Тень Беркута

Больше других обманутым чувствовал себя Субудай-багатур. Надежды, которые он возлагал на прорицателя, не исполнились, и Саин-хан опять будет сомневаться в собственных силах, опять медля с походом. А зима уже приближается. Утренняя прохлада донимает все сильнее... И такую силу войска не прокормить теми запасами, что захвачены в половецких степях. Добыча слишком мала... Орде нужны богатые города с полными закромами зерна, конюшнями скота, много теплой одежды... Все это мог дать урусский край. Но выступать в поход нужно немедля, пока кони еще могут найти себе пропитание сами. Пока землю не устлали глубокие непроходимые снега...

Мысли аталыка были тяжелыми и невеселыми, но вдруг что-то заставило его вынырнуть из этих глубин, и он недоуменно оглянулся, еще не осознавая, что именно произошло. И только перехватив удивленный взгляд своего воспитанника, направленный на то место, где все еще лежало тело мертвого гадальщика, Субудай-багатур понял: твориться что-то невероятное.

Рабы, которым было приказано отволочь вон убитого Газука, – перешептывались! Бессловесный скот, который не осмеливался даже громко дышать и передвигался в шатре, как бесплотные тени, (так, что его и не замечали) осмелился заговорить. Открыть в присутствии Повелителя мира свой поганый рот! Пусть шепотом, но и этого было достаточно, чтобы заставить рабов сожрать, предварительно вырванные, их же собственные языки. Мало того – эти подлые создания, не выполнив приказа Субудай-багатура, кинулись прочь, будто испуганные курицы от тени ястреба.

Разгневанный такой дерзостью, хан, потемнев лицом от ярости, вскочил с подушек. Рукава его халата взметнулись двумя хищными крыльями... Но слова неминуемого и безжалостного приказа, что вот-вот должны были прозвучать, так и остались не произнесены... На него пристально глядел мертвый колдун! Глядел!.. И то был не стеклянный отблеск мертвых глаз покойника, а теплый человеческий взгляд. Твердый, серьезный и чуть насмешливый.

– Проклятие!

А в следующее мгновение, когда Газук пошевелил рукой и попробовал подняться, дико заверещали в один голос госпожа и служанка.

Губы колдуна кривились в болезненной гримасе. Он осторожно, чтобы не тревожить рану, провел рукой по груди, внимательно осмотрел вымазанную собственной кровью ладонь, попробовал ее на вкус кончиком языка. Довольно кивнул, каким-то своим мыслям и без посторонней помощи сумел подняться на колени. Потом, сделал еще одно усилие и, неуверенно покачиваясь, бледный словно смерть или дух ночи Иблис, выпрямился во весь рост. Здесь-таки, не сходя и на шаг с войлочного ковра, потемневшего от его же крови. А потом широко и весело улыбнулся.

– Вот и все доказательство, Повелитель мира, – промолвил спокойно, но в этот раз в его слова уже прозвучала насмешка. – Ты доволен им, или еще попробуем что-то, такое же веселое?

– Живой... – прошептал растерянно Саин-хан. – С пробитым сердцем... Значит, все-таки бессмертен! О, боги! Ваша милость безгранична... – Будучи, как все монголы, очень суеверным, хан, на всякий случай, сложил пальцы рук в фигуру, которая прогоняет злых духов. А к воскресшему колдуну обратился уже гораздо почтительнее. – Скажи, о тот, который зовется Газуком, ты человек или дух? А может, кровожадный мангус?

Хан говорил спокойно, но капли пота, которые выступили на висках, показывали, ценой какого напряжения дается ему эта безмятежность.

– Наши шаманы тоже много знают, но умереть и ожить, еще не сумел ни один... Бог, которому ты служишь, должен быть очень благосклонным к тебе. Надеюсь, мы не рассердили его своей неучтивостью? Ведь ты сам захотел продемонстрировать нам свое бессмертие.

– Не беспокойся, Повелитель, – поклонился уважительно Газук. – Боги не рассердятся. Ведь я служу самому Сульде. А Богу войны не привыкать к виду крови. Только, если твоя милость столь безгранична, позволь присесть недостойному даже стоять в твоем присутствии. Возвращение к жизни забирает много сил, а у моего старого тела их и так уже не слишком много...

