Тень Беркута

– Тогда слушай, – легко согласился Газук. – Гора, которая возвышается над твоим шатром, названа именем его отца, хана Урака. Восемь веков тому Аттила-хан, воин, душой и телом, отказался стать зятем Духа реки Итиль. Потому что, хотя и любил его красавицу дочку, не мог согласиться с тем, что до самой смерти будет вести оседлый образ жизни. А с благословения Бога войны оседлал его боевого коня. Все гунны пошли тогда за ним, и много земель повиновались могучей руке непобедимого полководца. Но, презренная в своих чувствах, покинутая перед самим венчанием невеста смогла отыскать его и у подножия Карпатских гор... Оборотившись на прекрасную пленницу-княжну, она заколола непобедимого в бое воина на брачном ложе... А со смертью хана остановился и поход гуннов... Впоследствии этот народ совсем исчез с лица земли, перемешавшись и слившись с океаном побежденных и покоренных им же племен... А конь – остался без хозяина... И если Саин-хану, внуку Темуджина, удастся оседлать его, то... – Газук перевел дыхание и прибавил немного спокойнее:

– Клянусь своим бессмертием, Бату-хан, к твоим ногам склонится Вселенная! А Сульде желает тебе этого, как никому другому.

– В Карпатских горах? – переспросил Батый, потрясенный словами колдуна. – Что ж, когда юрты моих воинов раскинутся у их подножия, я найду коня Бога Войны. Мои «непобедимые» и «бешенные» Субудай-багатура отыщут его, даже если придется перебрать эти горы камень за камнем. А славянская богиня? – спохватился вдруг. – Как ты ее назвал? Морена?.. Она, согласится отдать коня мне, или придется брать его с боем?

– Согласится, повелитель! Более того, Сульде сам оседлает его для тебя, когда наступит время...

– Но почему боги не подвели этого коня Чингизу?! – таки не стерпел Субудай-багатур, который давно уже хотел об этом спросить. Жизнь научила его, что самый страшный враг тот, который поет сладкие песни, а острый кинжал прячет в рукаве, и верить можно лишь тому, у кого нет возможности добиться успеха без твоей помощи. – Прости, Непобедимый, но пока я не пойму, почему Боги предлагают внуку то, чего не предлагали деду, я не стану советовать прислушаться к их словам. Неужели, силы Единого так выросли за неполные тридцать лет?

На это нескрываемое недоверие Газук лишь улыбнулся и поклонился старому воину.

– О повелитель, с такими мудрыми и дальновидными советчиками, как Раненый барс, ты завоюешь мир даже без волшебного коня. Замечание твоего аталыка мудрое, потому я охотно объясню... Дело в том, что Богам дано видеть в душах смертных. И Чингизу не предлагалась помощь, потому что он не сумел бы, да и не захотел бы платить за нее.

– Но-но! – сурово прикрикнул Саин-хан. – Не забывайся! Разве дед был воином и полководцем, хуже меня? А тем более, какого-то Аттила...

– Каждое слово твое, о Мунке-Сал, золото, – уклонился Газук. – Но я не о том... Твой славный дед покорил Поднебесную империю. Миллионы людей! А сколько убил? То-то… Да и сторонники Единого на Западе, а не за Большой стеной. Боги были благосклонны к Чингизу, но ожидали именно тебя! И, чтобы развеять ваши сомнения, прибавлю еще... Единый Бог исчезнет, а могущество вернется к Богам давним лишь после того, как Чаша слез перельется через края. А кому же еще, славный потомок Священного правителя, наполнить реки, которые вливаются в это море?

– Согласен, – кивнул аталык. – Это я принимаю. Чингиз и в самом деле предпочитал брать выкуп, чем устраивать кровавую резню... Но объясни мне еще одно... Почему Саин-хан должен идти за тем конем сам? Почему Боги просто не приведут его сюда? Ведь именно в их интересах – как можно раньше начать победоносную войну...

