Тень Беркута

Ружена молчала. Ей вдруг все стало безразлично. Она поняла, что наступил конец всем мечтам, что к прошлому возврату нет. А искать надежду, выдумывать для себя что-то хорошее в будущем – не было ни силы, ни желания. Полное отвращение к жизни сковало ее тело и душу.

– Молчишь? – не утихал тем временем Юхим. – Ну, молчи, молчи... А я все-таки придумал для тебя кое-что... Ты и не догадываешься. Спасибо, Мара подсказала...

Он хищно улыбнулся и добыл из-за пазухи небольшой мешочек, который висел у него на шее. Расшнуровал его и высыпал себе на ладонь что-то, похожее на большие сморщенные черных ягоды.

Руженка будто сбоку смотрела на все это и равнодушно думала: «Это он яд раздобыл где-то... Хочет меня убить... Вот и хорошо... Все закончится сразу, и, может, будет не очень больно».

– Глотай! – приказал Юхим и поднес те ягоды Руженке к губам.

Женщина послушно открыла уста и, больше морщась от брезгливости к его потной лапы, чем от неизвестного яда, губами собрала с ладони мужа все и проглотила. Проглотила, попрощавшись мысленно с миром, и умоляя Бога, чтобы не долго мучиться.

И вот теперь Юхим захохотал во второй раз и от души.

– Глупая подстилка, ты думаешь – я отравил тебя? А дудки! Тогда бы тебе опять удалось убежать от меня. И уже навсегда, да? Нет, даже не надейся... Я отпущу тебя от себя лишь после того, как сам смогу натешится всласть, или когда красота твоя увянет и будет никому не нужна.

– Что же ты тогда дал мне? – в голосе Руженки зазвенел ужас. – Приворотное зелье?!

– Зелье? – Ефим засмеялся еще веселее. – Да... Лишь не приворотное, а – волчье! Оно гораздо надежнее! Потому, что отныне ты каждую ночам будешь становиться волчицею и моей самкой... И никто другой не будет существовать для тебя.

– Нет! – отчаянно вскрикнула Руженка. – Нет! Никогда! Лучше смерть!

– А вот поглядим, – зловеще прошептал Юхим. – Смотри-ка, уже и одежонка твоя готова. И если я не ошибаюсь, то сам Велес собирается на тебя ее примерить.

Перед людьми и в самом деле, будто из воздуха, соткалась фигура могучего человека в красном как жар плаще, с длинными черными волосами, что, как будто густой смоляной дым, струилось с головы на плечи. Такие же усы и борода делали лицо Черного Бога белее снега, а глаза на нем казались двумя обожженными ранами. В руках Велес держал волчью шкуру. Некоторое время он молча миловался красотой женщины, и что-то – словно колебание или размышление – мигнуло в его глазах, но, похоже, что и боги вынуждены повиноваться обычаям.

– На колени! – приказал Руженке.

Та хотела что-то возразить, просить милости, но слова так и не выскользнули из ее горла, зато ноги послушно подогнулись, и женщина с тихим рычанием опустилась на четвереньки.

В то же мгновение Велес накрыл ее волчьей шкурой.

– Носи как собственную, – молвил повелительно. – Сегодня привыкай, а от завтра и до скончания века: день – для мужа, ночь – для зверя! – и исчез. А вместо Руженки перед Юхимом появилась молодая, сильная волчица.

– Вот и все, милая, – улыбнулся Юхим. – Вероятно, давно следовало так с тобой поступить... Теперь будешь лизать мне сапоги, а любого другого мужчину, как только стемнеет, разорвешь в клочья. Вот теперь ты, точно моя!

И в подтверждение сказанного, волчица послушно, хотя и неумело, завиляла хвостом...

* * *

Домой Найда возвращался словно во сне. Все, что случилось с ним, – казалось каким-то страшным бредом. Руженку будто кто-то подменил. А поскольку парень не чувствовал за собой никакой вины, то, поддаваясь уговорам извечного мужского самолюбия, готов был признать, что молодая женщина и в самом деле решила бросить его. То ли от страха перед наказанием, или подчиняясь какому иному капризу, – не существенно. Но – бросить! И Найда чтобы не обезуметь от мыслей, медленно стал убеждать себя в том, что, вероятно, люди правду говорят: «все женщины хвойды, и надеяться на их верность – пустое дело, – особенно, если они уже имеют в этом кой-какой опыт».

Отворив двери родной хаты, Найда облегченно вздохнул, так, словно все тревоги и неприятности остались за порогом. Но сразу же натолкнулся на укоризненный взгляд матери, что так и придавил его к дверному косяку.

– Уже не спите? – брякнул первое, что пришло в голову.

Матушка лишь неодобрительно покачала головой.

– Вот еще, – фыркнул раздраженно. – Маленький я, что ли?

– С малым было меньше хлопот.

– Нене, ну что вы такое говорите, – не сдавался Найда. – Неужто и погулять парню нельзя? Вы вспомните, как сами с отцом молодыми были. Тоже, вероятно, до зорьки гуляли?

– Отца вспомнил! – всплеснула руками Христина. – Постеснялся бы, лоботряс! Будто отец твой на чужих молодых жен когда заглядывался? А ты? Совершенно от рук отразился! Д если б Опанас не болел, намял бы он тебе сейчас чуба! Бесстыдник! Коль самому все безразлично, то хоть бы о нас подумал... Как людям в глаза смотреть? Перед Юхимом не стыд?

– Перед Юхимом?! – даже побледнел от ярости Найда. – А меня он пожалел, когда Руженку покупал? Ведь знал, что мне она обещалась! Все знали!!! Но продали... Теперь же, еще и стыдят.

Матушка опустила голову и подошла ближе. Легко прикоснулась сухой ладошкой широкой сыновней груди и молвила умоляюще:

– Что же теперь сделаешь, сынку? Ведь венчанные они... Грех жену от мужа отбивать. Терпи... Девушек еще много. Полюбишь другую... Ты же у нас парень хоть куда. Каждая с радостью за тебя пойдет. Не загуби себе жизнь неисполнимым желанием... А ей – душу.

Найда горько вздохнул и обнял мать.

– Не беспокойтесь, нене... Окончилось этой ночью все... Больше – не будет глупых мечтаний... Спать хочу.

Тяжело ступая, будто удерживая на плечах пятипудовый куль зерна, парень прошел в свой закоулок и, не раздеваясь, упал на лежанку.

– О Боги! – прошептал еще. – Кто бы подсказал мне, как дальше жить?

На полу тихо зашелестело и тоненький голос отозвался:

– Я могу, если захочешь выслушать?

Найда даже вздрогнул от неожиданности, а тогда опомнился.

– Это ты, Митрий?

– Я, – ответил домовой и забрался на лежанку рядом с головой парня. Был он ростом величиной с кота. Но при потребности и в мышиную норку спрятался бы.

– Скажи мне, Митрий... – попросил Найда, – потому что я обезумею от шальных мыслей. В самом ли деле Руженка для меня навсегда потерянная?

– Ты еще и не знаешь всего... – медленно промолвил тот.

– Господи! Что же еще? Над ней таки...

– Нет, но...

– Ну, говори же!

Домовой поерзал немного, усаживаясь.

– То, что она говорила с тобой сердито и зло, в голову не бери. Просто ей слишком много пришлось пережить. А вот то, что она мардагайлом стала, – беда. В подобии женщины-волчицы Руженка лишь одного хозяина будет признавать. Того, что волчьей сущностью ее одарил… Юхим для нее теперь не только муж законный, но и вожак стаи. С полной властью над жизнью и смертью...