Колдун вел себя так учтиво и угодливо, что очень скоро впечатление от неимоверного чуда стушевались в сознании Бату-хана, и он как-то неожиданно узрел перед собой умного немолодого человека. Больше похожего на факиха или имама, чем на коварного джина, – которыми матери пугают маленьких непослушных детей в монгольских юртах.

Хан хлопнул в ладони, и рабы, со страхом подсунули колдуну большую вязанку черных овечьих шкур, – напротив Батыя, но с другой стороны очага. Все-таки хоть какая-то защита от колдовства. Ведь всем известно, что только самые свирепые из джинов – ифриты могут проходить сквозь огонь, но и они брезгуют дымным пламенем.

– Подайте гостю кумыс, – прибавила от себя Юлдуз-хатун, заметив, что старик часто облизывает пересохшие губы. – Пролитую кровь, вероятно, также нужно возобновить?..

– Благодарю тебя, о Свежее Дыхание Ветра В Знойный Полдень, – искренне ответил колдун. – Это и в самом деле так...

Газук взял в руки большую пиалу и жадно выпил все до капли.

– Большое спасибо... – повторил, благодарно прикладывая ладонь к сердцу. – Теперь я готов служить тебе, Повелитель, приказывай.

«Что же, – взвешивал между тем Батый, – и бессмертный должен признавать силу монгольского войска. К тому же, недаром он просил не отрубать голову... Должна быть причина! А если отрубить? И сразу сжечь дотла? А пепел развеять по ветру, или распылить над бурной водой? Тело тоже можно сжечь... Кто знает, как тогда будет с воскрешеньем? Может, попробовать? Но тогда я опять не получу ответа на свои вопросы... Нет, лучше подожду. В конечном итоге, куда он денется? Прикажу – и мои тургауды приволокут этого бессмертного за конским хвостом – хоть в монгольские степи, хоть – в Московию. Или и к Последнему Морю. Между прочим, а если действительно волочь в такую даль, то смогут ли останки собраться вместе, дабы воскреснуть?..»

От этих мыслей Саин-хан почувствовал себя гораздо увереннее и милостиво кивнул головой, а тогда сказал, глядя в огонь:

– Ты так и не сказал, кем являешься в действительности...

– Я всего лишь человек, повелитель, – спокойно ответил колдун. – Старый факих, что тысячелетие тому обменял утешения и наслаждение плоти на бесконечное изучение мудрости, оставленное нам теми, кто жил века и века до нас. Спрятавшись от всего мира со своим учителем в безлюдную пущу, я изучал разные науки и набирался ума. То были благословенные времена. Я служил Сульде, и он щедро наделял меня силой. Птицы и зверье, травы и деревья – все подчинялось моей воле. Хоть я был лишь слугой у Богов, зато на земле не нашлось бы человека могущественнее меня. Но – ничто не вечно... Как оказался, это справедливо и в отношении Богов.

Бату-хан удивленно подвел голову.

– Да, Повелитель тумена туменов, – горько вздохнул странный старец. – Боги – тоже уходят. Их сила измеряется количеством людей, которые в них веруют.

Субудай-багатур недоверчиво покашлял.

– Неужели людей стало так мало? – удивился Бату-хан. – Мой славный дед, Потрясатель Мира, конечно, оставил по себе кровавый след, но много и выжило. К тому же, хе-хе, наши воины, старались как могли, увеличивая плодовитость покоренных народов...

– Хвала всемогущему Сульде! – воздел вверх руки колдун. – Женщины рожали щедро и постоянно. Народу в мире хватало с избытком, даже после того, как по нему кровавым потопом прошелся неумолимый Аттила.

– Кто это? – спросил Саин-хан, сурово насупливая брови.

– Этот воин водил свои войска этими степями, когда я был младше на несколько веков, – ответил Газук. – В память о нем осталось только имя данное реке. Итиль… Аттила… Но о нем, расскажу чуть позже, если будет желание слушать. Сначала – о Богах... – Он перевел дыхание, будто вздохнул. – Так вот: лет тысячу тому назад родился новый Бог. По разному его звали... Безымянный, Единый. Отличающийся от других тем, что собственного сына позволил убить людям, вроде бы во искупление их же грехов. В чем здесь смысл, я до сих пор не понял. Но не обо мне речь... Остальные боги поначалу со всего этого только посмеивались... А когда опомнились – оказалось, что сила его стала больше всех их вместе взятых. И хотели бы на старое повернуть, да не властные уже были ни над миром, ни даже над своей собственной судьбой.