– Что ж, можно поговорить и об этом, – согласился Газук. Он уже давно поднялся и, разговаривая с ханом, нетерпеливо похаживал по юрте. Конечно, это было достойно наказания – как проявление неучтивости к Правителю, но сегодня на это никто не обращал внимания. Даже Субудай-багатур, что всегда ревностно требовал соблюдения всех традиций. – Дело в том, что конь Бога Войны – не просто магическое животное, – такой себе, волшебный талисман. Нет! Это – сама Смерть! И на право оседлать ее, нужно сначала заслужить. Саин-хан должен проявить себя и как воин, и как полководец. Недостойного конь убьет прежде чем он протянет руку к уздечке... Даже если стремя избраннику будет придерживать сам Сульде!

Субудай-багатур потрясенно молчал и только изумленно переглядывался с Саин-ханом, не зная, верить услышанному, или нет. А когда, наконец, оба обернулись к Газуку, то увидели, что по старому колдуну и место застыло.

– Где же он? Аталык! Юлдуз! – воскликнул ошеломленный джихангир. – Куда девался колдун?!

Но молодая женщина так же удивленно смотрела на пустую юрту и кучу шкур перед очагом.

– Арапша!!!

Охранник ворвался в палатку с обнаженным мечом, но остановился, словно вкопанный, растерянно и ничего не понимая глядя на хана.

– Где старик!

Но Арапша лишь глазами мигал.

– Ты что – отходил от палатки?!

– Нет, повелитель! – побледнел тот. – Как можно?

Саин-хан задумался.

– И из палатки никто не выходил?

– Лишь белая сова вылетела... Нужно было подстрелить? Я сначала хотел, но, как можно, без приказа?

Хан кивнул головой.

– Что ж... Вероятно, он все сказал, что велели передать мне Боги... Оседлать Смерть?! Страшно... Но может ли быть большая честь для воина?! – произнес задумчиво. А потом прибавил, обращаясь к Субудай-багатуру.

– Вот что, учитель, кажется мне, что все-таки пришло время отправляться дальше? Поднимай тумены. Мир заждался меня! И еще... – джихангир неуверенно хмыкнул, – ну…, оставьте припасов для шаманов Хоходой-Моргона или что?..

– Слушаюсь и повинуюсь, – подхватился на ноги старый воин. – Не беспокойся, повелитель…

– Вот и шевелись. Запрягай свою железную колесницу... Земли урусов распростерты перед нами, словно девственницы, которые уже созрели за время, минувшее от похода моего деда.

– Хвала Богам! – воскликнул Субудай-багатур.

–Да! Клянусь, я утолю их жажду горячей кровью! И пролью ее столько, что как бы Им не захлебнутся в ней!

Глава седьмая

Зима года 6748-го. Околица Галича.

Пидгороддя

Впору скошенное и не пересушенное сено из лесных трав было пышным, как и косы женщины, которая лежала на нем. А пахло – аж мысли в голове путались, будто от крепкого меда. И в крови начинал бурлить такой шал, что целой зимней ночи казалось слишком мало, чтобы полностью погасить его. Нежные руки красавицы давно бессильно разметались, словно перебитые крылья птицы. Зеленые глаза заволокло хмельным туманом. Но Найда не унимался. Будто догадывался, что все это даруется ему в последний раз. Пока Руженка не попросила пощады...

Он некоторое время еще пытался расшевелить подругу, но, не чувствуя желания, разочарованно вздохнул и сдвинулся вбок. Провел благодарно ладонью по ее бархатному, теплому, еще податливому, но уже безвольному телу, и бережно прикрыл тулупом. Ночь выдалась морозной, поэтому холод донимал даже здесь, в глубине большого стога. Особенно теперь, когда они разомкнули пылкие объятия, и любовный жар угас окончательно. Потом сладко потянулся, до хруста в костях, удобно примостился под мягким боком возлюбленной и попытался задремать. А там – и вовсе уснул. Да так крепко, что не услышал, как треснул хворост под тяжелым сапогом. И пришел в себя лишь после того, когда снаружи знакомый и совершенно неуместный здесь и сейчас голос разъяренно заорал: