Тень мачехи

Глянула в зеркало, пересекавшее откинутую крышку несессера широкой бездонной полосой. Цвет кожи идеально выровнен, лицо выглядит естественно-свежим. Настроение поднялось на полградуса и Таня уцепилось за это, едва заметное, шевеление: значит, нужно продолжать. Она порылась в недрах косметички: где-то был карандаш для бровей. Подчеркнула соболиные изгибы. Потом нанесла тени для век, присмотрелась — слишком ярко. Растушевала кисточкой — мягкие прикосновения успокаивали, неприятные мысли стали отходить на задний план. Немного туши на ресницы, и глаза стали глубже, выразительнее. А вот помаде сегодня — нет, всё же не то настроение.

Татьяна расчесала волосы, брызнула на шею туалетной водой — холодные капли взбодрили, как крохотный душ, тягучий аромат Ultraviolet от уважаемого ею Paco Rabanne окутал ее запахом достоинства, ореолом загадки. Женщина. Она — женщина, и этого не отменить. А коль это так, у нее когда-нибудь обязательно будет ребенок… И, если понадобится, новый муж.

Она сняла бесформенную ночнушку, надела цветастый халат — такие в гинекологии выдавали бездомным или поступившим по экстренной (что ж, очень к месту — она тоже чувствовала себя странницей, потерявшей семью и дом). Нужно спуститься в педиатрию: ей хотелось поговорить с Витькой по поводу вчерашнего мальчика, а, может, и навестить этого скрытного пациента. Вдруг удастся разговорить его. Без этого не получится защитить ребенка от человека, который настолько искусно владеет ремнем, что хочется на этом же ремне его и повесить.

Она выпрямила спину и вышла в коридор. Возле двери отделения висело большое зеркало. Таня окинула себя взглядом: лицо и прическа в порядке, а вот тело, утонувшее в больничном халате, выглядело, как клумба, которую утыкал цветами безумный садовник. Стоит сказать Максу, чтобы привез ей нормальную одежду.

«Ты поговоришь с ним сегодня. И не начинай трястись от страха, — велела она себе. — Помни, что самое страшное ты уже пережила».

3

Снегоход радостно взрыкивал, бросался снежной пылью — как давно не гулявший зверь, обезумевший от простора. Залесский крепче взялся за широко расставленные рога руля: под снегом, засыпавшим поле, могли скрываться рытвины или пни, а, значит, в седле нужно держаться прочно. Не по-зимнему яркое утреннее солнце слепило глаза, и он опустил со лба горнолыжные очки с затемненными стеклами, резко крутанул ручку газа и выехал на холодную равнину. Он уже увидел, где прополз мальчишка. Широкий извилистый след, пересекавший белую пустошь, казался тропой, испещренной норами странных животных. Похоже, парнишка полз, проваливаясь в снег локтями и здоровым коленом, волоча больную ногу. Залесский поморщился, представив, что пришлось вытерпеть найдёнышу. С другой стороны, если бы не снег, трудно было бы определить его маршрут.

Юра пришпорил снегоход, и тот заскользил вдоль следов, взрезая лыжами запорошенную даль. Стена леса, темневшая на горизонте, приближалась с каждой минутой. Залесский глянул на спидометр: позади уже три километра, а ведь мальчишка прополз их с вывихнутым коленом. Сколько времени на это ушло? Не удивительно, что он заработал такой кашель.

У кромки леса следы взбирались на холм, заснеженный горб которого был усеян небольшими сосенками. Выпростав лапы из-под льдистого фирна, они стояли застывшими стражами, по-дикообразьи щетинясь зелеными иглами. Снегоход скользнул между ними и, клюнув носом, заурчал, выкарабкиваясь из рыхлости сугроба. Юрий чуть сдал назад и заглушил мотор: дальше стена деревьев уплотнялась, громоздкий снегоход мог не пролезть сквозь нее, так что придется идти пешком. Но чутье подсказывало, что осталось недолго.

