезапасом (по двести унитаров в длинных, из жёлтой латуни, гильзах, на ствол — сдали на берег, на хранение в специально для этой цели сооружённом сарае. И когда «Квадрант-2» бросил в лагуне якорь — Сергей перво-наперво распорядился извлечь пушки из «арсенала» и ставить на палубу, где ещё при постройке были предусмотрены для них особые подкрепления в виде дополнительных бимсов, усиленных стальными уголками. Работы по вооружению шхуны возглавил «Врунгель» — распоряжался, давал указания, выбирал тали, крутил рукоятку лебёдки, пока его едва не едва не придавило многопудовой станиной, под которую старик полез, чтобы проверить, точно ли входят в отверстия болты креплений. И самолично дёрнул запальный шнур, приветствуя входящий в лагуну таможенный крейсер так, как это предписывают строгие правила военно-морского этикета — залпом из всех орудий главного калибра.