Тень смерти

— Старик, отходи за ворота и проруководи остальными, а то они сами даже строя держать не смогут.

Скелет, который уже догадался, что последует за этим приказом, убрался с дороги и поспешил к воротам. Его противник тут же схватился левой рукой за опутавшие его корни, поднатужился… и выдернул их из земли, а затем стряхнул с себя.

— Впечатляет, но уже поздно, - сказал Хасан, показывая на него пальцем. Воин застыл в изумлении и ужасе, глядя, как по поверхности его доспехов распространяется чародейский узор. В этот момент Мардок спустил тетиву, и стрела композитного лука пробила прочнейший из веснотских доспехов.

Хасан привычным движением отбросил меч в сторону и сжал руки возле груди, одну поверх другой (хотя делать это со сломанной рукой было достаточно неудобно).

— Три ключа поворачивают колесо водяной мельницы, поток тьмы создает волну!

– произнес он заклинание, ставшее своеобразной визитной карточкой темных магов. Поток энергии, более темной, чем ночь, разошелся от мага во все стороны, не причиняя вреда камням моста или башням, но стоило ему коснутся доспехов стражника, как тот скорчился от боли. Поток прошел сквозь него и зацепил скелета, который еще не успел отойти достаточно далеко. Что-то ослепительно вспыхнуло и скелет упал на землю, но уже через мгновение поднялся на ноги, встряхнул плечами и пошел дальше. Что касается стражника, то он тоже попытался подняться, но еще одна стрела уложила его окончательно.

— Мне определенно стоит поработать над глазомером, - произнес Хасан, поднимая с земли меч.
– Пойдем, Мардок. Что-то мне подсказывает, что эффект нашего отвлекающего маневра не может длиться вечно.

Пройдя через ворота, Хасан убедился в истинности своего предположения. Старик сражался с каким-то стражником (уж не тот ли этот арбалетчик?), а остальные выстроились в два ряда — упыри спереди, стрелки сзади — и пристально смотрели в ту сторону, откуда по берегу реки бежали еще четыре караульщика. Один из них, вооруженный мечом и огромным щитом, подбежал к упырю-гному. Другой остановился на почтительном расстоянии и принялся заряжать свой арбалет. Третий еще на бегу раскрутил пращу и выпустил камень, ударивший по голове одного из упырей. Четвертый, рослый парень с двуручным мечом, еще не успел ничего сделать, а на него уже набросился разъяренный упырь, которому за весь день так и не удалось пробить хоть чью-нибудь броню. Видимо, теперь он решил отыграться на воине, на котором ее не было. Раздался оглушительный грохот — это выстрелил посох гнома-скелета. Хасан первый раз пожалел, что взял его в отряд — на пару мгновений все участники боя оказались полностью дезориентированы. Впрочем, это был и последний раз, когда Хасан пожалел о наличии в его отряде обладателя легендарного гномского оружия, ибо эффект от выстрела превзошел все ожидания. В огне и дыму, вырвавшихся из дула посоха никто не увидел самого снаряда, а когда все поняли, что только что произошло, один из вражеских воинов уже держался за простреленную ногу. Скелеты-лучники решили не отставать от своего коллеги, и на врагов вновь посыпался ливень из стрел. Противники отвечали редкими, но точными выстрелами из пращи и арбалета. В какой-то момент Хасану показалось что даже иссушенные почти до прочности камня тела упырей не выдержат этих выстрелов, а, увидев, как стражник с двуручным мечом отсекает одному из них руку, Хасан, вопреки своему первоначальному намерению поддерживать своих магией, оставаясь на почтительном расстоянии, решил вмешаться. Он подбежал к противникам, и, когда стражник занес меч для очередного удара, вонзил свой клинок ему в живот. Впрочем, упыря это уже не спасло — камень из пращи размозжил ему череп.

Оба отряда потеряли по одному бойцу, но для стражников, находившихся в численном меньшинстве, это означало переход к менее выгодному соотношению сил. Похоже, они первыми это осознали, потому что один, из них, арбалетчик, крикнул:

— Мы их задержим, лейтенант! Сообщите обо всем в крепость.

Другой солдат, тот самый, который до этого стрелял в Хасана, а теперь сражался со Стариком, кивнул и бросился на утек.

— Мардок, Кротыш, подстрелите главного!
– прорычал Старик, бросаясь ко второму вражескому мечнику, который умело защищаясь от атак гнома-упыря щитом, оттеснял того от своих стрелков.

Просвистела стрела, потом еще раз громыхнул гномий посох и убегающий лейтенант завертелся на месте волчком и упал в траву. В этот момент Хасан наконец смог сосредоточить свое внимание на вражеских стрелках и почти сразу же заметил это.