Вчера вечером Залесский всё думал о своем найденыше. Та симпатичная женщина в больнице сказала, что мальчишка сильно избит. И это его враньё о потере памяти… Видать, сериалов насмотрелся и решил, что сможет всех обмануть. Узнать бы, кто он — тогда и родителей разыскать раз плюнуть, чтобы посмотреть, что там за семья. Хотя, что там смотреть? Когда он после окончания университета стажировался в милиции, то не раз бывал на комиссиях в ПДН, помогал в обследовании неблагополучных семей. Каждый раз одинаковая история: пьющие родители, запущенный дом, пустой холодильник. И дети мал мала меньше — одетые в тряпьё, голодные, забитые.

Вряд ли мальчишка сбежал из дома налегке. Наверняка у него с собой что-то было: одежда, еда, вода. Может, любимая игрушка — ведь обычно дети думают, что уходят навсегда, и берут с собой хотя бы часть своих вещей. Да и парень не маленький, понимал, что может понадобиться в дороге. Вполне возможно, что он даже документы с собой прихватил.

Поразмыслив об этом, Залесский решил прямо с утра поехать на то место, где подобрал найденыша. Если мальчик сказал правду и действительно сломал лыжи, скатываясь с горы, нужно поискать его вещи — среди них может найтись подсказка.

И вот сейчас он, похоже, оказался у той самой злополучной горы. След петлял между деревьев, и Залесский пошел по нему, проваливаясь в глубокий снег. Задрав на лоб горнолыжные очки, он разглядывал снежное покрывало, пытаясь угадать место катастрофы. И вскоре заметил торчащий из снега обломок, похожий на вытянутую бадминтонную ракетку, сплетенную из светло-коричневых прутьев. Верхний ее край был неестественно согнут, и на месте слома торчали острые древесные зубья.

«Так вот оно что! Не лыжи у тебя были, а снегоступы», — подумал Юрий. Оглянулся, ища второй. Где-то наверху встревожено застрекотала птица.

Пара к снегоступу нашлась быстро — лежала у подножия кряжистой сосны, среди ушастых заячьих следов. А рядом валялась выгнутая ветка, концы которой были связаны толстой леской. И только подняв ее, Юрий понял, что держит в руках самодельный лук. Неужели мальчишка гонялся с ним за зайцем? Это же глупо! Но так по-детски…

Больше ничего не было. Широкие следы снегоступов поднимались к вершине холма, и Залесский, скрипя снегом и потея в своем утепленном лыжном костюме, полез выше. Хорошо, что надел не ботинки — сейчас бы уже набрал ими снега — а дедовские унты, которым сносу нет. Наконец, он взобрался на холм и присвистнул — чуть поодаль стояла небольшая рубленая изба. Хлопнул себя по лбу: и как он сразу не понял, что бывшая заимка лесника совсем рядом! Вот что значит пойти куда-то кружным путем. Но как мальчишка оказался здесь, ведь отсюда до города больше ста километров?

Юрий направился к двери дома и, чуть пригнувшись, вошел в низкую дверь. Пахло вымороженной затхлостью, и немного — дымом. Слабый свет пыльной взвесью стоял возле маленького окошка, над широким некрашеным столом, сделанным из грубо обработанных досок. На нем, среди грязных тарелок, кульков, склянок с солью и сахаром, стояла в жестяной кружке оплывшая грязно-белая свеча. Залесский достал из куртки зажигалку, поднес к фитилю. Огляделся.

В глубине комнаты белела печь, в ее закопченном зеве ютились две облезлых кастрюли. Перешагнув через гору хвороста, лежавшую у печи, Юрий поочередно приподнял крышки: одну кастрюлю до половины заполнял лёд, на дне другой была смерзшаяся перловка.

С печной лежанки свисало старое стеганое одеяло, в прорехах которого серела сбившаяся комьями вата. Залесский выше поднял свечу и заметил в углу грязный спортивный рюкзак. Потянул за лямку: ну, иди сюда, дружок, открывай свои тайны.

Расстегнув обе молнии, он вывалил содержимое рюкзака на стол. Начатая пачка спичек, мешок сухарей из порезанных вдоль кусков черного и белого хлеба — так его обычно нарезают в столовых. Кусок мыла, складной нож. Головка чеснока, кусок ваты, флакончик йода. Веревка. Длинная жестяная коробка с грузилами, крючками и мотком рыболовной лески. А парень-то подготовился…