Таможня дает добро

С уменьшением расстояния стали различимы и другие детали: дощатая будка на корме и длинный, изогнутый на манер лебединой шеи, румпель, в который вцепился бородатый мужчина в рыбацком плаще и шляпе-зюйдвестке — похоже, подумал Роман, такой «гардероб» является универсальным у моряков любых миров. А вот механического двигателя на дубке, похоже, не было, ни парового, ни какого-нибудь ещё; на палубе он насчитал пять человек, кроме рулевого — четверо суетились с парусами и ещё один, видимо, капитан, стоял, опершись на фальшборт, и смотрел на приближающийся «Латр», откуда прямо в лицо ему смотрел ещё дымящийся ствол шестифунтовки.

Вода под кормой вспенилась — винт заработал на реверс, тормозя бег судна. Пятеро матросов, подгоняемые окликами боцмана, расшпилили чехлы на висящей над правым бортом шлюпке и, взявшись за канаты, спустили её на воду, после чего один за другим спустились в шлюпку и расселись по банкам. Вёсла при этом они поставили торчком, лопастями вверх, зажав их между коленями — «на валёк».

— Ну что, господин таможенный маршал, — Дзирта повернулась Роману, у глазах у неё прыгали лукавые чёртики. к Роману. — Не желаете возглавить досмотровую партию? Пора оправдать жалованье, которое идёт вам от властей города Зурбагана. Они, правда, об этом ещё не догадываются, но не беда — вот вернёмся, сдадите в таможенное управление отчёт, и получите всё, что за это причитается!

Окончание фразы прозвучало откровенно глумливо, и молодой человек счёл за лучшее этого попросту заметить. Он коротко, на военный манер, кивнул (едва удержавшись, чтобы не изобразить щелчок отсутствующими каблуками), спустился на палубу и в сопровождении вооружённого револьвером боцмана направился к перекинутому через фальшборт трапу. «Эх, пистолетик не прихватил… — мелькнула запоздалая мысль. — Так и валяется в каюте, в чемоданчике, вместе с прочим барахлом. Ну да ладно, обойдусь как-нибудь… вон, у боцмана самопал на боку — ствол длиной в локоть, не меньше…»

Он уселся на указанное место — на кормовую банку, рядом со старшиной-рулевым — и принялся озираться. «Латр» замер на воде, слегка покачиваясь и постукивая работающей на холостом ходу машиной, дубок стоял кабельтовых в трёх крейсера. Мористее, кабельтовых в пяти, подходил, дымя единственной трубой «Квадрант», и оттуда семафорили что-то сигнальными флажками. Роман хотел осведомиться у боцмана — что именно? — но не успел. Стоящий на палубе матрос оттолкнул нос шлюпки длинным багром, Боцман каркнул что-то командное — надо полагать, «Вёсла на воду!» или «Навались!», четыре весла разом вспенили воду и шлюпка весело полетела к задержанному судну. Роман, не удержавшись, обернулся. Дзирта с мостика улыбалась и делала на прощание ручкой — будто барышня прощалась на пристани с кавалером, а не командир военного корабля отправлял на задание своего подчинённого.

IV

Однажды Роман уже едва не вывалился из шлюпки — на внешнем рейде Зурбагана после побега, когда мальчишка-фитильщик внезапно заговорил с ним по-русски. Тогда собеседник произнёс лишь пару ломаных фраз — но сейчас в ответ на его вопрос — «Что за судно, куда идёте, сколько народу на борту?» — произнесённый сначала на зурбаганском, а потом, и машинально, и на русском языке, с борта дубка зазвучала родная речь. И на этот раз он сумел не свалиться за борт — но едва-едва, таким сильным оказалось потрясение.

— Шхуна «Херсонес», возвращаемся с уловом к себе, в Живой. Я — шкипер, Найдёнов Филипп, сын Дмитриев. На борту, кроме меня, ещё пять душ, рыбаки.

Отвечавший, тот самый бородач в зюйдвестке, что стоял у румпеля — говорил по-русски правильно, хотя и с явственным южным акцентом. Так, отметил Роман, говорят в Краснодарском крае, на Кубани и на побережье Азовского моря.