«Они же… Если я встану вон туда, до них обоих будет ровно десять шагов», - Хасан еще раз мысленно очертил круг и окончательно принял решение. Он бросил в траву меч и побежал к пращнику, оставляя позади сражающихся Старика и щитоносца. Не добежав пять шагов до пращника он отпрыгнул в сторону, еще в прыжке складывая руки и шепча заклинание:

—Три ключа поворачивают колесо водяной мельницы, поток тьмы создает волну!

Поток энергии повалил обоих стрелков на землю. Похоже в этот момент всех троих выживших стражников посетила та же самая мысль, что минутой ранее возникла у Хасана:

«Если мы не завалим этого мага, то мы покойники».

Мечник оттолкнул Старика и бросился к Хасану, пращник поспешил товарищу на помощь, размахивая невесть откуда появившейся дубинкой, а арбалетчик нацелил на чародея свое оружие.

«Ну вот, теперь вы все трое внутри круга».

— «Три ключа дважды поворачивают колесо водяной мельницы, поток тьмы создает волну! Поток тьмы создает волну!
– повторил Хасан еще раз, создавая таким образом две Волны Тени, которые, одна за другой, поразили его противников, опрокидывая их на землю и ломая им все кости. Вкус победы был столь сладок, что молодой маг почти не почувствовал боли от арбалетного болта, вонзившегося ему в плечо.

***

Очнулся он от того, что кто-то укусил его за палец.

— Ти-Ла-Ту… - сонно пробормотал Хасан.
– А я-то думал, чего это тебя не видно. Как у вас все прошло?

Мышь начала стремительно пищать, размахивая крыльями.

— Что? Киик убит? Тот, кто его убил, сидит возле дерева и жует соломинку? Веди меня туда!
– воскликнул чародей, окончательно приходя в себя, поднимаясь на ноги и делая Мардоку знак следовать за ним.

Если он и ожидал вначале, что увидит огромного великана с огненным мечом, то лишь до тех пор пока не обдумал как следует ситуацию. Он с самого начала предполагал, что отвлекающий маневр будет наиболее рискованной частью всего плана, так что кончина Киика печалила его куда менее, чем радовал тот факт, что остальные трое возвратились невредимыми. В самом деле, Киика мог запросто пристрелить какой-нибудь толстопузый ополченец, который на настоящее поле боя даже явиться в итоге побоялся. Хасан мысленно пообещал себе, что если все действительно так, то он сделает из труса замену погибшему упырю. Как раз в тот момент, когда он пришел к такому решению, писк старой мыши возвестил, что они на месте.

Вместо толстопузого ополченца возле дерева сидел сухой морщинистый старик в пастушьей одежде.

— Ты точно ничего не путаешь, Ти-Ла-Ту?
– с удивлением спросил Хасан.

Мышь начала пищать объяснения.

— Кто? Этот дед? Великий колдун? Попал в летящего мыша, метнув деревянный посох? Да ладно тебе, Ти-Ла-Ту. Этому старику осталось меньше, чем тебе. Через год-другой сам помрет.

Старик услышал, что говорят о нем, и поднял глаза.

— Ты, значит, у нас некромант? Убей меня поскорее. Не хочу на старость лет видеть, что ты сделаешь с моими внуками.

— У тебя нет внуков, старик. А если бы были, они были бы здесь, чтобы защитить тебя от меня.

— Много ты понимаешь… Когда живешь столько, сколько я, уже не делаешь разницы между своими и чужими внуками.

— Уходи, старик. Мне неведом ни один вид нежити, который мог бы получиться из твоего тела. В тебе даже вампирам пить нечего. Уходи, залезь в какую-нибудь дыру и, может быть, ты сможешь спокойно дожить отпущенный тебе срок, умерев раньше, чем лорд Ксан заполнит своими полчищами весь мир.

Старик мрачно посмотрел на него и произнес:

— Поверь, не ему предстоит заполнить этот мир своими полчищами. Раз ты так хочешь, то я уйду… Покамест. Но не забывай, что и ты ходишь под Всевидящими Очами.

С этими словами старый пастух поднялся и заковылял прочь. Хасан задумался, что же старик имел в виду, но его оторвал от размышлений знакомый ехидный голос, от которого у него всегда шли мурашки по спине.

— Ай-яй-яй, Хасан, какое безобразие!
– сказала Церцея Змея.

«Вот уж змея, так змея, подкралась-то незаметно, - раздосадовано подумал Хасан, косясь на Мардока.
– А ты чего встал, как столб костяной? Я тебя для того и взял, чтобы вот такие стервы ко мне не пробирались.»