— Живой? Это что, название города? Далеко до него?

Последовало неопределённое, несколько удивлённое ворчание.

— А вы, чай, не знаете? Пост Живой, самый большой город на всём Северном Берегу! Идти туда миль шестьдесят, вдоль побережья. При хорошем ветре за десять часов можно добежать — ежели, конечно, всякие-разные не будут по дороге приставать с вопросами!

Да он ничуть не испуган, понял Роман. И плевать ему на замерший в кабельтове «Латр», откуда в дубок только что летели снаряды, и на подходящий «Квадрант», и даже на револьвер на ремне у боцмана. Глуп, не осознаёт степени угрозы? Бесстрашен от природы? Или же чувствует за собой силу — скажем, в виде местного военного флота?

— Я маршал таможенной службы Зурбагана Роман… э-э-э Рамон Меркадер. Я должен осмотреть ваше судно на предмет контрабанды и перевозки запрещённых грузов. Не советую оказывать сопротивление, иначе буду вынужден применить силу.

Эту тираду он выпалил на едином дыхании, стараясь голосом не выдать своего волнения. Настоящим таможенным чиновникам хорошо, у них опыт, инструкции на все случаи жизни — а ему приходится нести такую вот отсебятину, позаимствованную в-основном, из кинофильмов. А ну, как шкипер сейчас пошлёт его подальше и направится по своим делам — что же, в самом деле, открывать огонь по мирным рыбакам, не сделавшим ничего дурного, чья вина лишь в том, что они попались им на глаза?

К счастью, шкипер упираться не стал.

— Это что же за грузы такие… запрещённые? — пробурчал он. — Да и где тот Зурбаган? Мы не в ваших водах, в своих у своего берега — стало быть, и досматривать нас полного права не имеете! Но уж ладно — смотрите, ищите. Семён, скинь трап ихнему благородию! Вишь, неймётся им!

Обыск мало что дал. Груз дубка составляли несколько центнеров свежевыловленной рыбы, по большей части, напоминающей самую обыкновенную треску. Из оружия борту обнаружилась винтовка — длинная, с вытертым добела металлическими частями и обшарпанным деревянным ложем и треснутым, тщательно заделанным, прикладом. С виду она походила на трёхлинейку, однако магазинная коробка имела несколько иную форму.

— Винтарь мой, от прадеда остался. — пояснил шкипер. — Ему лет сто, с лишком, а в исправности, бой отменный. Патрончиков только мало, а новые-то взять неоткуда…

Больше оружия на баркасе не было — только два зазубренных гарпуна на длинных древках да матросские ножи. Роман приказал изъять и их — просто так, на всякий случай. Рыбаки отдали ножи без возражений — хотя и не без матерных комментариев по адресу чужаков, которым делать нечего, кроме как беспокоить порядочных людей.

Из документов нашёлся только потрёпанный судовой журнал с обычными для такого случая записями на русском, что характерно, языке: о лове рыбы, заходах в порт, погоде, неполадках, мелких происшествиях на борту. В одной, сделанной трое суток назад, говорится о пароходе, встреченном на подходах к Живому. Здесь же значится название, латиницей — «Griza mevo».

— Что за судно? — осведомился Роман, хотя и сам знал ответ.

— Так это ж ваше, из Зурбагана. — охотно отозвался шкипер. — «Серая чайка» по-нашему. Уже в третий раз к нам приходит.

— А где оно сейчас?

— В Живом стоит, под погрузкой. Говорили — послезавтра уйдут. А вам, стало быть, они нужны?

— Любопытно… — Роман закрыл журнал и сунул его под мышку. — это я забираю. Потом верну, даю слово. — добавил он, увидев как вскинулся шкипер.

На этом обыск закончился. «Латр» взял дубок на буксир (предварительно Дзирта отправила на «приз» мичмана с двумя матросами при палашах и револьверах) Роман и шкипер перебрались на «Квадрант», и суда, задымив трубами, двинулись, держась милях в трёх от Северного Берега — так, кажется назвал шкипер Дмитрич это побережье? — в сторону лежащего где-то за горизонтом города со странным названием «Пост Живой».